«Всё очень чётко. Мир ясен и светел…»
Всё очень чётко. Мир ясен и светел.Эй, кто там сверху? Ответьте сполна.Щёлкают чётки. Ну, вот и ответил:«Женщинам – дети, мужчинам – война.Всё переделено так справедливо:Смерть от ножа или от „Калаша“,Жизнь – это значит легко и красиво.Смерть безобразна, а жизнь хороша».Смерти мужские присущи забавы.Всем, кто воюет – небесная высь,Раны, погоны, позор или слава.Женщинам – дети, а значит, и жизнь.
«Поленья веков догорят. Поколенья…»
Поленья веков догорят. Поколеньяуносит в бездонную вечность река.Воздета рука. Проповедовал ЛенинНагорную проповедь с броневикавам, нищие духом, вам, нищие телом.Свободному – воля, спасённому – райвдали наобещаны словом. А делопребудет условно. Тогда через крайпольются богатства всемерным потоком.И будет у каждого хлеб и вино,И будет у каждого счастье без срока.Другого никак никому не дано.Уходят века, подогнувши колени.А в них поколенья одно за другимсколочены прочно из страха и лени.Но важно, что каждый себе господин.Остались желаньем благие желанья.Остались благими желания благ.Для каждой эпохи свои ожиданья,Для каждой эпохи в запасе ГУЛАГ.
«Мандельштамовский век-волкодав…»
Мандельштамовский век-волкодавразрывает аорты и вены.Перемазав кровавою пенойперепонки, Осанну воздав,измочив ядовитой слюной,разгрызает обмякшее тело.А оно к небу смело летело,но к земле притянулось. Инойпринимает асфальта икраобнажённую сущность поэта.Не дождаться от века ответа.С волкодавом смертельна игра.В Москва-швейный пиджак завернутьНе получится век двадцать первый.И в него перекрашенной стервойПерешла волкодавная суть.Не святой, не благой этот век.Он не чище, не слаще. ПророчитТо, что было в веках. Мироточитвсё по-прежнему кровь из-под век.
«Взгляд оторван от злого зрачка…»
Взгляд оторван от злого зрачка.Каждый стебель замечен и выслежен.Степь дрожит от любого толчка.След столетий подковами выглажен.Взвизгнет зябко собачье нутро,Слюни с дёсен о травы осклизлыеЗвонко звякают. Утро остроКолет пикой поднебие сизое.Наши женщины, наши стадаНе останутся больше голодными.Нам беда – лебеда да вода —Были посланы в степь. ЧужероднымиСтали те, кто принёс нам войну.В сёдлах больше они не качаются.Выпьем чару ещё не одну.Войны всё же когда-то кончаются.Наши травы кому-то горьки,Но они под ордынцев не стелятся.Правой верой крепки степняки.С дедов-прадедов в лучшее верится.
Убиенному снайпером в утробе мамы, нерождённому человечку
23.05.2015 года на трассе Алчевск – Луганск попал в засаду, был подорван на мине и расстрелян командир бригады «Призрак» Алексей Мозговой. В зону обстрела по трагической случайности попала гражданская машина. Все мертвы: папа, мама и нерождённый человечек, который погиб за день до рождения и погребён через день после того, как должен был родиться.
Я не смог в этом мире безумном и вечном явиться.Я понять не успел: этот мир так хорош или плох.Мне никто не сказал, что случайность когда-то случится.По каким неотложным делам отлучиться мог Бог?Ничего не сумел: так мгновения вечности быстры.Парень-снайпер успел навести на меня свой прицел,Но ещё не успел наиграться во взрослые игры.Он в засаде в кустах при дороге и ловок, и смел.Парень-снайпер постарше меня лет, пожалуй, на тридцатьБудет жить дальше-дольше. Наверное, счастливо жить.Я ему, может быть, или, может не быть, буду сниться —Нерождённый. Убитый. И не перешедший межи.Моя кровь вытекала не в травы, не в пыль и не в землю.Моя кровь потекла в материнскую тёплую плоть.Но успел осознать, эту истину еле приемля:Легковесною пулей легко нас двоих проколоть.Защити, сохрани меня, мамочка, тонкостью кожи,Белоснежной рукой пулю-смерть от меня отведи.Ты ведь мама моя, ты ведь многое-многое сможешь,Если сделаешь главное – сможешь меня ты родить.В пограничье миров между тьмой не рожденья и светомОбретения жизни застыл и остался навекНе дошедший до вас и погибший за день до рожденья.Неуспевший. Неставший. Но всё же уже человек.
Денис Балин
Поэт, блогер, публицист. Родился в 1988 году. Живёт в поселке Мга, Ленинградская область России. Основатель Литературного объединения «Мгинские мосты». Широко публиковался в периодике. Лауреат премии «Молодой Петербург» (2015).
