Хулиганистый паренёк не прощал оскорблений. Однако «придурка» он стерпел. И не случайно. Брат Жени был отзывчивым и сильным заступником. И Леня просто дразнил мальчика, жонглируя телефоном и насмешливо приговаривая:
– На, бери! Ворон не лови!
Его овальное чистое лицо с тонкими, вразлёт бровями, аккуратным носом, с продоговатыми и зелёными, как молодой горошек, глазами излучало девичье обаяние. Даже мультяшный вихор на макушке не портил впечатления. И странно смотрелся на этом славном лице злорадно оскаленный рот.
А Илья бестолково топтался на месте. Переполнявшую его радость вытеснили страх и ненависть. Последнее время Лёня его намеренно выслеживал, чтобы высмеять, унизить, а если не было свидетелей, ударить, сбить с ног. Илья панически боялся агрессивного паренька и не смел не то что постоять за себя, а защищаться. Но не только по этой причине он сейчас сохранял нейтралитет. Обидные для друга «дразнилки» могли мгновенно закончиться, заикнись он о старшем брате Вите. Правда, тем самым Женя признал бы себя трусом и ябедой. И пока он сам пытался вернуть своё добро, от тщеты усилий щедро поливая Леню ругательствами. Распалённый ими, тот решил довести мальчика до изнеможения и унизительных слез.
Илья со стыдом и жалостью следил, как низкорослый друг, красный и потный от злости, прыгал вокруг высокого и увёртливого Леньки…
В который раз подброшенный им телефончик кувыркнулся в воздухе, сверкая полированным корпусом. Не утерпев, Илья поймал его на лету и едва уклонился от кулака Лёньки:
– Щас ты у меня мордой в землю зароешься!
Вдруг сверху раздался низкий, хрипловатый голос:
– Лёня, я всё вижу. Не цепляйся к мальчикам. Играйте хорошо, дружно.
Ребята запрокинули головы: на балконе третьего этажа стояла Глория Савельевна – полная немолодая брюнетка. В чёрном вязаном пончо и приподнятой рукой (она курила) женщина напоминала огромную птицу, взмахнувшую крылом.
Леня выругался от досады: при Глории затевать потасовку, стукнуть кого-нибудь – себе дороже. Она не поленится выйти и прочитать драчуну длинную нотацию. И пока он не раскается, не пообещает быть паинькой, – будет держать его за шиворот на виду хихикающей детворы. А убежишь – того хуже…
На днях Лёня с возмущением наблюдал, как чужой пацан раскатывал на велосипеде во дворе «белого» дома, как в своем собственном. На требование убраться подобру-поздорову он не отреагировал, продолжая внаглую нарезать круги. Не тратя больше слов, Лёня толкнул велосипед на полном ходу. Пацан упал, ушибся и заревел…
– А я предупреждал, что хуже будет, но ты меня не послушал, – мрачно усмехаясь, упрекнул его Лёня и услышал шум за спиной. К нему бежала разъярённая Глория. Уже и руки свои цепкие протянула. Спешно ретировавшись с места событий, он смаковал двойную победу: не только нахальную «мелочь» проучил, но и Глорию оставил с носом. «Я от бабушки ушёл, я от дедушки ушёл, а от тебя, хрычовка, и подавно уйду…», – торжествуя, мурлыкал он.
Однако вечером неугомонная тётка явилась к нему домой – всего-то спустилась двумя этажами ниже, так как жила в том же подъезде. Она красочно описала матери его «мерзкую выходку», а потом взялась совестить:
– Откуда в тебе, Лёня, такая злоба? Живешь беззаботно за родительской спиной, как за каменной стеной. Ты ещё юн, почти ребенок. Зачем же начинать свою жизнь так дурно, с насилия, жестокости?…
Глория говорила, на правах приятельницы матери попивая кофе и покуривая сигарету. Лёня скорчил постную мину и тихим голоском возразил:
– Вот вы меня ругаете, а сами разве лучше? Если я ребенок, почему вы при мне курите, моё здоровье портите?
– Ах, говнюк! – мать угрожающе вскинула руку.
– Оставь, Инна, он прав, – сказала Глория и потушила сигарету. Её тусклое, с желтизной лицо порозовело от смущения и выглядело значительно моложе. – Извини, Лёша. Даю слово никогда при тебе не курить. Пообещай же и ты… – и она продолжила свой обличительно-воспитательный спич. Едва она ушла, разгневанная мать надавала ему затрещин и лишила очередной, весьма солидной для него и ставшей уже привычной, суммы на карманные расходы.
Поэтому, благоразумно опустив кулаки, Лёня решил расправиться с Ильёй позже, о чём и поставил его в известность:
– Ладно, чмо, ты мне еще попадёшься! Очень скоро, – и он с достоинством удалился.
А во дворе появился Денис – тощий, маленький, с серым личиком сын Глории, по мнению ребят, такой же правильный, заумный и занудный, как мать.
