Он явно не хотел прощаться с деньгами. Скомканная купюра лежала на моей ладони. Даже в затемнённой комнате я разглядел что-то мокрое, что после своей руки оставил заказчик. Без капельки стеснения вытер руку о штанину, уже планируя дома закинуть джинсы в машинку.
Вышел на улицу и будто очутился в другой реальности. С чувством выполненного долга я аккуратно положил деньги в карман толстовки и направился в сторону дома.
Прошёл квартал. Приблизился к тёмному переулку. Сзади послышались шаги. Сначала не обращал на них внимания, но с каждой секундой они становились все громче и громче. Так продолжалось до тех пор, пока некто в капюшоне не прошёл мимо меня. Я случайно заметил его лицо. Вернее, часть чёрной маски. Он ускорил шаг. Завернул за угол и спустя пару секунд бесследно исчез.
На душе у меня стало тяжело. В поисках успокоения я засунул руку в карман, где лежали деньги. Сердце моё пропустило удар от страха – деньги пропали.
Глава 4
Я медленно вошёл в дом. Темно. Все лампы выключены. Не работал даже телевизор. Сгущающиеся тучи заволокли небо, и от этого в доме было темно.
– Даан, это ты? – донёсся голос мамы из зала.
Я не мог вытянуть из себя ответ.
Радостная мама выбежала из зала и включила свет в коридоре. При виде моего вялого состояния с её лица резко сошла улыбка.
– Ну что? – намекнула она, – Давай, – и протянула руку.
Я отвёл взгляд в сторону. Она скрестила руки под грудью, оперлась о косяк двери головой. Режущий взгляд серых глаз четвертовал прежде, чем в ход вступили резкие слова:
– Где деньги?
– Мама, пойми, я, правда, отнёс цветы, получил деньги, но по дороге домой у меня их украли! Какой-то парень прошёл мимо и…
– Что? – загробным голосом спросила она. Глазные яблоки вот-вот выскочат из глазниц. Тонкие губы сложились в бледный бантик, – Что ты сейчас сказал? – вопрос прозвучал грознее в несколько раз. Острый маникюр мамы впился ей в руку.
– У меня украли деньги.
Я сделал шаг назад. Все тело окоченело от шока и пылало огнём одновременно. От волнения закружилась голова, я упёрся в стенку.
– Даан, да ты врунишка!
Мама разжала руки, резкими шагами подошла ко мне и застыла. Принюхивалась, как собака-ищейка. Глаза её загорелись безумным пламенем.
– От тебя несёт…
– В доме у заказчика несло сигаретным запахом, и пока я стоял там, одежда пропиталась им!
– Что ты врёшь?! Просто скажи, что потратил деньги! Наверняка в какой-то компашке ошивался!
– Но это неправда! Ты ведь знаешь. Это всё…
– Да ни за что в жизни тебе не поверю, что семья Грехов устроила такое!
– Но ведь это именно так.
– Не ври мне!
Я зажмурился от крика.
Вены мамы на шее вздулись до предела. Каждую секунду она набирала в лёгкие порцию холодного воздуха, а выдыхаемый ею был горячее огня. Руки тряслись, чтобы влепить мне пощёчину, и я готов поклясться, что хотел принять её в тот момент.
– Боже, ну что за наказание? – провыла мама, – Что за урода я родила, к своему великому сожалению?
Для меня эти слова стали острее ножа. Я почувствовал, как сердце обливается кровью от горечи и внутри образуется пустота. Эта пустота растягивалась и дальше, когда в голове всплывали все наши ссоры, скандалы по пустякам. И в гуще этих событий я не мог найти ни единого момента, когда мама могла искренне мне улыбнуться и сказать добрые слова.
Сейчас она ходила из стороны в сторону. Прикрыла глаза. Дрожащей рукой обхватила лоб и направилась к залу. Внезапно мама зацепила скатерть на тумбе, и стеклянная статуэтка ангела разбилась вдребезги. От испуга мы с мамой подпрыгнули. Статуэтку подарила моя покойная бабушка в день моего рождения. Это была последняя сохранившаяся память о ней.
– Это все ты виноват! – закричала она.
Мама опустилась к осколкам, начала кропотливо собирать их. Один из них ранил её ладонь. Стекло окрасилось кровью. Мама тихо захныкала, нагнувшись над разбитым ангелом.
– Ненавижу тебя… – прошептала мама, – Это из-за тебя моя жизнь пошла наперекосяк.
Мама забивала в меня эти обидные слова, как гвозди в древесину. В груди у меня защемило, от душевной боли к глазам подступала пелена слёз.
«Почему она меня ненавидит? Что я сделал, за что следует ненавидеть? Почему я слышу подобное от мамы?»
