— Где же это?
— Вопрос воображения, а точнее, внутреннего постижения с дополнительным измерением одного через другое.
Полина метнула в её сторону красноречивый взгляд, выражающий, по-видимому: «Чё?». Даша готова была нести ответ с неустрашимостью Гавары:
— Допустим, если ты посмотрела фильм, а потом читаешь книгу с теми же героями, ты автоматически переносишь образы, — рассуждала она в манере знатока из «Что? Где? Когда?», для которого забыли включить таймер на потрындеть. — Известный лайф-хак: если чешется там, где чесать нельзя, почеши в другом месте… Ты знаешь, каково наощупь стекло. Впервые видя стопочку, скажем, зауженной формы, ты легко можешь включить осязательную память и даже почувствовать вес. Причём, если хочешь — ногой. Или другой частью тела… Лабораторная практика покажет, насколько ты, будучи знакомой с моим пальцем в том впечатлительном преддверии…
— Даш, я поняла, — рефлекторно прервала Полина.
Даша примолкла. «Почему всё, о чём ты говоришь, так эротично?..» — думала Полина. — «Злосчастная стопочка…» После получасового простоя в пробке чувственное напряжение между ними немного улеглось, и Полина с опаской поглядывала на Дашу: «Как бы в самом деле не попросила чаю».
На пороге квартиры, повесив верхнюю одежду и оказавшись без занятия, Полина не знала, куда деть руки, ноги и особенно туловище. Комфортно теплящееся желание стремительно разгоралось от самого короткого взгляда Даши. У Полины было несколько резонных соображений насчёт туловища. Решив пошутить, она улыбнулась краешком подрагивающих губ, но юмор ей изменил. Сколько раз Полина представляла, как у них произойдёт «в реале». В смысле, с Дашей. В фантазиях она всегда рисовалась разительной Дианой в седле и с стрелами. Сейчас питон требовательно стягивал нутро тугими кольцами, начиная с низа живота, и завязывая под самое горло.
— Даш, я… — голос прозвучал сипло и надрывно. У неё только что водилась реплика, но всё, что о ней запомнилось под прожигающим взглядом — вроде бы весьма достойная. И даже могла заверить, что примечательная. Была реплика.
— Да… — заинтересовалась пропащей Даша, а её взгляд плотоядно бороздил по лицу и замирал на невольно приоткрывшихся губах.
Они находились в достаточной близости, и притяжение стало неодолимым. Даша коснулась её талии, и они вместе тронулись в нежности непродолжительных поверхностных поцелуев, постанывая от нахлынувших чувств. Даша ни в чём не любила торопиться. Хотя у Полины были совершенно шикарные идеи по поводу применения туловища, а также рук, губ и ног, — ещё по «вирту» и телефону она приняла правила. Даша не спешила, разоблачая от кофточки и лифчика знобкий стан. Ласково поведя по животику, она вновь подарила устам жаркий влажный, но всё ещё недалекий поцелуй.
— У тебя очень красивая грудь… — хрипло огласила Даша, мягко охватывая ладошками по бокам и не в силах уже отвести взгляда от вздымающихся сосков.
— Всё — твоё, — поощряла Полина. «Ты будешь с ними что-то делать? Или запаковать обратно?»
— Я знаю, — сказала Даша. — Будь уверена, я ещё успею задать им уроки воспитания по всей программе… А пока хочу насладиться их доблестностью на службе «по стойке смирно».
«Бери или проваливай», — зов плоти нарастал мощью и подстрекал торгашески материться.
— Солдатики рвутся в бой… — вместо этого вкрадчиво промолвила Полина.
— Какие настырные, — заметила Даша. — Пусть выкажут прыть на сторожевом посту.
