… А там, в детстве катер на двух моторах летит как птица по широкой Томи, оставляя за собой пенящиеся буруны. Река ослепительно блестит на солнце. Берега сонно и снисходительно плывут за нами в дымке жаркого полдня, и все-таки отстают, остаются далеко позади, оглохнув от шума. Впереди, на повороте, у крутого левого берега перекат… Отец, еще молодой, подставив лицо ветру, радостно смеется и кричит мне, перекрикивая шум воды, играющей галькой:
— Танча! Эх, и силища!
Я улыбаюсь ему в ответ… Лодка прыгает по бурунам, но, ведомая опытной рукой, легко проходит опасное место…
Мне там двенадцать лет, и с отцом мы с мамой уже не живем…
Не нам, детям, судить своих родителей, нам остается только одно — понять и любить… Это жизнь скручивает нам руки нашими же слабостями, которые совершают за нас, то, что мы, как нам кажется, никогда бы не совершили? Или мы сами совершаем то, что наша жизнь нам непременно когда-нибудь поставит на вид?.. Это зависит от того, что вы об этом думаете. Но об этом можно и не думать, а просто плыть по течению… Раскинув руки и глядя в бездонное небо, обрастая неизбежными морщинами и сединами…
…А тогда было очень холодно. Двадцать пять лет спустя после солнечного дня, когда мне было двенадцать лет. Я так и не согрелась в тот долгий зимний день. Я искала отца. Просто накануне пришло сообщение, что адресат выбыл. Страх утраты поднял голову и посмотрел мне в глаза. Но нет… Я нашла отца. Адресат по известным ему одному причинам сменил место жительства… Жуткие морозы стояли в то Крещение… Передо мной мелькали незнакомые дома, заборы, трубы… Дымы… Пахнет углем, дровами… Собаки лают на меня из-за заборов… Но я теперь знаю адрес. Я найду… Вот этот дом… Врос в сугробы, нахлобучил крышу по самые ставни, и печь не топится. Студеный, багровый закат заглядывает в маленькие окна. Стучу. Стекло дребезжит в рассохшейся раме. Минута растягивается невыносимо, заставляя меня вздрогнуть, когда наконец открывается дверь… Отец, испитой, потемневший, постаревший, прищурясь, смотрит на меня из сырой, холодной темноты сеней и хохочет:
— Откуда ты взялась, Танча?
Он шумный и пьяный… И холод в доме… И спирт в стакане… И я рада… Что нашла его… Живого… А портреты Высоцкого и Есенина на своем месте, на шкафу. Ничего не изменилось и изменить уже не удастся.
Ощущение утерянного навсегда им и мной поселяется безжалостно в моем рюкзаке. И пускай живет там. Я буду взглядывать иногда этому утерянному навсегда в его жесткие глаза, чтобы помнить, как это больно — терять…
…Я иду по жизни с обычным рюкзаком за плечами, иногда не узнавая лиц, не замечая расстояний. Иногда запоминая ночь… и забывая день, собирая в ладони капли дождя, и подставив лицо снегу. Иногда я начинаю мучительно и больно падать, когда надежда покидает меня, земля уходит из-под ног, а небо стремительно удаляется в величественной вышине, но… сын протягивает мне руку и говорит:
— Прости, мама…
И ощущение этой минуты я сохраню навсегда…
Спасая от размывающего безжалостно все времени, прячу эти слова в свой незаменимый рюкзак, чтобы там когда-нибудь найти силы устоять… на краю… или поделиться сокровенным.
… И сколько их, таких сокровенных угольков, у каждого… Они тлеют там, где-то в прошлом, может быть угасая вдали, но стоит к ним прикоснуться душой, и она отогреется, встрепенется…
…Раннее утро. Конец лета… На даче… Осень уже брызнула золотом на березу напротив окна. Дети еще спят. Только младший уже шлепает ко мне босыми ногами.
— Смотри… — говорю тихо сыну, показывая на березу. — Да, нет… смотри на скворечник…
На старой березе, в скворечнике, где давно уже не селились птицы, выглядывает бурундук. Он вдруг, словно о чем-то спохватившись, вынырнул из птичьего домика, мелькнув полосками на спинке, соскользнул с дерева и побежал по дороге. Но остановился… и, прижав лапки к груди, отчаянно заверещал неожиданно звонко… А мы своим смехом, помню, разбудили всех…
…Сколько их таких минут, дорогих сердцу, движет нами, заставляет рулить большим и малым в этой жизни, поворачивать колесо времени, населяя данный нам отрезок времени отражением внутреннего, сохраненного глубоко в потайном кармане, мира… отражением, не всегда нужным этому самому отрезку…
Время… Обласканное поэтами и ненавидимое влюбленными и стариками… То расстилающееся так далеко впереди, то обрывающееся внезапно под ногами. Как-то старший сын меня спросил с улыбкой "… зачем сожалеть о времени, мама?" "А я может быть и не сожалею… Просто вдруг осознаю, что что-то мне уже никогда не сделать… не успею…", ответила я ему.
Поэтому я и собираю их по крупицам… Ощущения снега, чувство дождя, мысли сына, взгляд любимых глаз, дыхание леса, молчание утраты…
Мне нужен ветер, ветер перемен, после которого мой город становится пронзительно-красивым, ветви деревьев тянутся к потрясающему, умытому красками и дождем небу, и мне тогда нет дела до осточертелостей мелкого… И хочется обнять весь мир… И тогда я могу слышать дыхание счастья в воздухе, и шепот любви в шелесте листьев… Просто это навсегда со мной…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});