Вираж
Осталось только радоваться лету,огню звезды и пенью разных птиц,пока по кругу кружится планета,согретая лучами добрых лиц.
Родной земли берёзовые дали.Течёт родник, умоюсь и напьюсь.Эй! Кто там? Пётр или Сталинштурвал трясет подлодки «Русь»?
Так душно мне. Не буду спать в квартире,а завернусь в росистую траву.Лети душа, лети на все четыре.Трясись штурвал, я как-то проживу.
Искрит грозой, а может, в синем цвете,горит рассвет или закат погас,лишь я прошу над миром Божьим этим —свети звезда для каждого из нас.
«Я выпью берёзовый сок глоток за глотком…»
Я выпью берёзовый сок глоток за глотком,прищурюсь в лучах своим глазом-японцем.Наступит весна на меня и раздавит жуком,согреет пятно моей жизни горячее солнце.Как это прекрасно: зеленой травы густота.Хочу стать свободным, таким же, как русское поле,а лучше, бескрайним, что синяя эта водана небе бездонном. На небе похожем, на море.Сегодня весна меняется минус на плюс,становятся будни светлей и заметно теплее.Уехать бы в Крым давить бесхребетных медуз,жить в доме у моря и звезды считать галилеем.Сегодня весна. Я выпью берёзовый сок.Прохожий идет не спеша, не прячась от стужи.Душа расцветает. В руках умирает снежок.И люди вокруг расцветают и светят наружу.
«На районе мой двор называется „Пьяным“…»
На районе мой двор называется «Пьяным»,ты сюда не ходи, тут пустые стаканынаполняются водкой; дымят наркоманыи зовут Галилея.
Горизонт вечно хмур от того перегара,и висят облака цвета серого сала.Разолью на троих, чтобы не было мало,никого не жалея.
Ты сюда не ходи, не горят фонаряминаши улицы ночью, гуляют миряне,ищут, где намутить, хоть какой-нибудь дряни,поджидают неместных.
Никого не найдешь, если спросишь соседей,знает каждый рожденный на этой планете:доверяй, но своим, а еще, может, этим —из отряда небесных.
Набережная
Ирине
Южный ветер вплетается в волосы,солнце медленно движется к выходу.Я дышу ее вдохом и выдохом.Ее тело, глаза, моря полосы.
У причала качает кораблики,паруса развивая вдоль пристани.Город выжжен зелеными листьями,слышишь стук – это падают яблоки.
Это лето июльское, рыжее,вниз летит, растворяется в запахе,облака догорают на западе,в небе звезды ютятся над крышами.
Я ловлю ее губы и волосы.Свежесть моря, глаза, рук движения.Волны в берег, заката брожение.Ее тело, шептание голосом.
г. Ялта«Я помню снег прохладным январем…»
Я помню снег прохладным январем,фонарный столб, горевший янтарем,как вниз сползала в градуснике ртуть,пришла зима и обнажила грудь.Я помню, как сминается постель,как ветер воет, корчится метель,как шар земной кружится на оси,и мы вдвоем, по кругу, колесим,несемся, улетаем в пустоту,по-рыбьи, по-собачьи, на ходу;движеньем тел, движеньем ног и рук,и тем, о чем не пишут на фейсбук…Летим с тобой, а снизу, далеко,Барокко Петербурга, Рококо…И близко облака к земле висят.Мы задыхаемся и падаем назад…
Ноябрь
Вот как-то так, из маленького словарождаются стихи, совсем как люди.Ржавеет лес, над ним луны подковаи столько звёзд, что их считать не будем.Мой страшный сон – нашествие глаголовбез падежей, без точек с запятыми,пока повсюду полчищем монголов,шагает ночь по облакам пустыни.Как в ноябре, забыл, числа какого,родился я, крича на всю палату, —возникнет звук, от слова будет слово,родится стих без имени и даты.Наступит день и никого не спросит,пожар звезды окно моё согреет,но вдруг прочтёшь стихотворений осень,а в них – дожди то ямбом, то хореем.
«Мимо трамвайных путей, по домам и дворам…»
Мимо трамвайных путей, по домам и дворам,мимо бессчетных квартир, через всех персонажей,стрелки считают года, разделив пополам,в памяти важные даты со всеми что нажил.Падает пепел на стол, разговор ни о чем:этих закрыли менты, тот убит, этот вышел.Ангелы небо срывают, и белым врачомпадает снег за окном на дороги и крыши.Если была тут любовь, то в таком-то году —время живых пионеров, ночных кочегаров.Пасмурно. Падает снег, и на полном ходуветер из рук вырывает портрет Че Гевары.Дальше. Что ждет впереди до последней строки?Шепот тетрадных страниц. Мое соло в пустыне.Вечер, забросит над соснами звезд поплавки,точка в последней строке, как бездомный остынет.
Пейзаж