Рейнольдс перевел взгляд на капитана Макреди. Тот тоже покинул судно и теперь сидел на каком-то тюке, рядом с железной клеткой, которую метис Петерс установил на снегу для собак. Капитан был укутан в несколько шерстяных плащей, поверх которых надел непромокаемую накидку, а на голове у него красовалась шапка с наушниками, одна из тех шапок, какие в шутку называли «валлийскими париками». Наблюдая за мощной фигурой капитана, сидевшего совершенно неподвижно, как будто он позировал художнику, Рейнольдс понял, что должен немедленно вывести всех их из этого оцепенения, пока экипаж в полном составе не погрузился в беспробудную спячку. Пришла пора просить Макреди, чтобы он выделил людей для обследования местности, после чего они могли бы продолжить путь к цели, сулившей им в случае успеха такую славу и такое богатство, о которых они не могли и мечтать: найти проход к центру Земли.
Тем не менее Рейнольдс продолжал лишь наблюдать за капитаном, не решаясь подойти к нему. Капитан был ему неприятен. Рейнольдс считал его человеком грубым, циничным и неуравновешенным, принадлежащим к тому типу людей, которых трудно вообразить утешающими приятеля, пережившего разочарование в любви, и которые способны пожалеть разве что легавую, угодившую в капкан. То была взаимная неприязнь, более того, ненависть, которая по причине существовавшей иерархии неизбежно заразила всю команду, и Рейнольдс очень скоро обнаружил, что в составе руководимой им экспедиции нет ни одного симпатизирующего ему человека, за исключением Аллана, сержанта-артиллериста, мечтавшего стать поэтом. Они двое были самыми молодыми участниками экспедиции, и, наверное, потому, что сержант был единственным, кто не видел в нем капризного щеголя, между ними возникло что-то похожее на дружбу. Но сейчас Аллан, вероятно, сидел в своей каюте и изливал слова на бумагу, почти не касаясь ее пером, с такой же нежностью, с какой мимолетная тучка пишет каплями дождя на речной глади. Так что Рейнольдс ковырял снег носком сапога, набираясь смелости, чтобы выйти на поединок с Макреди, а именно такой характер приобретали в последнее время его беседы с капитаном — они напоминали дуэли, только без шпаг, в которых Макреди стремился, образно говоря, поразить его в самое сердце.
Смелости Рейнольдс обычно набирался за десять минут, и этого времени с лихвой хватит, чтобы я успел поприветствовать вас, прежде чем вы окунетесь в эту историю. Воспитанность наряду с улыбкой и адюльтером относится к числу немногих вещей, отличающих нас от животных, и мне хотелось бы думать, что мое поведение, пусть даже оно и не совсем обычно, не имеет ничего общего с поведением животных. Так что считайте, что я вас пригласил: входите, наливайте себе бокал любого напитка и усаживайтесь в приглянувшееся вам кресло возле камина. Разве есть лучший способ послушать историю, происходящую в полярных льдах, чем усесться у огня с бокалом в руке, побалтывая его содержимое? А теперь, когда вы удобно устроились, позвольте попросить у вас извинения за то, что я начал свой рассказ с этого места, а не с прекрасной истории любви, речь о которой у нас впереди. Но если я начал именно с этого, а не с рассказа про восхитительную мисс Харлоу, то это произошло просто-напросто потому, что я счел такое начало наиболее подходящим. Все мы любим наслаждаться солнечным днем, но разве такие дни не кажутся нам еще более прекрасными после ночной бури, когда гроза — это уже всего лишь воспоминание и мир отдыхает, погрузившись в сладостный покой?
Так что вернемся к Рейнольдсу, который спустя десять минут устремил свирепый взор на капитана Макреди. После стольких усилий, затраченных им, чтобы добраться до этого места, он не собирался позволить самоуверенному и тупому моряку помешать ему довершить задуманное. Он сжал кулаки в карманах и решительно зашагал по снегу, направляясь к человеку, который из-за своей нелепой спеси становился последним препятствием на пути к заветной цели. Как он и ожидал, увидев его перед собой, Макреди поморщился, не скрывая досады.
— Приветствую вас, капитан, — поздоровался он.
— Что вам угодно, Рейнольдс? — осведомился тот, недовольный, что его оторвали от важного дела, состоявшего, по всей видимости, в том, чтобы испытать, как мороз постепенно пробирает до костей, и проследить, чтобы снег сохранял свою белизну.
— Мне бы хотелось уже сегодня начать обследовать это место, — отвечал Рейнольдс напористо. — Не думаю, что мы должны сидеть сложа руки и дожидаться, когда льды растают.
Капитан усмехнулся как бы про себя и несколько секунд молчал. Затем с нарочитой медлительностью поднялся и встал во весь свой угрожающий рост.
— Значит, по-вашему, мы сидим сложа руки, дожидаясь, пока льды растают? — проговорил он.
— Если вы и делаете что-нибудь еще, то очень хорошо это скрываете, капитан, — ответил Рейнольдс, вложив в свои слова максимум иронии.
Макреди презрительно засмеялся.
— По-моему, вы не очень хорошо понимаете ситуацию, Рейнольдс. Позвольте, я вам ее разъясню. Знаете ли вы, что является причиной треска, что будит нас по ночам? Это лед, Рейнольдс. Да, проклятый лед, все сильнее сжимающий наше бедное судно и разрушающий его корпус, из-за чего, вероятно, когда произойдет таяние, если оно, конечно, случится, судно будет настолько повреждено, что не сможет плыть. Вот каково в точности наше положение. Что мы можем сделать в такой ситуации? Я скажу вам, Рейнольдс: единственное, что мы можем сделать, — это покинуть судно и отправиться в путь по замерзшему морю, пока не доберемся до земли, а это могут быть сотни километров, которые придется преодолевать со снаряжением, продовольствием, корабельными шлюпками и, по крайней мере, двумя железными печками и соответственным запасом угля, чтобы не замерзнуть по дороге. А теперь скажите: много ли шансов на успех у такого плана?
Рейнольдс не ответил. Ему самому такое решение представлялось, конечно, безрассудным. Никто точно не знал, как далеко и в какой стороне находится берег, а брести наугад по местности, утыканной торосами, через которые пришлось бы тащить тяжело груженные сани, было самоубийственной затеей. Но если отбросить этот безумный план, то оставался еще один, безумнее, чем первый. Рейнольдс слышал, что в подобных ситуациях некоторые капитаны приказывали соорудить временный лагерь прямо на льдине, чтобы течения увлекли за собой импровизированный корабль изо льда и снега, хотя случаи, когда подобный хитроумный план увенчался успехом, можно было пересчитать по пальцам. Рейнольдс даже не осмелился предложить капитану подобный вариант. Куда предпочтительнее, конечно, было забраться в убежище, каковым продолжало оставаться их судно, и, потягивая ром, ждать каких-нибудь перемен. Любых. Но он не собирался сидеть сложа руки в ожидании чуда. Глупо было не обследовать местность, коль скоро они здесь очутились.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});