На щеках Матвея играли желваки, дыхание от злости участилось и от со всей ненавистью смотрел на меня. Странная пьяная уверенность улетучилась, и теперь я хотела забиться головой в песок и никогда оттуда не вылезать.
— Я, наверное, пойду… — робко протянула я и повернулась.
Матвей схватил меня за предплечье и грубо развернул. Не успела я возмутиться, как он впился в мои губы, жадно снимая их, кусая, проникая внутрь рта. Словно обезвоженный странник в пустыне, наткнувшийся на оазис, он не мог утолить свою жажду. И я была ничуть не лучше. Прижалась всем телом, чувствуя страстные руки на спине и талии. Человек бы давно не выдержал сверхъестественно сильных объятий.
Едва дело зашло дальше поцелуя, и мужские руки оказались под моим растянутым свитером, я не выдержала и оттолкнула его. Матвей, сделав шаг назад, удивился:
— Я сделал что-то не так?
— Нет! Нет… Просто… — Ноги ослабли, и я опустилась на колени, сильно сгорбившись. Тело непроизвольно задрожало. Ночи в июле были теплыми, но внутренний холод никуда не делся.
— Сонь…
— Нет! — вскрикнула я, оттолкнув его руку. — Не прикасайся ко мне! Я такая… грязная…
И вот так, сидя на холодной земле, я впервые поведала всю правду. Без утаивания. Начала с Галины, с демонической сущности, с интриг Волкова, и закончила годами заточения, проклятьем и убийством Богдана. Только сейчас, слыша тихие ругательства Матвея, я почувствовала облегчение. Словно гора с плеч свалилась. Банально, но это так.
— Даже не знаю, что сказать, — вздохнул Матвей. Его рука осторожно опустилась на мое плечо и слегка сжала. — Я был просто идиотом, раз не замечал всех странностей. До меня только теперь дошло, какой катастрофой был мой брак с Агнией. — Я поднялась на ноги и провела рукой по волосам. Матвей вновь вздохнул и вложил свою ладонь в мою. — И каково тебе после заточения увидеть меня с ней.
— Не буду скрывать, это было больно, — невесело рассмеялась я. — И поэтому я постаралась причинить физическую боль ей.
Я сделала шаг вперед, всматриваясь в фотографию Миши. Если бы я не совершила ошибок, то он, вполне возможно, был бы жив.
— Послушай, я не знаю, что между нами творится. — Матвей оказался за моей спиной, очень близко, но все же не касался. Его дыхание шевелило волосы на затылке. — Сложно, конечно… Но я знаю, чего хочу.
Его слова заставили тело затрепетать. Неужели… Неужели он правда готов?..
— Того же, что и в нашу последнюю встречу перед твоим исчезновением, — не дождавшись от меня ответа, сказал Матвей. — Мой бизнес в Москве и Питере прогорел, да и люди… осточертели. Я решил переехать на время на Дальний Восток, деньги, вырученные с продажи остатков бизнеса, уже вложил в несколько проектов. Но одному там будет скучно. А во Владивостоке, как я слышал, открыта вакансия агроторы. Что скажешь?
Меж губ вырвался удивленный вздох. Исстрадавшееся сердце вновь затрепетало, застучало с новой силой, чего не смогли сделать зажравшиеся врачи в частной психушке.
Я развернулась и всмотрелась в любимые болотно-зеленые глаза, найдя там именно то, что искала.
========== Эпилог ==========
Вместо самолета Матвей предложил взять билеты на поезд. Сначала я подумала, что смогу умереть со скуки, а потом представила эту картину: спокойствие, тишина, прерываемая лишь мерным стуком колес, и шесть день отдыха… Так что идею я одобрила.
Собирались мы спешно, торопясь уехать из Москвы до того, как об этом разнюхают журналисты. Также спешно прощались с родственниками, преимущественно с моими: кроме Анастасии, Матвей не пожелал никого видеть.
Анастасии я была рада, тем более что пришла она вместе с Даром. Оказывается, пока они на протяжении нескольких лет искали меня, то умудрились сблизиться. Матвей, когда понял это, долго не мог отойти, а вот лично я была довольна. Они оба мне нравились и заслуживали счастья.
