Николай Шмагин - Халдеи. Страница 2

Втроём они накрыли «Поляну», и когда во главе с главными комсомольцами прибыли шумные гости на банкет в честь награждённых, они весь вечер обслуживали их по высшему разряду. Какая школа для ученика.

Произносились тосты и речи в стиле «Алаверды», гости пили и ели, что называется, в «три горла», но осталось всего много.

Всё, что досталось ученику после банкета от старших коллег, теперь находилось в хозяйственных руках его жены и тёщи, включая и полученную им ещё днём зарплату…

Как бы то ни было, но Николай теперь жил семейной жизнью, и это положительно сказывалось на его отношении к будущему. Он стал спокойнее, рассудительнее, стал забывать о разгульной жизни в общагах, будь то в Краснодаре, или в Очаково в Москве.

Ему снова захотелось рисовать, как в детстве, и теперь в свободное время он стал делать зарисовки, для этого брал с собой альбом, когда прогуливался в скверике возле дома со своей беременной женой.

В результате появились рисунки, например, старушка на лавочке, или жена в просторной блузе и свободном сарафане, скрывающем её формы.

Дома он нарисовал свой автопортрет пером (чёрной гуашью), затем постелил на стол скатёрку, на неё поставил тульский самовар, гордость Марии Михайловны, чайную посуду, положил лимон, и написал яркий, красочный натюрморт на картоне маслом. Домашние одобрили, и даже удивились. Надо же, как красиво получилось, как у художника.

Ему нравилось по вечерам с папкой художника ездить в ДК Трёхгорки, изостудия которой была одной из лучших в Москве, и не пустовала.

Группа новичков, в которую входил и Николай, штудировала на ватмане изображение Сократа, гипсовая голова которого высилась перед ними на постаменте. Николай любил рисовать гипсы ещё со школы, глаз у него был точный, цепкий, рука с карандашом не дрожала, и вот уже на листе ватмана проглядывал довольно точный рисунок мыслителя, и даже взгляд его пустых глазниц был наполнен мыслью.

Педагог, пожилой мужчина с бородкой клинышком, был доволен его работой. – Ну что сказать, у вас и поправлять ничего не надо. Давно занимаетесь, и где, если не секрет?

– С детства. У меня отец художник, всё смотрел, как он рисует, затем занимался в изостудии по вечерам, после занятий в школе.

– Это видно. Работайте дальше, у вас всё получится, – и он проходил к следующему мольберту…

Когда Николай приезжал домой, вслед за ним вскоре из института с трудом добиралась и Надежда. Она уже не работала, была в декретном отпуске, но учёбу не прекращала, хотя и подумывала ещё об отпуске и академическом. Ей тяжело приходилось, и Николаю становилось жалко жену, он видел, как она мучается, спала с лица, подурнела, и стала похожа на свою мать. Однажды он это чётко увидел, когда они сидели рядом с недовольными лицами и о чём-то рассуждали.

Существует такое высказывание: «Если хочешь узнать, какой будет твоя жена – посмотри на тёщу».

Энтузиазма ему это не добавляло, но что поделаешь, раз взялся за гуж, не говори, что не дюж. Конечно, он поспешил с женитьбой, но выбор у него был невелик: либо слесарить в грязной робе и влачить жалкое существование в общаге, надеясь получить комнатку, либо жениться, что он и сделал. Это был его выбор, и жаловаться на свою судьбу не следует.

Так размышлял он, сидя на кухне за скудным домашним ужином, понимая, что жене сейчас не до него, и наблюдая за соседкой, неутомимо шныряющей взад-вперёд по коридору. Однако она его не так утомляла, как жена с тёщей, и он не торопился покидать кухоньку.

На следующий день у него был выходной, так как работали бригады официантов посменно, и Николай неторопливо собирался якобы на работу, раздумывая, куда податься; то ли к Мишке съездить, то ли в кинцо сгонять.

А когда с улицы явилась хмурая и похожая на бледную поганку жена с животом колом, выпирающим из сарафана, ему в голову вкралась крамольная мысль: а не найти ли ему смазливую бабёнку для полноты жизни? Иначе с ума сойти можно.

– Я была в женской консультации, и врач сказала, что мне не хватает витаминов. Ты слышишь меня или нет, о чём размечтался, работничек?

– Разве я мало получаю, на витамины уж точно хватит, – огрызнулся муж, слегка смущённый и уязвлённый придирками жены.

– Мне нельзя сумки таскать, а мама тоже допоздна работает, сам знаешь, – продолжала жаловаться и нудить жена.

– Я всё понял, будут тебе витамины. А сейчас мне на смену пора, – вскочил Николай и понял, что проговорился. Махнув рукой с досады, поспешил вон из квартиры, забыв впопыхах свою папку художника.

