Повернув «Гомани» под самым острым углом, какой позволяла его конструкция, автопилот направил нос корабля в сторону Земли.
Ракеты, пущенные с перехватчиков, пролетели мимо. Пилоты истребителей дружно разинули рты при виде того, что показывали экраны. Корабли не были рассчитаны на подобные стрессы, не говоря уже об экипажах.
На высоте полутораста километров корвет выбросил ядерный реактор. Корабль продолжал падать, устремляя в небо испепеляющий жар, подобно исполинскому лазеру. Ослепительная вспышка озарила небосвод.
Корвет на полной скорости врезался в третий этаж здания «Юнайтед-Стил стандард», похоронив себя в фундаменте. Здание развалилось, рассыпав обломки в радиусе полукилометра. Две ракеты, пущенные, ему вслед с батарей противовоздушной обороны, врезались в огромную яму. На расстоянии десяти кварталов в домах вылетели все стекла.
Сила взрыва отбросила приближающиеся истребители, но пилоты понимали, что, не выброси «Гомани» реактор, их самолеты и четверть города разделили бы судьбу корвета. Теперь же последствия ограничились кратером на том месте, где высилось здание «ЮСС».
Не потеряв надежду атаковать противника, два корвета, патрулировавшие Сибирь, устремились в космос, пытаясь настигнуть «Хендрика Пинаара».
Земная орбита
Верещагин и Хенке бесстрастно наблюдали за происходящим в городе.
– Из праха мы возникаем и в прах обращаемся, – тихо произнес Верещагин; а Эско Пойколайнен стал зачитывать по радио объявление о причинах показной гибели корвета.
Уничтожение штаб-квартиры «ЮСС» должно было нанести компании смертельный удар, однако Рауль Санмартин настаивал с самого начала, что экспедиции необходимо продемонстрировать самопожертвование во имя долга, красной нитью проходящее через японскую культуру из поколения в поколение.
Стоя перед экраном, Верещагин вспоминал доводы, приводимые Санмартином. Для японцев не имело особого значения, была ли морально оправдана цель, ради которой Малинин и Рауль отдали свои жизни. Важно было то, что, умирая, они доказали свою «искренность». Если самопожертвование как таковое действительно завораживало японцев, то сейчас они получили возможность восхититься таковым.
Верещагин понимал, что без этого жеста японский народ не смирился бы с жертвами, которые принесла их экспедиция, но от этого легче не становилось.
Кольдеве отправил информацию во все газеты Японии, и в ближайшие дни японцы должны осоз-. нать> что представляла собой эта война. Такую цель и преследовал Рауль Санмартин. Оставалось лишь надеяться, что она будет достигнута.
Верещагин припомнил слова Рауля, что временной парадокс по сути маленькая смерть. Они покинули Зейд-Африку на два года, а вернувшись, обнаружат, что прошло семь лет. Антон осознал, что Санмартин выбрал большую смерть, дабы избежать маленькой.
К нему подошел Янковски.
– Сэр, челнок готов к стыковке.
– Отлично, Детлеф.
– Сэр, – неуверенно продолжал Янковски, – наша экспедиция причинила страшные разрушения. – Он видел, как потерявшие управление ракеты токийской ПВО угодили в густонаселенные районы, а участок вокруг здания «ЮСС» превратился в развалины. Полицейские и пожарники, походившие на экранах на крошечных муравьев, старались, чтобы огонь не перекинулся со зданий министерств на соседние дома.
– Есть одна причина, по которой они не станут нас преследовать, Детлеф, – произнес Верещагин. – Помня историю военного правления в Японии, элита боится предоставить армии сколько-нибудь значительную роль в руководстве страной. Мы продемонстрировали, что они не могут продолжать свою нынешнюю политику с помощью военных полумер, и предоставили им выбор между наделением армии властью, в которой они нуждаются для обеспечения безопасности Японии, и согласием на то, чтобы народы Земли и колонии шли своим путем. По-моему, они выберут второй вариант.
– А тебе не кажется, что они предложат Зейд-Африке независимость в обмен на твою шкуру? – спросил Хенке.
– Я бы охотно на это согласился, – невесело усмехнулся Верещагин. – Но тогда они должны были бы осудить меня. Не думаю, чтобы им этого хотелось.
– Стыковка завершена, – доложил Эско Пойколайнен.
– Пора отправляться домой, – объявил Антон.
Когда Хансу Кольдеве растолковали, что произошло с «Лайтуэллом Гомани», он с трудом пришел в себя и отправился в корабельную библиотеку перечитывать великолепное описание низвержения Люцифера в ад в «Потерянном рае» Мильтона.
