Вот и сейчас он смотрел на мать в ожидании пояснений. Рано или поздно этот вопрос был бы задан.
– Потому что он тоже сармантиец, как и я, – сказала она мягко, бросив быстрый взгляд на Иврана с просьбой о помощи.
– Почему он хотел нас убить?
Потому что кто-то много лет назад заплатил Королеве Голодных Теней за смерть семьи Альбирео, а маленькой девочке удалось бежать, спрятавшись на торговом судне из Шравана. Она скрывалась там до самого порта, питаясь объедками, спала в трюме среди тюков с товарами, и ей, единственной из всех сармантийцев, что плыли на том корабле, повезло не попасть на невольничий рынок. Китери не смогла бы сказать этого своему сыну. Она все еще пыталась придумать какую-нибудь спасительную ложь, но вместо нее ответил Ивран.
– Этот человек наемник, – сказал он, подходя к Фарису и глядя на него с высоты своего роста. – Такие, как он, ищут нас. А мы должны прятаться. Теперь иди спать, завтра мы уезжаем.
Он всегда говорил с сыном как со взрослым, и это злило Китери, но что она могла поделать? В конце концов, Фарис слушал только отца. Хотя, нет, речь шла не о послушании, скорее – о согласии. Их сын делал исключительно то, что сам считал нужным, просто Иврану удавалось с ним договориться гораздо чаще, чем ей.
– И все же, куда мы теперь? – спросила она, когда вернулась, проводив сына в спальню и убедившись, что он лег в кровать.
Ее супруг достал из комода древний фолиант в кожаном переплете, что хранился под кучей тряпья. Проведя рукой по узловатым узорам на обложке, он решительно ответил:
– В Дорион.
Зима в Шраване лишь немногим отличается от лета. Ветер все время дует с моря, с севера, принося тяжелые тучи, что начинают таять, добираясь до теплого берега, и проливаются дождем. Караваны реже ходят через пустыню из-за песчаных бурь, и торговцев иногда приходится ждать неделями.
Иной была зима в Дорионе, куда прибыл Ивран со своей семьей. Продрогшая земля, скованная льдом и снегом, была столь же неприветлива, как и люди, населявшие ее. Серые улицы, серое небо, белый снег… Словно кто-то похитил все яркие краски.
– Я хочу в Шраван, – требовательно заявил Фарис, когда его, завернутого в одеяла, мать усадила на повозку к купцам, с которыми им было по пути.
– Я тоже, поверь мне, – вздохнула она, и изо рта вырвалось облачко пара.
Щеки щипал мороз, глаза слезились от порывистого ветра. У них было не так уж много денег, и почти все пошло на то, чтобы купить теплую одежду и заплатить торговцам.
– Скоро уже поедем, – сообщил Ивран, возвращаясь к своей семье.
Он протянул половину дымящейся булки Фарису, а вторую отдал жене.
– Твой сын только что в седьмой раз сказал, что хочет в Шраван, – сообщила Китери, поправляя шерстяной платок, которым была обмотана ее голова.
– О, не так уж и много, – улыбнулся тот. – На корабле он твердил об этом, не умолкая.
Женщина укоризненно сощурилась и подбоченилась. Когда она так делала, Ивран терялся и не мог ей противостоять. Вот и на этот раз он понял, что не избежит обвинений в свой адрес, если немедленно не предпримет хоть что-нибудь. Убедившись, что поблизости никого нет, и никто не сможет его подслушать, он подошел к своему сыну. Тот хмуро жевал, и хоть был приучен не разговаривать во время еды, то, что хотел сказать, можно было прочесть в его глазах.
– Я знаю, ты тоскуешь по своей земле, – Ивран смахнул снежинки, попавшие на покрасневшие руки его сына. – Но на самом деле ты вовсе не расставался с ней.
– Поясни, – проглотив, сказал мальчик. Потом подумал и добавил, – пожалуйста.