– На какую такую смену, уж больно ты нарядный на работу ходишь, прямо начальник какой, – ревниво крикнула ему вслед Надежда, клокоча от возмущения, но мужа уже и след простыл.

Поскольку за папкой он не стал возвращаться, погулял по Москве, точнее, по Калининскому проспекту, хотел сходить в кинотеатр «Октябрь», но раздумал, и зашёл в пивной бар «Жигули», выпил пару кружек пивка с креветками, подзаправился бифштексом с тушёной капустой, благо деньжата в загашнике у него водились.

Гулять так гулять, и он направился в Дом Книги, что напротив бара, прошёлся по этажам, рассматривая дорогие альбомы по искусству, прицениваясь, и не удержался, купил-таки альбом с иллюстрациями картин художников-передвижников. Он давно мечтал о такой книге.

Далее его путь лежал в магазин грампластинок «Мелодия», по соседству, где всегда толчея, так как можно было отхватить новую модную пластинку, что он и сделал. Приобрёл малый диск с песнями зарубежных исполнителей. Ещё побродил по городу, не забыл купить жене полную авоську фруктов, и под вечер вернулся домой, якобы с работы.

Жена была рада его вниманию и заботе, и пока не ворчала.

Николай уже вполне освоился в новой для себя профессии. Довольно умело работал с кассой, пообтёрся на кухне, познакомившись поближе с поварами, в буфете он тоже изучил весь ассортимент напитков.

Он даже начал разбираться в посетителях, что было самым главным козырем в профессии официанта. И в этом ему оказал неоценимую помощь его наставник и учитель Жора.

– Вон, видишь, пришёл клиент, – показал он на интеллигентного вида мужчинку, расположившегося у окна за столиком.

Николай был весь внимание.

Клиент аккуратно угнездился за столом, брезгливо смахивая со скатерти невидимые никому, кроме него крошки, и нервно дожидаясь официанта. Меча по сторонам колючие взгляды.

– Это так называемый «сектант», гость-вегетарианец. Всю душу из тебя вынет, пока не уйдёт. То ему не эдак, и это не так. В конце концов закажет салатик из овощей, кашку, чаёк, и отвалит, кипя от возмущения и недовольства. Всё не по нём. Наест на трёшницу, сдачу всю соберёт до копейки, счёт протрёт до дыр, изучая. Хочешь его обслужить?

Николай молча пожал плечами. Не хотелось бы, конечно.

– Ладно, наблюдай пока. Я сам с ним разберусь, – и Жора с лёгкой благожелательной улыбкой и вниманием на лице направился к столь почтенному клиенту, хмуро поджидающему его, и с неудовольствием косящему на соседние столики, за которыми посетители с аппетитом поедали борщи, и котлеты с жареной картошкой.

Это днём. А вечером среди гуляющих «купцов» или разгульных ловеласов с девицами, попадались и другие, не менее колоритные фигуранты. Например, «чайка», это гостья, занимающая отдельный столик, и заказывающая исключительно только чай.

Как правило, это были девицы бальзаковского возраста, худые или полные, не суть-дело. Главное заключалось в том, что они мечтали о принце, который подойдёт к ним и увезёт на белом коне в райскую жизнь, которой они достойны. Сермяжная правда была совсем иной.

Обычно к такой даме подкатывали подвыпившие мужланы с низменными предложениями присоединиться к их шумной компании, чтобы попить водочки и возмущённая «чайка», бросив на стол рубль, гневно удалялась под хохот недостойных её внимания ухажёров.

Наставник обучил его многому, и Николай был благодарен ему за это. Как-то между делом, спросил его: – Жора, тебе сколько лет?

– 35 стукнуло, а что, плохо выгляжу? – испугался мнительный Жора.

– Нормально. Так ты уже старый, а всё в холостяках ходишь. Жениться тебе пора, а то скоро не возьмёт никто.

– Жениться не напасть, как бы женатому не пропасть, – ответил хитро-мудрый холостяк, усмехаясь. – Мне и с мамой хорошо живётся. Куда спешить. Ты-то вот женатый уже, хотя и молодой, а я что-то особого счастья не наблюдаю на твоём лице.

Николай промолчал. Не в бровь а в глаз, как сказал бы его любимый дед Маресьев в таком случае. Он всегда вспоминал деда в подобных разговорах. Тот был остр на язык и меток в выражениях. Разгадал его Жора.

– Ладно, не журись. Вон за нашим столиком ещё один гость сидит, важный такой. У нас таких называют «Золотая Антилопа». Видишь, машет тебе рукой, расчёт требует. Смотри не обсчитай, скандалу не оберёшься.

И точно. Следуя наказу учителя, Николай вежливо рассчитался с гостем, и тот, пересчитав сдачу, оставил ему от своих щедрот на чай несколько мелких монет, мелочь. Довольный собой, важно удалился, милостиво кивнув молодому официанту, мол, знай наших, не обидим.