Роберт Киркман - Ходячие мертвецы. Дорога в Вудбери. Страница 60

Губернатор повернулся к Мартинесу:

– Я знаю наверняка, где ты достал чертов электро-шокер…

Время, которое потребовалось Брюсу, чтобы привести доктора и Элис, показалось Лилли вечностью. Она сидела рядом с Мартинесом, и на коже ее подсыхал скользкий слой крови зомби. Рана на ее ноге пульсировала. С минуты на минуту Лилли ожидала получить пулю в голову. Позади себя, всего в нескольких дюймах, она ощущала жар тела Гейба. Она чувствовала запах его пота и слышала тяжелое дыхание, но мужчина не произнес ни слова за все время их ожидания.

Не говорил и Мартинес.

Молчал и Губернатор, который продолжал мерить комнату шагами.

Лилли больше не боялась умереть. С ней произошло что-то непонятное. Она подумала о гниющем в земле Джоше и ничего не почувствовала. Она подумала о Меган, висящей в самодельной петле, и не ощутила никаких эмоций. Она подумала о Бобе, проваливавшемся в беспамятство.

Больше ничто из этого не имело значения.

И самым ужасным было то, что она понимала: Губернатор был прав. В этих стенах нужен был ротвейлер. Им нужен был монстр, чтобы сдержать поток крови.

Дверь в другом конце комнаты скрипнула: вернулся Брюс со Стивенсом и Элис. Первым вошел доктор в грязном лабораторном халате, в нескольких футах позади него следовал Брюс, наставивший на него пистолет. Элис замыкала шествие.

– Входите, присоединяйтесь, – приветствовал их Губернатор с холодной улыбкой. – Присаживайтесь. Расслабьтесь. Сбросьте с себя ношу, не стесняйтесь.

Не говоря ни слова, доктор и Элис пересекли комнату и сели на складные стулья рядом с Мартинесом и Лилли, как дети, которых отправили в угол. Доктор молча смотрел в пол.

– Ну, теперь здесь вся шайка, – сказал Губернатор, подходя к четверке. Он встал всего в нескольких дюймах от них, как тренер, готовый дать указания во время таймаута. – Вот какое дело… Мы заключим небольшое соглашение… словесный контракт. Очень простой. Взгляни-ка на меня, Мартинес.

Мартинесу стоило невообразимых усилий поднять голову и посмотреть на темноглазого мужчину.

Губернатор устремил на Мартинеса свой взгляд.

– Соглашение таково. Пока я отгоняю чертовых волков от дверей, пока наполняю здесь кормушки… вы не задаете вопросов о том, как именно я это делаю.

Он сделал паузу и выждал несколько мгновений, стоя напротив них. Руки его были уперты в бока, окровавленные черты серьезны. Взгляд Губернатора переходил от одних опечаленных глаз к другим.

Все молчали. Лилли представила, как вскакивает на ноги, отбрасывает в сторону стул, истошно орет, хватает одну из винтовок и укладывает Губернатора неожиданным залпом.

Но она смотрела в пол.

Молчание затянулось.

– Еще кое-что, – сказал Губернатор, улыбнувшись им. Взгляд его был холоден и безрадостен. – Хоть кто-то нарушит это соглашение и сунет нос в мои дела – и Мартинес умрет, а остальные будут навсегда изгнаны. Поняли? – Он подождал немного. – Отвечайте, гады! Поняли условия нашего соглашения? Мартинес?

Ответ донесся вместе с изможденным вздохом:

– Да.

– Не слышу!

Мартинес посмотрел на него:

– Да… Я понял.

– А ты, Стивенс?

– Да, Филип. – В голосе доктора слышалось презрение. – Прекрасное заключительное слово. Вам бы адвокатом быть.

– Элис?

Девушка быстро и резко кивнула.

Губернатор посмотрел на Лилли:

– А ты? Тебе все ясно?

Лилли молча смотрела в пол.

Губернатор подошел ближе:

– Не слышу согласия. Спрошу снова, Лилли. Ты поняла соглашение?

