J.M. - Убийца теней

О, маленькая девочка со взглядом волчицы!

"Крематорий". "Маленькая девочка"

Есть пламя, которое все сжигает.

"Аквариум". "Маша и медведь"

1. За белыми стенами

Небольшая туго набитая матерчатая подушка маячит перед лицом. Разворот - сначала бедро, потом плечо. Кулак врезается в пружинящую поверхность. Подушка отскакивает чуть в сторону и возвращается на прежнее место.

- Меньше замах! - командует отец.

Подушка надета на его ладонь. Поэтому и от удара едва-едва отлетает. У него руки ой какие сильные.

Ярла хочет сдуть со лба прядь волос. Выбились из косы, в глаза лезут. Но сдуть не получается - прилипли волосы, пот по лбу ручьями течет. Вытирает рукавом.

И снова - разворот, удар.

- Кулак разворачивай! Запястье жестче!

Ярла бьет еще, еще и напоследок - не кулаком уже, а локтем. Вот теперь сильнее откачнуло подушку. Локтем раза в два мощнее удар, чем кулаком. И разворачивать его проще. И запястье...

- А, хитрюга! - отец в шутку легонько толкает Ярлу в плечо подушкой-"лапой". Сейчас можно ему пошутить, а ей - отдышаться. Перед следующим заданием.

- Локтем - оно, конечно, сильнее, - уже серьезно говорит отец. - Только опаснее: ближний бой.

Садится на скамейку с резной спинкой, новую - недавно ее под яблоней взамен старой, рассохшейся и потемневшей, поставил. Ярла косится недовольно сперва на отца, потом на деревянное завитушечное "кружево". Шлепается на скамейку рядом и теперь уже только на свои худые руки, одна с другой сцепленные, смотрит.

Отец Ярлины мысли угадывает - про эти самые худые руки, про то, что им таких вот узоров по дереву никогда не вырезать: сил не хватит. Берет отец ее ладони в свои. Ярла хмурится. Вот ведь, точно: его один кулак - как ее два, и запястье у него, как если ее оба вместе сложить. Ему хорошо "жестче"...

- Ты на природу-то не дуйся, - говорит отец. Спокойно так, без насмешки. Если бы иначе - вскочила бы Ярла и в дом убежала, или наоборот, со двора прочь, на улицу. Но он ее характер знает, давно выучил.

- Так уж оно есть, что чаще женщина слабее мужчины. Но кроме силы одной скорость существует. Тренировка, умение. Оружие, опять же. А в повседневной жизни тебя еще и дар наш всегда обережет. Были и до тебя среди видунов женщины, были и есть, не меньше их, чем мужчин. Были и такие, кто охотой занимались. - Отец достает из кармана длинную полоску плотной ткани, начинает туго бинтовать Ярле запястье и кисть. - Вот этим, когда к серьезному делу готовиться будешь, не пренебрегай. Вроде, тряпка, а правильно намотаешь - крепкость дополнительная.

Свободной ладонью Ярла трет нос.

- Оружие - вот и учил бы больше с оружием. Я, что ли, ларвов на честный поединок с пустыми руками буду вызывать?

Отец усмехается, качает головой.

- А я, что ли, тебя не учу с оружием-то? Сама знаешь: нам все уметь надо. Даже если нашим делом решишь не заниматься - научить я тебя всему должен, что сам знаю. Хотя бы для безопасности твоей. Потому что - дар даром, но и угроза в нем... А ты в свой черед своих детей научишь, если будут.

С левой рукой закончено, Ярла пересаживается от отца по другую сторону, чтобы ему удобнее было правую бинтовать.

- Что ты все заладил - не станешь да не станешь нашим делом заниматься... Стану.

- Воля твоя. Это ведь мы сами, наш род да еще некоторые решили когда-то, что такой путь выбираем. Никто не приказывал, не заставлял. И не за всех потомков решили. А так - каждый сам решает за себя.

- А много тех, которые решают не охотой жить, а другим чем, как люди обычные?

- Много не много, а есть. И среди мужчин, и среди женщин. Женжина-видунья, случается, сама не охотится, а сына, если пожелает он, какому-нибудь воину на обучение бойцовскому искусству отдает. А прочие знания, помимо воинской науки, сама передает ему - вот и получается сумеречный охотник.

- А я так не хочу. Я сама хочу как ты, охотником быть... - встает Ярла со скамейки. - Все, отдохнула, давай продолжать.

- Давай, продолжай, - отец указывает на мешок с песком, подвешенный к толстой яблоневой ветке. - С разворота, по сто раз каждой ногой.

Ярла морщится:

- Сам же говорил, что с разворота удары в настоящей драке не годятся. Даже с людьми, а уж...

- В драке не годятся - если в совершенстве не научишься. А координацию неплохо развивают.

- А руки зачем бинтовал? - не рассчитывая на перемену задания, из одного упрямства приводит последний довод Ярла.

- Поработаем еще и руками.

И вдруг все это - летний вечер во дворе, красно-золотой с лиловым отсветом закат, скамейка под яблоней - начинает истончаться, таять, развеивается туманом. Последним тает отцовское лицо, такое знакомое, такое родное лицо в обрамлении курчавых волос и короткой бороды. Суровая складка губ, глаза, которые умеют, когда надо, холодом сверкнуть. Но на нее-то он смотрит не так. На нее - всегда по-доброму, и улыбается часто...

Растаяло, ушло. Открыла Ярла глаза - небо над головой. Хмурое небо и косой белый парус фелуки, как птица с подбитым крылом. Вот это уже не сон, это настоящее.

Рядом сидело человек десять или больше народу, но Ярла была уверена, что ее пробуждения никто из них не заметил. Потому что никто и не знал наверняка, задремала она или просто полулежала, привалившись к своему заплечному мешку и веки смежив. А проснулась тихо, без всяких потягиваний и зевков. Уж в таких-то пустяках собственное тело ее не подводит.

И все-таки в лодке не стоило спать. Пусть попутчики с виду - люди мирные: купцы, по одежде судя - из середнячков не богатых и не бедных, без большой поклажи, не по торговым делам плывут, по личным. Потом еще двое ремесленников с коробами, в которых кожаные ремни, кошели и другие вещицы разные. Пожилая дородная крестьянка, укутанная в непомерных размеров вязаную шаль. Женщина помоложе, в городской одежде, с ней ребенок. Старик в коричневой рясе служителя веры Двух Берегов. Парень с котомкой, из которой угол толстой книги виднеется. Может, в лореттскую ученую общину направляется юнец.

Обычные люди. Вот разве с одним из купцов дела никому бы лучше не иметь... Присмотришься - и сразу догадка царапается: нечист на руку. Есть в нем то неуловимое, что видуны "замутненностью" зовут или "затемнением". Замутненность эта не глазами различается, а внутренним чувством, внутренним зрением, которому имени нет. Но с этим купцом все же не так еще плохи дела, чтобы скаредность его совсем заела. Пока - не так.

А остальные попутчики и вовсе без всяких оговорок, без догадок. А Норола - не такая широкая река, чтобы до берега не доплыть, если в воде окажешься. Даже если бы внезапно это... Ну, если вообразить, представить: вдруг взяла и потонула фелука. И все за бортом. Не на воде, а под водой - ведь захлестнуло бы с головой, потянуло ко дну вслед за лодкой. Но она, Ярла, вынырнула бы, выплыла, и сомневаться нечего. Но все равно днем-то спать не надо в пути. Не от попутчиков опасность, не от кораблекрушения - так мало ли от чего еще. Такая уж у видунов жизнь, что всегда нужно на чеку быть.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});