О, его нежелание просить и выражать признательность доводило Китери до ярости! «Ты избаловал его своими сказками, – часто говорила она, мечась по комнате, словно разгневанная львица. – Знаешь, что он заявил? Я не буду благодарить тебя за то, что ты делаешь для меня. Ты моя мать, и это твоя обязанность. Ведь ты не благодаришь меня за то, что я расту и учусь». Ивран тогда рассмеялся, за что супруга на него обиделась, правда ненадолго. Они не умели ссориться дольше, чем на миг. Когда живешь, озираясь через плечо и вздрагивая от любого шороха, начинаешь понимать ценность каждого дня, и было бы неразумно омрачать и без того сложное время раздорами.
– Ты из рода Бхарани, – улыбнулся Ивран, глядя на серьезное личико своего сына. – Шраван всегда с тобой, потому что он в твоем сердце.
Фарис откусил еще кусок от булки, и пока жевал его, хмурился, размышляя над словами своего отца. Видимо, найдя их достаточно разумными, он кивнул:
– Хорошо.
– Хорошо, – повторил Ивран и обернулся к жене.
Китери недовольно сплела руки на груди и подняла глаза к небу. Возможно, она могла бы справиться с сыном, но как противостоять двум безумцам, когда они объединяются против нее?!
Торговцы, с которыми они отправились в путь из Эйнерина, были шраванцами, из Рамашандского ундана. Почти всю дорогу они рассказывали о том, какая чудесная жизнь у них и их земляков. Наместник Саджин заручился поддержкой Дориона одним из первых. Хотя постоянные стычки с Левентийским и Даильским унданами продолжаются с прошлого столетия, зато торговля процветает. Особенным спросом пользуется древесина из дорионских лесов и, конечно же, руда из шахт Седых Холмов…
Ивран и Китери, слушая купцов, переглянулись. Они поняли друг друга без слов. Следующим их домом непременно станет Рамашандский ундан.
Они простились с торговцами у подножья горы, на вершину которой лежал их дальнейший путь. Где-то там, среди деревьев, выросших на камне, притаился город-крепость Орлиное Гнездо. Подъем был крутым, ветер сдувал путников с ног, а лес, над которым их вела дорога, походил на штормящее море с белоснежными гребнями на волнах. Они шли весь день и всю ночь. Фарис больше не повторял, что хочет в Шраван. Он молчал, берег силы и упорно шел вместе с родителями, словно пытаясь доказать себе и всему миру, что эта гора для него не преграда. Возможно, его упрямства хватило бы, чтобы подняться к самому небу, но Ивран не захотел проверять это. Он взял сына на руки, и тот мгновенно уснул, даже не успев ничего сказать.
На фоне посветлевшего неба Орлиное Гнездо походило на горный пик, в котором кто-то проделал отверстия для бойниц. Высокие стены, каменным мешком окружавшие пики башен, внушали трепет. Когда же путники прошли по мосту, решетка за ними опустилась, и они очутились на небольшой площадке, где не было ничего, кроме запертой двери. Китери вскрикнула, увидев лучников, что стояли на стенах, держа оружие наготове. Ивран прижал сына крепче к груди, хмуро оглядываясь по сторонам. Не такого приема он ждал…
– Зачем пожаловали, путники?
Невозможно было понять, откуда доносится этот голос. Он многократно отразился эхом от глухих стен.
– Мы пришли отдать вам книгу, – сказал Ивран громко на шраванском. Он немного понимал дорионский язык, но не говорил на нем.
Им пришлось еще долго ждать, прежде чем дверь открылась. Фарис успел к тому времени слепить из снега нечто, напоминающее пирамиду. Сооружение вышло бесформенное, но достаточно плотное, чтобы можно было метать в него нож, чем ребенок и занялся. Китери старалась делать вид, будто не замечает ни этого, ни того, что ее супруг еле сдерживает улыбку.
К ним вышел высокий худощавый старик с длинной, почти до колен, бородой. Он внимательно посмотрел на мальчика, кромсающего снежный ком, затем перевел взгляд на Иврана.