– Ты как камень на пути, который появился из ниоткуда и не желает сдвинуться в сторону! Зачем ты мне такой нужен?! Из-за тебя я тут! Из-за тебя я потеряла любимую работу! Из-за тебя я превратилась в никому не нужную женщину, которая выглядит старше своих лет, к которой равнодушны мужчины и не желают вести диалога сверстницы! Взгляни, как я себя извела из-за тебя! Ты не должен был рождаться! Твоё рождение – ошибка. Ошибка, которую легко можно исправить, и мне уже все равно, каким путём. Если ты не исчезнешь из моей жизни, я убью тебя!
Она выкрикивала каждую фразу и всхлипывала. Глотала слезы и продолжала собирать острые осколки. Мама закрыла лицо окровавленными руками.
Я хотел умереть. Я не видел решения этой проблемы. Лишь сейчас до меня дошло: с рождения я был одинок. Меня воспитывали только из принципа, меня не окружала настоящая родительская ласка. Это единственное, чему я всегда завидовал у сверстников.
Все улыбки – фальшивы, слова – обман, действия – наиграны, существование после такого… бессмысленно.
Я выбежал из дома. Не оглядываясь назад. Не думая ни о чём ином, как о смерти. Лишь она могла заглушить горечь утраты веры в жизнь.
Я не чувствовал ног. Бежал так, как не бежал никогда в жизни. Меня едва не сбила машина – ну и пусть! Я не успел бы пожалеть о содеянном. Мне было все равно, что меня ждёт там, откуда никто никогда не возвращался. Но одно я знал точно – там не будет лжи.
Я добежал до кладбища на обрыве. Дождь омывал надгробные плиты, поил траву и создавал атмосферу одиночества. Одежда пропиталась холодной водой, ледяной ветер бил прямо в лицо. Покалывало в спине, зуд в ногах дал о себе знать лишь сейчас. Острые камни внизу смотрели на меня своими колючими вершинами. Капли дождя точили их, дабы они приняли на себя морально умершего человека. Перед глазами пролетала жизнь, и не было момента, из-за которого я мог бы остановиться.
Мне нет смысла жить. Я не был любим, но любил сам. Любил того, кто отверг мою любовь. Он никогда не узнает о моей смерти, никогда не задумается, почему я так поступил. Он уже давно забыл обо мне. Все обо мне забыли.
Я сделал шаг вперёд. Тёмно-серые краски сменялись тёмно-синими. Поток ветра дарил мне последнюю ласку и провожал в неизведанную реальность – лишь он был нежен со мной в тот момент.
Самоубийцы считают жизнь бесполезной вещью лишь тогда, когда контроль над ней теряется. И выбрасывают. Гораздо легче выбросить ненужное. Но потом, когда оно понадобится, ты его уже не вернёшь. Никогда.
Глава 5
Чёрная пелена содрогнулась от громкого женского плача. Казалось, он повсюду. Эхом отражался от невидимых стен и вновь возвращался ко мне в троекратном размере. Голос казался до ужаса знакомым и подсознательно я понимал, кому он принадлежит, но из-за неясности сознания меня не пробрал тот ужас, который должен пробрать.
Я увидел перед собой проблески света. Они, подобно инею на стекле, охватывали тьму. Спустя мгновение передо мной открылось тёмное небо.
К женскому плачу присоединились и другие звуки. Я наконец-то смог осознать происходящее: я лежал на сырой свежей земле, сзади стояла небольшая плита, меня окружали люди в чёрной одежде; кто-то из них держал платочки и зонты, кто-то вытирал слезы, а кто-то стоял, повесив голову.
– Это я во всём виновата-а-а-а-а-а!
Передо мной на коленях, сгорбившись над букетами цветов, сидела мама. Чёрная юбка, чёрный пиджак, чёрные перчатки, пропитавшиеся её слезами, и чёрная шляпа, которую она так не любила.
Почему она плачет? Почему они все плачут? Неужели они не видят, что я сижу живой. Живой… живой ли? Разве я не умер, или то был дурной сон?
– Мама, почему ты плачешь? – я постарался улыбнуться, но голос мой выдавал горечь. Я положил ей руку на плечо и… прошёл сквозь него. Мама продолжала сидеть и плакать, не обращая на меня внимания.
Я содрогнулся от ужаса.
– Мама! Ты слышишь меня, мама! – продолжал звать её. Но она лишь сильнее разрыдалась, продолжая повторять:
– Это я его убила! Я… он… он сделал это из-за меня-а-а-а!
Я продолжал отчаянно пытаться обнять её. Кричал ей в ухо, но она словно не чувствовала, не видела меня. Никто не видел меня.
Сзади к ней подошёл мужчина и положил маме руку на плечо. Я увидел его лицо, и глаза мои задрожали от подступающих слез.
– Дорогая, пожалуйста, идём, – прошептал ей папа.
Взгляд его был полон печали и искренности, какой я никогда не видел, когда мы были вместе. Сейчас он нежнее и бережнее относился к маме. Она ласково взяла его руку и поднесла к мокрым щекам. Папа, не раздумывая, стер слезы и обнял маму крепко, будто этим объятием он хотел снять груз с её сердца. Мама обняла его в ответ и спрятала лицо в плечо, озябшими пальцами сжимая пиджак папы на спине.