— Э-э-эй, что случилось? — взволнованно спросил он, опускаясь передо мной на колени.
Я оторвала ладони от лица и посмотрела на него. Глаза такого любимого болотно-зеленого цвета обеспокоенно блестят, брови нахмурены… От понимания, что Матвей Вишневецкий, такой сдержанный, такой холодный, перестал играть со мной в льдину, я разрыдалась еще сильнее. Он сел рядом, притянул меня к себе и укрыл в своих объятьях. Под его руками стало легче успокоиться, и я рассказала ему о письме.
Многие, кто работал в полиции Москвы, все еще помнили мои заслуги, и поэтому мне без труда предоставили последние дела, над которыми работал Миша. Он выяснил о Волкове очень многое: контрабанда оружия, наркотиков, куча шантажей, убийств и даже изнасилований. Не только его, но и его стаи. Миша пытался его остановить, но Волков опередил его и убил. Было и еще кое-что, в чем был виновен Антон Волков: он убил Алину Кравчек, жену Дариуша и свою любовницу. Волков просто её трахал, не стремясь увести у мужа и сделать своей женой. И когда она забеременела, велел ей идти на аборт. Алина не послушалась и шантажировала его, поэтому он ранил её, а василиск волею судьбы добил беременную агротору. Все эти доказательства, с припиской о нелегкой судьбе Маши в роли жены Волкова, я отослала Дмитрию Корнееву, делегату оборотней в Совете.
У нас с Волковым был взаимовыгодный договор, я поклялась не вставать на его пути. Но я не обещала не выдавать доказательства его преступной деятельности Корнееву.
И вот сейчас Дмитрий Корнеев мне сообщил, очень кратко и сухо, что проблема устранена, Антон Волков казнен за свои преступления, и он лично присутствовал при его убийстве. Опека над его несовершеннолетним сыном перешла к бабушке Ильи по материнской линии.
Таким образом я вновь упустила шанс отомстить собственными руками, но ничуть не сожалела об этом.
— Это мое последнее дело в роли агроторы, — шепотом заключила я, устроив голову на груди Матвея. Мы уже давно лежали, обнявшись, и от этого на душе воцарилось какое-то спокойствие. Барьер просто… исчез.
— Последнее? — удивился он, взяв мою руку в свою.
— Верно, — улыбнулась я, наслаждаясь видом наших переплетенных пальцев. — С исчезновением демонической сущности и проклятья Богдана во мне исчезла кровожадность. Я больше не хочу убивать никого, даже преступников.
Матвей немного помолчал, а потом поинтересовался:
— А кем же ты тогда хочешь быть?
Я замерла, обдумывая его вопрос. Действительно, а кем же я хочу стать? Все, что я умела, так или иначе связано с профессией агроторы. Но теперь, когда нет потребности убивать… Передо мной ведь все двери открыты, как тогда, до инициации.
— Если честно, у меня никогда не было планов на будущее, — призналась я. — За меня все решил демонический дар. Но… Галина как-то обмолвилась, что мой истинный дар колдуньи — понимать все языки мира. Может быть, занять себя изучением языков? Наверняка какая-то предрасположенность осталась…
— Это превосходная идея, — одобрил Матвей, целуя меня в макушку. — Я найду самых лучших учителей во Владивостоке. Наверное, лучше всего начать с наиболее популярных языков — английский, французский, немецкий, да?
— А потом углубиться в мертвые языки, — вдохновилась я. — Латынь, арамейский… какие еще там есть?
Матвей очень удивился полету моих мыслей.
— А зачем тебе мертвые языки?
Я помрачнела, но врать не стала. За девять лет лжи он заслужил услышать от меня правду.
— Чтобы читать старые документы, хранящие историю о демонах, в оригинале. — Набрав в грудь побольше воздуха, я на одном дыхании выпалила: — Я хочу стать демонологом. С вампирским долголетием получится собрать очень много информации, объединить её и улучшить нашу готовность к появлению этих тварей.
Возможно, я даже найду еще оружие вроде того меча, которым убили Богдана, или отданного Волковым кинжала, что сейчас спрятан в моих вещах.