Лилли отказывалась говорить.

Губернатор вытащил свой армейский «кольт» 45-го калибра с перламутровой рукояткой, передернул затвор и приставил дуло к голове девушки. Но, прежде чем он успел еще хоть что-то сказать или пустить ей пулю в макушку, Лилли посмотрела на него:

– Я поняла.

– ДАМЫ И ГОСПОДА! – Гнусавый голос паренька-фермера с треском раздался в громкоговорителях арены, эхом разнесшись над хаосом, который царил позади сетчатого ограждения. Зрители на трибунах сбились в плотную группу, но ни один человек не покинул стадион. Некоторые откинулись на спины, напившись, и взирали в безлунное ночное небо. Другие передавали туда-сюда бутылки с выпивкой, пытаясь заглушить ужасы той бойни, которую они только что наблюдали на поле.

Кое-кто из пьянчуг швырял на арену мусор и пустые бутылки, раздражая прикованных цепями кусачих, которые беспомощно барахтались в своих оковах. С их прогнивших губ сочилась черная слюна. Двое погибших борцов валялись на земле вне досягаемости зомби, толпа ревела и свистела. Это продолжалось практически час.

Голос в громкоговорителе объявил:

– У ГУБЕРНАТОРА ЕСТЬ ДЛЯ ВАС СПЕЦИАЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ!

Новость привлекла внимание зрителей, и какофония возгласов и воплей утихла. Около сорока человек неловко вернулись на свои места в первом ряду. Некоторые при этом были так пьяны, что едва стояли на ногах. Через несколько минут вся толпа спустилась ниже и собралась за сеткой, которая когда-то защищала зрителей гонок от заносов и горящих шин, вылетавших с трека.

– АПЛОДИСМЕНТЫ НАШЕМУ БЕССТРАШНОМУ ЛИДЕРУ, ГУБЕРНАТОРУ!

Из тени центрального прохода, подобно призраку, в холодном свете дуговых ламп появилась покрытая кровью и грязью фигура в длинном плаще, полы которого развевались на ветру. Губернатор напоминал отважного полководца, вернувшегося с осады Трои. Выйдя в центр поля и встав между поверженными гвардейцами, он щелкнул проводом позади себя, поднял микрофон и громко сказал:

– ДРУЗЬЯ, ВЫ ВСЕ ЗДЕСЬ ПО ВОЛЕ СУДЬБЫ… СУДЬБА СВЕЛА НАС ВМЕСТЕ… И НАМ СУЖДЕНО ВМЕСТЕ ПЕРЕЖИТЬ ЭТУ ЧУМУ!

Зрители, в основном пьяные, взорвались безумным ликованием.

– А МОЯ СУДЬБА – БЫТЬ ВАШИМ ЛИДЕРОМ… И Я С ГОРДОСТЬЮ ПРИНИМАЮ ЭТУ РОЛЬ! ЛЮБОЙ СУКИН СЫН, КОТОРОМУ ЭТО НЕ ПО НРАВУ, МОЖЕТ ПРИЙТИ И ЗАБРАТЬ ЕЕ У МЕНЯ! В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ! ВЫ ЗНАЕТЕ, ГДЕ МЕНЯ НАЙТИ! ЕСТЬ ЖЕЛАЮЩИЕ? ХОТЬ У КОГО-ТО ХВАТИТ СМЕЛОСТИ ДЕРЖАТЬ ЭТОТ ГОРОД В БЕЗОПАСНОСТИ?

Пьяные голоса смолкли. Лица позади сетчатой ограды осунулись. Все внимание было направлено на Губернатора. Только ветер в проводах нарушал тишину.

– СЕГОДНЯ КАЖДЫЙ ИЗ ВАС СТАНЕТ СВИДЕТЕЛЕМ НОВОГО ДНЯ ВУДБЕРИ! СЕГОДНЯ ОФИЦИАЛЬНО ОТМЕНЯЕТСЯ БАРТЕРНАЯ СИСТЕМА!

