Пока что они не знают, чего ожидать от Майкла.
Мэллори смотрит на него, разглядывает его: от разлета ключиц, виднеющегося в вороте черной рубашки до серо-голубых глаз — больше не холодных, по крайней мере, для неё и прямо сейчас. Она увидела его другую сторону, и, в чем бы она себя не убеждала, это не изменится.
— Ты тоже боишься, — Майкл склоняется к ней, близко, так близко, что она может разглядеть темно-синий ободок его радужки. Тонкий, едва заметный. Мэллори вздрагивает, когда Лэнгдон ведет носом вдоль её шеи. — Не бойся. Корделия ничего не сможет сделать.
Кто-нибудь другой сказал бы «пока я рядом», но Лэнгдону вообще не нужно было говорить что-то подобное. Мэллори чувствует его силу, обволакивающую и перекрывающую чары Корделии напрочь, заглушающую зов Верховной ведьмы, что пытается собрать свой Ковен вместе. И терпит неудачу.
Она знает, что это его воздействие закончится, стоит ей выйти к Верховной, но благодарна и за эту попытку ослабить их связь.
Майкл прикасается кончиками пальцев к её губам, наблюдает за реакцией, и она судорожно тянет воздух, пропитанный его запахом, чтобы утихомирить странное чувство, рождающееся за ребрами и распирающее грудную клетку. Мэллори знает, что Майкл Лэнгдон способен внушить не только страх, но и желание — в том числе желание идти за ним куда угодно, хоть по углям босиком, а ещё она знает, что сейчас он даже не пытается.
Ему не нужно, чтобы Мэллори принадлежала ему душой и телом. Ему нужно, чтобы она стояла рядом с ним.
Она сглатывает.
— Гости ждут, — напоминает негромко.
— Верно, — тянет Майкл, и уголки его губ приподнимаются в усмешке. — Нам всё же стоит поторопиться, — но, прежде, чем вновь взять её за руку, он легко касается губами кончика её носа и тут же отступает назад.
Будто ничего не было.
Тогда почему у неё горят щеки?
Корделия там, внизу, и она не одна. В памяти Мэллори всплывают имена: Мэдисон и Миртл. Она помнит их по академии, помнит, что Мэдисон всегда считала её малахольной идиоткой, по ошибке названной особенной. Вспоминает Миртл, для которой мода была единственной признаваемой религией. Мэллори ощущает их силу прежде, чем видит, а когда видит — вздрагивает, и Майкл сжимает её ладонь, электрический импульс пробегает по сплетенным пальцам.
«Никто не может управлять тобой, — он снова в её голове. — Ты можешь дать отпор любому из нас, и тебе это известно»
Верховная ведьма и её Ковен — все в черном. «По средам мы носим черное, — усмехается Мэллори. — Но разве сегодня среда?». Корделия смотрит на неё, и выражение изумления на её лице меняется почти что испугом, неверием и снова шоком. Удивить Верховную? Done. Мэллори слышит её зов в своей голове, он похож на песню, мелодичную песню Fleetwood Mac о Семи Чудесах, которые стоит увидеть, и это осталось у Корделии от Мисти Дэй, о которой она так часто вспоминала, сравнивая её силы с силами Мэллори.
Майкл не выпускает её ладони.
Среди ведьм стоит и Коко, и выглядит она паршиво, надо сказать. Так ей и надо, чертовой суке. Дайана Стивенс тоже там, внизу, скрещивает на груди руки и наблюдает, но не желает вмешиваться. Мэдисон таращится на Мэллори, будто увидела привидение, цепляется взглядом за переплетенные пальцы, и её кривит.
— Вернулась из мертвых, сучка? — цедит она.
Мэллори молчит: зачем отвечать? Корделия делает шаг вперед.
— Мэллори, мы боялись, что тебя отравили вместе со всеми, — и в её словах столько искреннего участия, что к ней хочется бежать со всех ног, обнять, уткнуться в её пахнущую травами и духами одежду. Но только это всё ещё та Корделия, трясущаяся за свою власть и знавшая судьбу Мэллори до последнего дня. Знавшая, но ничего не сделавшая.
— Но я жива, — коротко отвечает Мэллори и добавляет мысленно: не благодаря тебе.
Миртл смотрит на неё так, будто не может поверить, что видит перед собой бывшую ученицу. Оглядывает её с головы до ног, от влажных после душа волос до босых ступней.
