Леонид Оливсон - Жизнерадостные люди. Страница 2

В номерах

(А.П.Чехов, ПСС, т3).

На днях жена полковника приехала в дрянной отельХотя она и в явном виде не увидела бордельХозяину отеля вдруг припустилась угрожать:“Прошу другую комнату – иль не буду приезжать”.

И с ней две дочки —                                     ведь им приспело время повенчатьсяТам был сосед, мужчина;                                         с кем не желал никто встречатьсяЕго я видеть не хочу: “Прошу принять Вас мерыОн людям тут показывает худшие примеры.”

Ах, матушка, ну что могу скажите я сделать с нимВедь он грозит мне и ругает – и вечно с кулакамиИ в драках он выясняет отношения с врагамиА утром ходит с синяками, в пъяном виде, в нижнем.

Как жаль, ведь из семейства благородных, и не женатНе пил бы столько то, может был бы и весьма богатТак не женат? Проверьте только, вы точно говоритеСтупайте-ка к нему: Вы срочно после – ко мне зовите.

Представь меня и дочерей моих и не забудь сказать:“Чтоб он при людях воздержался грубых выраженийЧто в номере моем его я буду с дочерями ждатьЯ думаю, что у него не будет возражений”.

Мамаша, ну зачем, вам нужен этот вечный вертопрах?Он забулдыга и все время крутится в больших долгахНу, почему вы девочки всегда так говоритеНе потому ль вы в девках долго, злые и сидите

В потемках

(А. П.Чехов, ПСС, т. 5)

Случилось это очень темной ночью,Тумана смрад скрывал свет фонарей.Я эту дачу знавал воочью,Бывал у живших там давно людей.

Товарищ прокурора пробудился,Ведь кто-то очень щекотал его ноздрю,От чиха нос его освободилсяИ вынес муху – «инородную среду».

Но он чихнул, так громко и со свистом,Что тело содрогнулось на кровати,И в воздухе, теперь уже не чистом,Его жена проснулася некстати.

Она надела туфли не спеша,Пошла к окну – ей было так привычно,Не слышно было стука стОрожа,И коростель молчал, что необычно.

Сквозь злую мглу ей показалася фигура,Что быстро шла от цветника к их дому.В ней разыгрались очень быстро страхи сдуру,Но к выводу она пришла другому.

Затем фигура побыла у кухни.И влезла на карниз ее окна.И запах вдруг пришел, как из конюшни,И больше не была уже видна.

В ее мозгу мелькнуло – «вор»,Он грабит ценности из дачи.В руках его большой топорСпасет ли муж от неудачи?

Вот муж разбужен наконец,Она ему все объясняет,Но муж ее – не тот глупец,Он ей спокойно заявляет,

Что, может быть к кухарке гость явился,Ведь днем сюда не может он придти,А он пожарный – я б не суетился,Ты только успокойся – уходи».

«Тем хуже для нее и для него.Мой дачный милый дом не для того!Подумай-ка еще, какой позор —Он даже хуже, чем домашний вор!»

Он, плюнув, в свои туфли залезаетИ ощупью идет на кухню дома.А по дороге няню вопрошает:«А где ж халат мой, тебе неведомо?

Ведь ты взяла вчера его мне обновить». —«Я отдала его кухарке». —«По дому должен без халата я ходить,Какие в доме беспорядки!»

Придя на кухню, он нашел кухаркуПод полкою с кастрюлями на сундуке.Он в бок ее толкает, интриганку,И говорит на чистом русском языке:

«Кто лез к тебе в кухонное окно сейчас?» —«Ты, барин, только посмотри который час.Кому же надо лезть ко мне? – ведь я устала.Я целый день на кухне с пищей простояла». —

«Ты, Пелагея, лучше не дуриИ своему прохвосту ты скажи,Чтобы из дома убирался, охламон,Пока что подобру и поздорову – вон!» —

«Как вам не стыдно, благородный барин,Надо мной глумиться?Грех вам – вы пользуетесь тем, чтонекому здесь заступиться!»

