Ознакомительный фрагмент
— Я был на корте, — машинально сказал Мальгин и стремительно вышел из кабинета, хотя мог бы связаться с клиническим отделением Готарда Стобецкого по селектору. — Кто его привез? — спросил он уже на ходу, вскакивая в коридоре в первую попавшуюся «улитку» институтского конформного лифта.
— Спасатели, кто же еще, — забубнил Заремба в спину. — Некто Жостов и двое врачей, одного я немного знаю по практике — Джума Хан, врач «Скорой».
«Улитка» вынырнула из коммуникационной шахты у двери с зеленой полосой под номером два, бесшумно свернула прозрачные перепонки выхода.
Бокс номер два был собственно нейроклиникой, и заведовал ею Готард Стобецкий, нейрофизиолог и врач с тридцатилетней практикой. Шел ему шестьдесят второй год, но выглядел он на тридцать пять: молодой, гладколицый, уверенный и обстоятельный до пунктуальности. Ошибался Стобецкий редко и, вероятно, поэтому не допускал мысли, что может быть не прав. Это его качество раздражало Мальгина, но в остальном они давно притерлись друг к другу и хорошо знали свои возможности, сильные и слабые стороны, хотя это не мешало им вести деловые и неделовые споры и отстаивать свою точку зрения. Но не до вражды.
Пространство клиники было функционально и эстетически организовано таким образом, что любая палата — а их было около трех десятков — имела прямой лонж-выход в операционный и процедурный комплексы, и выглядело это ячеистыми янтарными выступами, напоминавшими обнаженные светящиеся пчелиные соты, которые упирались в причудливо изогнутые палевые «бутоны» реанимакамер. Дежурный терминал управления операционной прятался в хрустально-белом «бутоне», сквозь стенки которого были видны врачи за двумя развернутыми пси-вириалами[5] стационарного диагностера и медицинского информ-банка.
Стобецкий, заметив заведующего первым отделением, жестом попросил соседа освободить кресло. Мальгин, кивком поздоровавшись со всеми и пожав Готарду руку, сел. Виом напротив показывал внутренности реанимакамеры с телом Шаламова. В правой верхней четверти оперативного фронта изображения загорались и гасли строки бланк-сообщений, а чуть ниже — данные медицинского анализа.
— Нечто странное, — отрывисто бросил Стобецкий. — У него парадоксальный статус абсанса,[6] резко нарушена нейроцитоархитектоника мозга: таламус сплющен и загнан в нейтропиль, оба полушария срослись в одно целое, промежуточный мозг проник в средний, сетчатое образование исчезло, мозжечок увеличился в объеме в два раза… ну и так далее. Никогда не видел ничего подобного!..
Левая нижняя часть виома отразила голографический разрез мозга пострадавшего. Алая стрелка показала узлы нарушений и переродившиеся участки коры.
— Кроме того, ПНС[7] у него расположено прямо над тазом, а не на границе брюшной полости, — добавил заметно волнующийся Билл-старший, заместитель Стобецкого, приступивший к работе всего три дня назад. — Такое впечатление, будто оно «сползло». А corpus callozun[8] увеличилось и соединило полушария!
— По данным коллег, — Стобецкий кивнул в сторону группы мужчин в фирменных голубовато-зеленых комби — такие носили все врачи «Скорой помощи» и спасательной службы, — его организм большую часть времени отказывается регулировать деятельность внутренних органов.
— Что значит «большую часть» времени?
Один из гостей, рослый, черноволосый, загорелый до цвета красной меди, с хищным носом и черными цепкими глазами, придвинулся ближе.
— Это значит, что иногда этот парень вдруг сам выкарабкивается из беспамятства и организм начинает ему подчиняться. Не надолго, на три-четыре минуты, но и это удивительно, ведь по сути он фрустрирован.[9]
— Простите, с кем имею честь?
— Джума Хан, — представился черноволосый, и Мальгин понял, что его загар — нормальный, естественный цвет кожи.
— Нейрэктомию[10] делали? — спросил Стобецкий, манипулируя секторами диагностера.
— Конечно, данные в персонбанке. У него прогрессирующая гетероплоидия.[11] И при всем том парень умудряется всплывать из преисподней и разговаривать как вполне нормальный, почти здоровый человек! Очень сильная личность.
— Учтите, он ко всему еще и слеп, — невпопад вмешался Заремба, дыша в затылок Мальгину.
— Где Таланов?
— На связи с индийским филиалом, через пару минут явится.
Виом вдруг подернулся рябью, стершей все надписи. Приглушенно прозвенел колокол внимания. На мигающем огнями «кактусе» вириала зажглись голубые и зеленые огни отмены контактного контроля.
— Он просыпается, — быстро сказал Джума Хан. — Зафиксируйте параметры в момент «всплывания», это важно.
— Пациент в сознании, — четко доложил инк-координатор клиники.
Виом прояснился.
Лицо Шаламова с открытыми глазами было повернуто к людям (видеокамерам, конечно), так что создавалось впечатление, будто он их видит, хотя спасатель был слеп.
— Джума, — позвал он.
В группе, обступившей Мальгина и Стобецкого, произошло общее движение.
— Я здесь, Даниил, — с небольшим опозданием ответил Джума Хан, покосившись на Мальгина.
— Где я?
— В Москве, в Институте нейрохирургии.
Шаламов помолчал: в зале повисла хрупкая тишина. Было видно, что держится спасатель с большим трудом, колоссальным напряжением воли — по лицу его поползли капли пота.
— Клим, ты тоже здесь?
— Да, — каменно-твердо ответил Мальгин, шевельнув желваками.
Шаламов усмехнулся, не мигая. Заремба невольно поежился.
— Тогда я могу быть спокоен. Не давай никому меня резать, Клим, меня нельзя резать. Даже тебе. Понял? Даже тебе!.. Ты понял? — настойчиво повторил спасатель.
— Да, — ответил Мальгин.
Шаламов еще несколько мгновений с улыбкой, кривой, понимающе-иронической, сожалеющей, странной, смотрел (не видя!) на замерших врачей, потом расслабился и откинул голову, глаза его закрылись.
— Потеря пульса, — отозвался инк. — Активирую ВРС,[12] дыхание, нейропинг, блокирую выделение избыточных доз вазопрессина, окситомицина.
— Дьявольщина! — произнес Стобецкий. — Это же невозможно!
— Что именно? — сухо спросил Мальгин с чувством, близким к растерянности, глядя на тело друга, опутанное шлангами и проводами. Шаламов всегда был похож на дерзкого и удачливого пирата, по-мужски красивого, склонного к риску, решительного и упрямого, настолько уверенного в себе, в своей неуязвимости, что трудно было представить, будто с ним может произойти какое-либо несчастье. Во всяком случае, Мальгин знал его давно и никогда не думал, что Шаламов, олицетворяющий по натуре тип джек-лондоновского героя, вдруг окажется в положении смертельно больного…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});