С моей семьей все прошло как по единому сценарию: слезы, причитания, потом счастливые улыбки и долгие обнимания. Так было с мамой, с Лизой и Олегом, с отцом, который очень винил себя в том, что не заметил моего проклятья; так было с Машей. Она очень не хотела меня отпускать… да и она, пожалуй, единственная, кого я не хотела бы покидать: её жизнь испорчена, ей нужна помощь. Из-за меня. Даже Лиза нашла место в жизни и счастье в своих детях, а Маша… Но, по крайней мере, она пообещала, что вернется к медицинской практике.
Тем не менее, тяжелее всех далось прощание с Агнией. Я упорно отказывалась с ней встречаться, отчасти чувствуя себя виноватой за тот укус, отчасти обижаясь на её эгоистичный поступок. Но она сама пришла ко мне в квартиру. Минут пятнадцать мы молчали, сидя рядом на диване в гостиной, а потом она дрожащими пальцами достала сигарету и, воспользовавшись зажигалкой, закурила. Я упрямо смотрела на дым, не желая поворачиваться на кузину, которую когда-то считала ближе всех остальных в своей семье.
— Сначала я тоже отказывалась от брака, навязанного Советом, — заговорила она чуть дрожащим голосом. За последние годы в нем появилась легкая хрипотца от частого курения. — И еще год после регистрации… Но в какой-то момент Матвей и я… ну, ты понимаешь… Надежды найти тебя не было ни у него, ни у меня, мы смирились с тем, что кто-то из притаившихся врагов тихонько убил тебя и закопал. После первой ночи я начала влюбляться в него. Он, конечно, нет, но мы ведь с тобой так похожи внешне, и нам обоим этого было достаточно… — Агния рассмеялась горьким каркающим смехом. — Сразу после того, как я поняла, что полюбила Матвея… мой дар начал упорно указывать мне на тебя, на то, что ты жива. А я… я не хотела… Я не знала, как начать жить без… без него, без Матвея, ставшего моим. Поэтому уничтожала все рисунки, связанные с тобой. Я решила, ты просто сбежала, поэтому не стала бить тревогу.
Агния замолчала, давая мне время переварить услышанное. Но я не хотела этого, не хотела понимать и прощать её. Она забрала у меня Матвея, пусть и временно, и сейчас… не самое лучшее время для прощения.
— Как шея? — перевела тему я.
Агния криво усмехнулась.
— Останутся шрамы, но я их заслужила. Мне предложили операцию по их удалению, но я отказалась. Хочу, чтобы у меня было напоминание, что нельзя брать чужое.
Мы с Матвеем решили не устраивать слезных прощаний на перроне, так что никому не сказали, когда именно уезжаем. Просто в какой-то момент он заехал за мной, и я, взяв заранее собранный чемодан, поехала с ним на вокзал.
Конечно же, привыкший к роскоши Матвей купил купе класса люкс, в котором мы ехали только вдвоем. Меня это устроило, и несколько дней мы находились в тишине. Ни единого слова не произнес ни он, ни я: Матвей постоянно сидел в ноутбуке, что-то печатая. Если ему кто-то звонил, то Матвей выходил. Я тоже прихватила ноутбук, но часто отвлекалась, косясь на него. Так стало понятно, что он постоянно работает: на лбу его все не разглаживалась задумчивая морщинка, а губы были сильно искусаны. В какой-то момент я поймала его взгляд и, покраснев, поняла: не только я его изучала украдкой.
Близости между нами не было. Мы даже не касались друг друга. Внутри меня образовался какой-то барьер: если во время своих откровений на кладбище я с удовольствием отвечала на касания и поцелуи Матвея, то сейчас, в спокойной обстановке, каждый раз вспоминала Богдана. Это явно какая-то травма: чистым изнасилованием наш секс назвать нельзя было, но он не спрашивал моего мнения, так что… так что чувствовала я себя очень паршиво.
Не знаю, как, но Матвей это чувствовал. Он ни словом, ни взглядом не показал, что знает, насколько мне хреново, но очень деликатно избегал любого соприкосновения, даже самого легкого. И от понимания этого на глазах у меня наворачивались слезы, которые я поспешно стирала.
На третий день нашего путешествия, пока поезд стоял на вокзале какого-то города, мне пришло электронное письмо интересного содержания. Прочитав его, я громко захлопнула ноутбук и, закрыв лицо ладонями, расплакалась. Такой меня и застал Матвей, вернувшись из туалета.