— Понимаешь, Матвей… Я не хочу, чтобы с кем-нибудь повторилось то, что испытала я. Даже половинная сущность демона сделала меня ужасным человеком, почти монстром — на подсознательном уровне я жаждала убийств, и только сейчас начала понимать, насколько силен был этот зов. — Почувствовав обеспокоенность Матвея, я положила подбородок на его грудь и, заглядывая в глаза, доверительно прошептала: — Но это потом, лет через десять или двадцать. Сначала я хочу прийти в себя… с твоей помощью.
Черты его лица разгладились, он тепло посмотрел на меня и улыбнулся одними уголками губ, отчего сердце мое забилось в разы сильнее.
— Я присмотрел квартиру в центре Владивостока, — вдруг перевел он тему. — Трехкомнатную: две спальни и гостиная. Может быть, взглянешь на фото?
— А зачем нам две комнаты? — искренне удивилась я, и удивление это выросло еще сильнее, когда Матвей замялся.
— Одна комната мне, другая — тебе, — запинаясь, произнес он. — Я все понимаю и не тороплю тебя… Вряд ли ты сразу простишь себя за проклятье и меня за Агнию, так что я даю тебе личное пространство.
Вопреки словам, руки его сжались вокруг меня еще крепче, и из этого капкана выбираться не хотелось — наоборот, я многое бы отдала, чтобы всю жизнь провести в этих надежных объятьях. Оказывается, быть слабой бывает приятно: конечно, когда есть кому побыть сильным вместо тебя.
— Еще чего! — фыркнула я и, забравшись руками под его футболку, хитро улыбнулась: — Я не хочу упускать ни единой минуты, так что спать будем в одной спальне.
Глаза Матвея чуть потемнели, напоминая хвою, но более он никак не выдал своего возбуждения.
— Все равно поселимся в этой квартире, — решил он. — Уж очень она мне понравилась: и ремонт, и этаж, и близость к работе… А в свободной спальне будут спать твои родственники, когда решат навестить нас.
— Мои родственники?
— Ну да. Маша, Эльвира, родители, Олег со своей женой…
— А как же твоя семья?
— Есть гостиницы, — сурово отрезал он, но тут же смягчился: — Пожалуй, это не будет касаться Анастасии и её чеха.
Я стукнула его кулаком по животу, но совсем легонько, потому что размахнуться, когда рука под его футболкой, весьма трудно.
— Дариуш поляк, — напомнила я.
— Какая разница, — проворчал он. — Подумать только, моя прабабушка встречается с мужчиной, который младше меня в два раза.
— Ты сам встречаешься с девушкой младше тебя в два раза, — напомнила ему я и положила ладонь на его грудь, там, где гулко билось сердце.
— Встречаюсь?
— Встречаешься, — подтвердила я. Улыбка не желала исчезать с моих губ.
— Нет, не встречаюсь, — мотнул головой Матвей. Я вновь хотела ему врезать, но он положил свою ладонь поверх моей. Теперь нас разделяла только ткань футболки. — Собираюсь жениться. Как можно скорее. Зря я, что ли, несколько месяцев выбирал свадебный подарок.
Вот тут я заинтересовалась и подалась вперед.
— Ну-ка, что за подарок? — глядя на него с прищуром, потребовала ответа я.
Теперь, когда я стала ближе, Матвею удалось дотянуться до лица и легонько поцеловать в кончик носа.
— Как и обещал когда-то, — в его улыбке появилась светлая грусть, — дом на берегу Черного моря в Болгарии. Сразу, как устроимся во Владивостоке, слетаем туда на недельку.
У меня на глазах вновь выступили слезы. Он помнил… Через столько лет, столько боли, потерь и лжи, после огромной паутины интриг и предательств он запомнил какой-то ничего не значащий разговор, всего лишь одну фразу о моей тайной мечте, о которой я никому, кроме него, не говорила.
Стоило пройти весь мой тернистый путь, чтобы понять, за что я люблю Матвея.
Мы продолжили обсуждать переезд во Владивосток, как лучше нам обустроиться там, что нужно купить в первую очередь… И только потом, через пару часов, я поняла, что мы делали.
Мы обсуждали наше будущее. Строили планы.
Вместе.