Япония, Земля
Взятый под стражу капитан Тихару Ёсида был тайно осужден трибуналом и казнен. Спустя несколько месяцев Хироси Мидзогути предстал перед гражданским судом, и его приговорили к семи годам тюремного заключения. При выходе из зала он был убит членом ультраправой организации. Его вдова обратилась с просьбой разрешить эмигрировать на одну из колониальных планет.
Некоторые из соучеников Верещагина по штабному колледжу получили от него послания, отправленные Кольдеве. В разгар полемики после отставки правительства и столкновений между национал-патриотическими и антимилитаристскими организациями хранитель тайной печати – один из однокашников Антона – опубликовал ответ на полученное письмо и переслал его императору.
Как объяснил некий комментатор, «хорошая война могла бы объединить нацию, но, – к сожалению, Зейд-Африка для этого слишком мала и далека».
Эпилог
Зейд-африканская орбита, Зейд-Африка
Вторник (789)
Сидя за приборами на борту «Хендрика Пинаара», Николай Серый возбужденно взмахнул рукой.
– Капитан Янковски, к нам приближается корабль!
– Хорошо. Все по местам, – скомандовал Детлеф. Когда приказ был выполнен, он спросил у Серого: – Что там?
– Грузовой.
Янковски облегченно вздохнул.
– Отлично. Пустите его на орбиту для стыковки, чтобы мы могли убедиться, что это не замаскированный военный корабль, и сообщите Матти и Варягу.
– Они приветствуют нас, сэр, – сказал Серый. – Сообщают, что у них на борту посланник.
Альберт Бейерс поднялся, чтобы приветствовать худощавого японского чиновника, вошедшего в его офис.
– Добро пожаловать на Зейд-Африку, хеэр Маэда.
– Благодарю вас, – отозвался Маэда, вручая свои верительные грамоты.
– Пожалуйста, присаживайтесь, – продолжал Бейерс, не привыкший к дипломатическим хитростям.
– Спасибо. – Маэда сел. – Простите мое любопытство, но я в самом деле видел ребенка, работающего в вашей приемной, или ошибся?
– Да, это моя приемная дочь. Она говорит, что станет президентом, когда вырастет.
– Она выглядит весьма целеустремленной молодой особой, – заметил Маэда.
– Прошу извинить за прямой вопрос, хеэр Маэда, но какова позиция имперского правительства относительно моей страны?
– Вопрос не из легких, – улыбнулся Маэда. – В прошлом произошло слишком много неприятных эпизодов, и теперь необходимо решить целый ряд проблем.
– Если имперское правительство отказывается признать наше право на самоуправление, то, боюсь, неприятностей будет еще больше, – напрямик заявил Бейерс.
Заметив его беспокойство, Маэда слегка расслабился.
– Я искренне заверяю вас, что имперское правительство стремится к согласию и сотрудничеству.
– Надеюсь, мы сможем сбывать наши металлические сплавы с большей выгодой для обеих сторон.
Маэда улыбнулся.
– Вам придется обсудить это непосредственно с компанией, которая унаследовала интересы «ЮСС», но для народов всегда предпочтительнее сотрудничать на взаимовыгодной основе. Возможно, мне удастся навести необходимые справки.
– Я также прозондирую почву. – Бейерс поднялся. – Мне не хотелось поднимать этот вопрос, но какова позиция имперского правительства относительно подполковника Верещагина и других участников военной операции?
Улыбка Маэды стала шире.
– Подполковник Верещагин? Он и его солдаты погибли во время атаки на здание «ЮСС» в Токио, не так ли? Во всяком случае, так утверждали газеты. Трагическое следствие непонимания. Что ж, любые военные операции приводят к потерям. В японской конституции имеется весьма разумный пункт, запрещающий использование военной силы, если этого не требуют интересы обороны. Тем не менее искренность и цели Верещагина вызывают восхищение.
– Да, конечно, – промямлил сбитый с толку Бейерс.
Слушавший беседу по радио Харьяло с усмешкой заметил:
– Словно ничего и не произошло.
Верещагин постучал трубкой по бедру, рассеянно извлек пакетик с табаком, вскрыл его и начал набивать трубку.
– Иногда это к лучшему.
Антон похлопал себя по карманам в поисках огня. Харьяло улыбнулся и протянул ему зажигалку.
Пока высыпавшие на улицы люди праздновали, Бейерсу удалось заставить Ассамблею принять «Свистящего евина» в качестве национального гимна. Эта процедура откладывалась несколько лет, дабы не раздражать ковбоев и сектантов, но Альберту удалось убедить депутатов, что «Свин» все же лучше, чем волынки.