С этими словами, слегка сдавив, она направила груди по траектории чуть вверх. Её губы в невесомом поцелуе словили струю вырвавшегося пыла дыхания. Подушечки больших пальцев, шероховатые от силовых упражнений со снарядами, по-хозяйски подмостились к краям окаменевших сосков. Она повторила цикл снова и снова, крепче и дразнительней с каждым разом. Ощущение доходило до той степени космизма, когда режут без ножа и имеют без проникновения. Освобождённые, её груди колыхнулись под собственным весом. У Даши спёрло дыхание от дикого великолепия этой картины. «Милостивый Божечки…» — содрогнулась Полина, понимая, что с таким выражением лица иметь её сегодня будут иезуитски до полного оголения проводки на чердаке и по всему дому. Всё, о чём она могла думать — как-нибудь незаметно присесть на её пальцы, чтоб уже не отвертелась и брала так нагло, как душенька пожелает. Ибо ни дом, ни чердак ей уже не принадлежали. А пальцы, между тем, не спешили вступить в права и вытрясти половички.
— Я говорила, что чокнусь, лаская тебя?.. — вымолвил хозяин её миров своим пьянящим осевшим голосом, который хотелось пить.
— Ты не представляешь, как ты глубоко… Я схожу с ума от твоих сообщений, я начинаю мокнуть, только заслышав сигнал… — бормотала Полина. — И сейчас я… Господи!.. — среагировала она на вольности языка с её ушной раковиной. -…Я точно испорчу брюки…
— Им пора погулять, — Даша расстегнула и спустила их долой, исподтишка задевая пропитавшиеся трусики и вызывая стон.
Короткое «а» слетело с полининых уст. Под руками перекатывалась необычная твердь мышц плечей, послуживших случайной опорой. Полина едва вышагнула из пут брюк, как её ягодицы оказались полем новых терзательств, преследующих даже тогда, когда она кротко поместилась на четвереньки на покрывало. Поглаживая, вжимаясь пальцами, приподнимая и затрагивая зоны ближе к копчику, Даша открыто наслаждалась клокочущими постанываниями сначала будучи спереди, а затем сзади.
Даша была на грани безумия. Внутри у неё всё взрывалось и полыхало фиолетовым пламенем. Несмотря на одолевающую бурю желания, она собиралась продлить каждый миг своей пурпурной мечты, увековечить под кожей, выколоть татуировкой на сердце. А крови в ней бурлили, — ожидая случая взять своё, — горячие, непокорные и неистовые, кое-где, между прочим, горных пород. Когда она коснулась Полины в южном и самом чувственном островке, обильно затопленном экваториальными водами, ей не верилось, что всё происходит наяву.
— Даша, — стонала Полина, зажав в кулаки покрывало. Она столько раз обращалась к ней в своих мыслях. Её имя прозвучало так же естесственно, как день сменяет ночь.
— Господи, какая она волшебная… — её умелые ласки настилались на заветный сенситивный оплот.
— Ты к ней так внимательна… — в невидящих глазах Полины, оказавшейся в плену непомерного удовольствия, просочилась противоречивая и непонятная обида. — Я ревную, — выразила она, внезапно осознав каверзную подоплёку собственных чувств.
Ревность была самой что ни есть настоящей, убийственной и проклинающей, до ненависти, зависти и пожелания наихудших приключений. «Киса эта — сука и шалава. Отдавалась чужому языку», — предъявляла Полина, словно лиса из басни, решившая, что хвост ей лишний и выставившая его охотникам. — «Если б только знала, как будет петь под твоими пальцами…»
— Она несносная… — ябедничала Полина вслух. — А ты ей оказываешь царские почести…
— Тебе придётся прикусить язычок и свыкнуться с этим… — она скользнула в глубину её желания, и у Полины подкосило ноги. — Боже… Прекрасная… — снова восхитилась Даша.
— Ещё, — стонала Полина. — Даша, пожалуйста… Двумя…
— Обними его…
— Я… слишком возбуждена, — но прежде, чем она попыталась, Даша отправилась к островку. Только насладившись его трепетностью, она очертила маршрут обратно, и делала так до безумия много повторов…
В конце концов, стоны Полины стали превращаться в страдательные скулящие звуки. Даша резко сменила ход действий, усиливая ритм и напор. Словно знала обо всех переключателях, дожимая до сокрушительной развязки, когда ноги совсем уж подогнулись, и Полина изнемогла в стремительном освобождении, сполошно выкрикивая в покрывало её имя.