Трибуны погрузились в молчание. Зрители не ожидали такого, и головы их резко поднялись вверх, словно они внимали каждому слову.

– С ЭТОГО МОМЕНТА ПРИПАСЫ БУДУТ ВСЕОБЩИМ ДОСТОЯНИЕМ! И РАСПРЕДЕЛЕНИЕ ИХ БУДЕТ РАВНЫМ! И ЛЮДИ СМОГУТ ЗАСЛУЖИТЬ СВОЕ МЕСТО В НАШЕЙ ОБЩИНЕ ДОБЫЧЕЙ ПРОДОВОЛЬСТВИЯ! РАБОТОЙ НА ОБЩЕЕ БЛАГО!

С верхних рядов на своих трясущихся коленях поднялся пожилой мужчина в пальто из «Армии спасения», сбившемся на ветру, и начал аплодировать, кивая головой. Его поросший седой щетиной подбородок гордо выдался вперед.

– ЭТИ ИЗМЕНЕНИЯ В ПРАВИЛАХ БУДУТ НЕУКОСНИТЕЛЬНО СОБЛЮДАТЬСЯ! ЛЮБОМУ, КОГО ПОЙМАЮТ НА ТОРГОВЛЕ ЛЮБЫМИ БЛАГАМИ В ОБМЕН НА ТОВАРЫ, ПРИДЕТСЯ В КАЧЕСТВЕ НАКАЗАНИЯ БОРОТЬСЯ НА «АРЕНЕ СМЕРТИ»! – Губернатор сделал паузу и осмотрел толпу, позволив зрителям усвоить его слова. – МЫ НЕ ВАРВАРЫ! МЫ ЗАБОТИМСЯ О СВОИХ! МЫ СТОРОЖИМ СВОИХ БРАТЬЕВ!!!

Все больше и больше зрителей вставали и начинали аплодировать. Некоторые из них тотчас протрезвели и обрели голоса, ликуя, словно на церковной службе в ответ на аллилуйю.

Проповедь Губернатора достигла своей кульминации:

– ТАКОЙ БУДЕТ НОВАЯ ЭРА ВУДБЕРИ! СОВМЕСТНАЯ РАБОТА! ВО ИМЯ СОЗДАНИЯ БОЛЕЕ СЧАСТЛИВОГО, ЗДОРОВОГО И СПЛОЧЕННОГО ОБЩЕСТВА!!!

К этому моменту на ногах были практически все зрители, и рев их голосов, напоминавший о старинных обычаях возведения шатров[40], гудел на верхних рядах и эхом взвивался в ночное небо. Люди аплодировали, одобрительно кричали и обменивались взглядами, в которых читались облегчение, искреннее удивление… и, возможно, даже надежда.

Но правда заключалась в том, что издалека, из-за сетчатого ограждения, с затуманенным от долгих возлияний взором, зрители не замечали кровожадного блеска в темных глазах их великодушного лидера.

На следующее утро хрупкая девушка с хвостиком оказалась в мерзкой, зловонной атмосфере боен под стадионом.

Лилли была одета в мешковатую толстовку Технологического института Джорджии и драные джинсы. На ней были старинные украшения. Она не дрожала, не пыталась грызть ногти и, в общем-то, не чувствовала ни волнения, ни отвращения перед мерзким заданием, которое ей дали в качестве своего рода возмездия за участие в попытке переворота.

Входя в тускло освещенную подвальную камеру с 18-дюймовым, покрытым тефлоном топором в руках, она на самом деле ощущала лишь ярость.

Верно и сильно обрушив топор, она разрубила хрящи истерзанной ноги Шведа, лежавшей у сливного отверстия в полу. Лезвие вошло в коленный сустав, издав чавкающий хлопок, словно открываемая под давлением крышка, и разрезало плоть, как нож шеф-повара отделяет сырую голень цыпленка от его бедра. В Лилли ударил фонтан крови, забрызгавшей ей воротник и подбородок. Едва заметив это, она кинула два куска человеческой ноги в пластиковый мусорный контейнер, установленный рядом.