Ярла поняла, почему он так говорит. Он-то о своих родителях не знает вообще ничего, кроме байки, которой его Воллет кормить пытался.
- Да, я еще не поблагодарил тебя, - спохватился Лорк, - за то, что меня и во второй раз вытащила. Спасибо.
Кинжал-рондель он еще прежде Ярле вернул.
- Ну, я посадила, я и вытащила, - отшутилась Ярла.
- Честно говоря, я не слишком понял, как тебе удалось всех их убедить...
- Честно говоря, я сама это не слишком понимаю. Но понимаю, что мне пришлось изображать из себя пророчицу, то бишь врать. И это не сильно хорошо, потому что я не хочу обзавестись тенью-ведьмаком. И не просто врала я, а про наказание в виде зверя - очень уж напоминает кое-кого...
- Ну, ты ведь это ради Талвеона это сделала, не для себя, - с видом святой невинности заявил Лорк. - Будем надеяться, то хорошее, что могут дать знания Талвеона людям, все исправит.
Ярла усмехнулась. Лорк повторяет ее собственные мысли. В человеческой жизни постоянно так: между светом и тенью мечешься. Только что своих внутренних зверей победил, почувствовал в себе перемену - и тут же новые появляются, все с начала. Окончательная победа невозможна, по крайней мере, для большинства. Редкие живут больше на свету, чем в тени. Редкие...
Разговаривая о Талвеоне, оба они одновременно глянули в окно. И улыбнулись.
- Может, мальчишка не добежал еще. А может, и не разыщет, - сказала Ярла. - Тогда сами искать пойдем.
- Этот не добежал? Этот не разыщет? - изумился Лорк. - Вот уж ерунда. Этот кого хочет сыщет быстрее всех.
- Да ты же его один раз видел, а судишь.
- И раза хватило. Тот еще проныра.
По дороге в "Луну и блин" встретился им Самай, который имел дар в самый нужный момент на пути попадаться. Ярла попросила его сбегать до тюрьмы и узнать у стражника, где освобожденный Талвеон. А если узнает - найти ученого и расспросить, как у него дела.
- Он мне сказал почему-то, что я ему веру в людей вернул, - подразумевая Талвеона, задумчиво протянул Лорк. - До сих пор не пойму, почему.
- Ну-у... - Ярла замялась. Не заявишь же человеку напрямую что, вот, мол, ты лучше многих других, в тебе "помутнений" почти нет, поэтому и веру вернуть можешь. - Родственную душу в тебе увидел, вот, думаю, почему.
В общем-то, это тоже была правда.
- Первым священником, - заговорил Лорк о другом, - все уже уверены, станет отец Скейс. Другие двое вторых и главная сестра женской обители согласны. Но последнее слово, конечно, за Норвейром. Скорее всего, Первообитель, после того как прошлый ее ставленник зарекомендовал себя не лучшим образом, решит в пользу местной кандидатуры.
- Даже несмотря на сомнительное участие отца Скейса в деле Талвеона?..
- Для Норвейра дело Талвеона важно, но все же это только одно из многих дел об отступничестве. У нас поговаривают, Первообитель предпочтет оставить в покое одного еретика, лишь бы не ворошить происшествие с отцом Воллетом. Тут одно слишком связано с другим. Суд вынес оправдательное решение, для норвейрцев оспаривать его - себе дороже.
- Если только им не придет в голову объяснить безумие Воллета не раскаянием, а влиянием черного колдовства, которое сотворил еретик. Готовя свой спектакль, я думала о реакции Первообители... Но моей целью была свобода для Талвеона здесь и сейчас, а дальше... по обстоятельствам.
- У нас поговаривают еще и о том, что у Хосвейна есть некоторые знакомства в Норвейре.
- А-а. Ну, это меняет дело. К лучшему.
Ярла хотела добавить что-то еще, но не успела. Они оба увидели, как по дороге идут, приближаясь к "Луне и блину", двое. Точно сумасшедший заяц, скачет Самай - сделает несколько прыжков, остановится, ждет. А следом за ним шагает человек, знакомый и незнакомый одновременно. Оказывается, он высокого роста. Сильно исхудавший, но не утративший прямой осанки. Лицо без взлохмаченной бороды - совсем молодое. Волосы аккуратно подстрижены. Правда, движется этот человек медленно - ни Ярле, ни Лорку не надо объяснять, что суставы рук и ног после пережитого издевательства у него еще сильно болят. Но взгляд... Когда Талвеон подошел ближе и увидел двоих друзей через окно, взгляд его непохож был на взгляд человека, претерпевшего столько мучений. И на взгляд вырвавшегося на свободу узника тоже непохож. Чрезмерного упоения, опьянения свободой не было в нем. Это лишний раз говорило о стойкости Талвеона, о его способности и в заточении оставаться свободным, свободным внутри. Говорило о его силе и доброте.
Самай забежал в харчевню в ожидании двойной награды:
- Вот, вы вестей о нем просили, а я его самого вам привел.
Ну, не поспоришь: действительно две монеты заслужил. Спрятав заработанное в карман, мальчишка по своему обыкновению сверкнул зубами и испарился:
- С вами хорошо, да некогда, дела у меня.
Ну да, кто бы сомневался.
Вошел Талвеон - Ярла и Лорк невольно ему навстречу подались. Не из жалости к немощному, а потому только, что к таким людям хочется ближе быть. Все слова, готовые уже сорваться: "Да вам бы отдыхать пока, не выходить" - неуместны стали. Но без обоюдных расспросов, конечно, не обошлось. Талвеон после нескольких фраз понял, как устроилось все, или - как Лорк и Ярла все устроили. Поблагодарил в немногих словах, но таких, что теплотой и сердечностью от них веяло. Потом внимательно на Ярлу посмотрел:
- Ты сильно винишь себя, да? За то, что тот человек, Вейр Дарн, погиб?
Прямым текстом Ярла не обмолвилась об этом и словом - ей оставалось только удивляться, как Талвеон за такое короткое время сумел догадаться обо всем.
- Не будем...
- Это и меня касается. Ведь выходит, что ценой его жизни куплена моя. Ты не должна одна нести эту вину, на нас обоих она.
Ярла молча уставилась в стол перед собой.
- Есть тяжелые вещи, которые приходится нести до конца своих дней, - сказал Талвеон. - О них нельзя забывать. Но и падать под их тяжестью, поддаваться унынию тоже нельзя, ты же знаешь.
- Знаю, - откликнулась Ярла и расправила плечи, словно пытаясь поудобнее уложить на них эту тяжесть незримую.
Талвеон рассказал, что вчера его присутствие на суде даже не потребовалось. Во второй половине дня его освободили из тюремной камеры, отвели к лекарю, к цирюльнику, потом в баню, а потом поместили на приличный постоялый двор. Эту крышу над головой, пока ученый своими лекциями не заработает на другое жилье, ему будут оплачивать из городской казны.
- За год и забыл, какое это счастье - побриться да вымыться, да на мягкой постели спать, - заключил Талвеон с усмешкой. - Не говоря уж о том, чтобы поесть человеческой еды и трубку выкурить.
Прозвучало все это не жалобой, а так, в виде наблюдения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});