Она работала в городском музее, а в свободное время музицировала на пианино, читала, ходила на концерты и просто отлёживала бока на диване – словом, вела жизнь незамужней и бездетной женщины. Дениса она родила в сорок лет. Слабый и болезненный, он принёс ей изрядно тревог, хлопот и бессоных ночей. Сын подрос, а Глория всё носилась с ним, как курица с яйцом. Гулять без её сопровождения он стал на девятом году жизни. А мать, если не было срочного дела, наблюдала за ним с балкона, давала советы. Вот и сейчас она крикнула ему:
– Денисик, иди к ребятам, они тебя не обидят.
Он робко приблизился к друзьям и вежливо сказал:
– Здравствуйте, мальчики! Ой, какой телефон красивый! Можно мне его подержать?
В его позе с протянутой костлявой ручонкой, огромных глазах цвета взбаламученной лужи было нечто уничижительное, заискивающее. Приятели дружно скорчили кислые мины и повернулись к Денису спиной. Илья подхватил с земли свой ранец.
– Ладно, я домой. Надо математику подучить. На «пятерик» вытянуть.
Женя изумленно вытаращил глаза:
– Ты опупел?! У меня ваще почти одни «трояки», и то я не парюсь. И дома меня не достают. Как хочу, так и учусь.
Если Женя прихвастнул, то чуть-чуть. Он был любимцем и баловнем в семье. К нему всё еще относились, как к маленькому мальчику – прелестному, резвому, шаловливому. Даже требовательный отец прощал ему леность в учёбе.
– Я тоже учусь, как хочу, – сказал Илья. – Просто я пообещал Валентине Сергеевне пересдать математику на «отлично».
– Так скажи ей, что не смог, не получилось. Переживёт. Всё, айда ко мне.
«Математика будет послезавтра, – подумал Илья, покорно следуя за другом. – Успею выучить. А не успею – и пофиг».
Денис, забывшись, так и стоял с протянутой рукой. Лишь когда ребята скрылись в подъезде, он съёжился и беззвучно заплакал. Его накрыла тень Глории Савельевны.
– Сыночек, что случилось?
– Ничего. Просто я урод.
– Не говори так. Не смей! Пойдём погуляем, – она потянула его за рукав.
– Отстань, я не маленький! – отталкивая её, закричал Денис. – Ты мне надоела! Надоела! И лучше бы я не родился. Или умер. Со мной никто не играет, – и он зарыдал.
Глория притянула сына к себе, страстно заговорила:
– Потерпи два года – слышишь, всего два! – и друзья сами объявятся. А для этого нужно заниматься собой. Ты уже ходишь в бассейн. Запишемся и в спортзал. Помнишь, я читала тебе про Суворова? Он был щупленьким и хилым, а стал крепким сильным мужчиной, воином, прославленным полководцем. А всё благодаря тренировкам, твёрдой воле. И уму, конечно. А уж тебе, мой мальчик, ума не занимать.
– Я хочу быть, как Шварцнеггер или Брюс Уиллис, – успокаиваясь, капризным голоском протянул Денис.
– И будешь, сыночек. Всё в наших руках…
Её огромное пончо с длинной бахромой укрывало мальчика почти с головой. Снизу торчали только его ножки и ноги матери в черных лосинах. Издали Глория напоминала ворону, накрывшую крыльями своего вороненка.
***Витя – пятнистый от света, пропущенного ажурной занавеской окна – сидел за компьютером.
– А, это вы, мелкие! Ну, топайте в другую комнату, я к экзаменам готовлюсь, – покосившись на ребят, он опять уставился на монитор.
Считалось, что Витя смотрит только положенные в его возрасте программы. Но однажды Женя возбужденно, взахлёб рассказал другу, что застукал брата за просмотром файла, где голые тетка и дядька занимались сексом, о котором они с Ильей знали понаслышке. Но увидеть «это» да в деталях – всё равно что грохнуться с американского небоскрёба на землю и не разбиться, только башка кругом и челюсть набок (Женя никогда не падал с высоты, но описывал неведомые ему ощущения убедительно и красочно).
– Витька сразу закрыл файл, да я уже всё сфотал глазами, – ухмыльнулся он. – Знал бы папка, что он смотрит!
– Но ты ведь его не заложишь? – спросил Илья.
– А то! Дурак я, что ли? Он мне задачки решает и заступается, когда скажу.
В гостях Илья смотрел те же диснеевские и отечественные мультики, боевики, что и у себя дома, но в компании с другом любое занятие было интересней, увлекательней.
Илья жил вдвоём с матерью. Родители разошлись, когда ему было пять лет. Это событие мальчик осознал со временем, так как отец и прежде не баловал его вниманием. Если он не был в очередной командировке, то спал, смотрел телевизор или уезжал на рыбалку. Подкинуть сына к потолку, пощекотать, погладить по головке – на это его родительской нежности хватало. Но ползать на коленках, катать машинки, складывать пирамидки и играть в другие игры с ребенком, уподобляясь ему самому, – отцу было скучно и утомительно.