— Детка, ты выглядишь отвратительно, — сообщает она. — Когда ты училась в академии, твой вкус был элегантнее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Я поражен в самое сердце, — хмыкает Майкл спокойно и ядовито. — Как печально, что вы не оценили мой выбор одежды. Однако он, определенно, лучше, чем серые платья, которые Мэллори пришлось носить по вашей милости.
Зов Ковена в голове становится невыносим. Из плавной музыки он превращается в пронзительный звон, приправленный настойчивыми голосами. Мэллори впивается ногтями в ладонь Майкла. «Вернись к нам, — зовет её Корделия. — Твое место здесь, в Ковене, а не рядом с колдуном-отщепенцем, от которого отказались даже его слабые сородичи. Твое место среди ведьм, детка, вспомни, чему мы тебя обучали!». Она старается звучать уверенно, да только в её тоне прячется страх. Его можно ощутить в воздухе, и он пахнет полынью.
«Я думаю, это плохая идея, — отвечает Мэллори. — Я не вернусь»
Корделия обеспокоена, это видно по её глазам. Её застали врасплох, и она понятия не имеет, как действовать, у неё нет запасного плана. Неужели это — будущее, которого она не смогла предвидеть? Воздух в бункере накаляется, искрит силой, её практически можно увидеть, если постараться. Верховная зовет, и что-то внутри Мэллори всё ещё могло бы откликнуться на её зов.
Она не хочет.
«Майкл Лэнгдон принёс нам конец света, Мэллори, — глава Ковена терпелива, но её терпение на исходе. — Превратил в пепел всё, что было тебе дорого, а ты отказываешься помочь нам победить его. Только ты можешь его уничтожить»
У-нич-то-жить.
Какое интересное слово.
— Дамы, дамы, — тянет Лэнгдон, и ему явно весело. — Вы упускаете одно: вы не можете победить меня, ведь я уже победил вас. Боюсь, вам будет тяжело вытащить мир из того состояния, в котором он сейчас находится.
Миртл кривит губы:
— Мир ещё можно спасти, в отличие от твоего выходного наряда.
И Мэллори может слышать её мысли: колдуны никогда не умели одеваться правиль-но. В каждой из ведьм она ощущает страх напополам с веками взращиваемым превосходством над другими: над мужчинами-магами и над людьми, и это вызывает в ней волну гнева такой силы, что она вышвыривает Корделию из своей головы, как отшвырнула когда-то Майкла Лэнгдона, стоило ему надавить на неё.
Верховная не отшатывается, но щека у неё дергается, как от боли.
— Мэллори… — тихо произносит она, забывшись. — Что ты делаешь? Что ты с ней сделал? — она поворачивается к Майклу. — Как ты её заставил?
Он вскидывает плавно очерченную бровь.
— Заставил?
— Разумеется, заставил, — Миртл снова вступает в разговор. — Никто не пойдет за тобой в здравом уме, мальчишка.
Лэнгдону весело, и он останавливает мисс Мид, потянувшуюся было к оружию, одним движением свободной руки.
— Неужели за полтора года после Апокалипсиса ваша сила настолько ослабела, что вы не чувствуете: на Мэллори нет больше ничьих чар? — он выпускает её ладонь, показывая, что никого не держит, и даже не пытается. — Мэллори свободна в своем выборе, и я её не держу. Даже за руку. Связь ведьм достаточно сильна, чтобы призвать её обратно, однако и у неё есть предел, вам ли не знать этого, Вер-хов-на-я, — титул Корделии звучит из его уст почти издевательски. — И предел этот — свободная воля.
Корделия смотрит на него, будто не верит в его слова, Мэдисон непривычно молчалива — только пожирает глазами Майкла Лэнгдона, будто он для неё лакомый кусочек, который она не может достать. Мэллори чувствует, как Верховная пытается прощупать её, найти признаки любого магического воздействия, и улыбается: если вы, Верховная, так хотите знать, почему я здесь, а не с вами, — смотрите.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Мэллори открывает свой разум и ударяет по Корделии болью, испытанной за несколько лет. Тщательно скрываемым желанием вскрыть Коко Сент-Пьер Вандербильт глотку и заставить истекать кровью. Ненавистью к любому неравенству, которое она видела в избытке. Отчаянием, ставшим её спутником в бункере. Всем, на что обрек её Ковен, прикрываясь попытками защитить. Её эмоции хлещут через край, и Коко, на которую тоже угодило этим потоком, отступает назад. Она выглядит так глупо, когда растерянно моргает и таращится на свою бывшую помощницу.