Товарищ прокурора четко понял, чтоСейчас совсем не прав.И, извинившись, он направился к жене,От суеты устав.

Но, вспомнив, быстро про халат спросил:«Брала ль ты чистить мой вчера халат?» —«Он на гвозде висит и не помят».И он, надев его, про все забыл.

Воображение его жены игралоКартину жуткую той страшной ночиЧто муж лежит, убит, и все, короче…Она же, лежа на кровати, умирала.

Но муж пришел и цел, и невредим,Истерики ее рассеяв дым,Сказав «Кухарка добродетельна, как ты,Мы перед ней с тобою виноваты».

Но тут запахло луком, щами, дегтем,И этот запах их насторожил.«Где спички? Дай-ка, мы свечу зажжем!» —Совет семейный в этот миг решил.

«И заодно я покажу тебеТо фото нашего родного прокурора,Он из палаты уходил к себеИ каждому давал автограф из задора».

Муж чиркнул быстро спичкой и зажег свечу,И спальня у кровати озарилась,Пошел он взять подаренную карточку,И в спальне вновь истерика случилась.

И где его халат – теперь загадка новая!На нем была шинель «ее» пожарного.Лицо жены, от новых страхов вновь пунцовое,Кухарка-то «ниш гит», не благодарная!

Юбилей

(А. П.Чехов, ПСС, т. 5).

В гостинице непрезентабельной шло торжество,Собрата Тигрова актеры отмечали юбилей.Их брат-актер необыкновенным слыл божеством,От лобызаний и речей цветистых алкал елей.

Любовник первый не был весьма оригинален,Сначала юбиляра восхвалял, братву свою пленяя,Затем посетовал, что мир, мол, материален,Но если б не было искусства, земля б была пустыня.

И завершил свой длинный монолог, глядя в окно,Грозя туда кому-то своим мощным кулаком:«Потомству нашему лишь оценить его дано,А не людям, живущим алчно, с золотым тельцом!».

И смолк торжественно он с этими словами.Актеры-други рявкнули «Ура!».Альбом ему он преподнес, да с литерами,Друзья все ринулись поздравить юбиляра.

Наш трагик обнял крепко всех, его почтивших,И быстро опустившись в кресло,                                      стал рассматривать альбом,Но не увидел лиц он, вместе с ним служивших,Ведь фото делал человек, владевший плохо ремеслом.

А под мясное блюдо дерзал другой простак-актер,Он соизволил даже прочитать ему мораль,Сказав, что юбиляр имеет сволочной характерИ потому ему его, хлюста, безумно жаль.

Затем поднялся, плача, со словами сам Тигров,Свой носовой платок в руках терзая, как вражину,Свою известность лихо возвещая всей дружинеИ потрясая пачкою гостиничных счетов.

И тут он не преминул высказаться об интригах гнусных,В которых жертвою невинной падал часто.Вошедший театра антрепренер, учуяв запах вкусный,Прервал его угрозы быстро, сладострастно.

Поздравив юбиляра со счастливым днемИ сам шутя заметив, что знал его давноОн опустился тут же выпить за столом,Хоть не платил за угощение и вино.

Тигров утер слезу – продолжил выступленье,По разрешению актеров приглашенных,И тут он начал свой обстрел и наступленье,На палачей искусства, им провозглашенных.

Тут антрепренер с ним совсем не согласился,Сказав, что он сейчас нам выдал нагло колкость.И тонко ощущая за сие неловкость,И, не поев гуся с капустой, удалился.

Но на пути своем успел съязвить большой офит,Что кресло это юбиляру нужно возвратить,А то ведь завтра на спектакле «Гамлетова страсть»На чем же император Клавдий будет восседать?

И юбиляр тут завопил, как гамадрил,Так трагик наш от горя сойкой слезы лил:«Вы почему не поддержали от нахала?»Десерт закончился и гости разбредались.

Вино закончилось, и – что ж – взялись за водку,Затем пошли в ход шутки анекдоты,Поток воспоминаний, прежних лет находки,И разное былое за годы работы.

В часу десятом расплатились за обед,Но близкие тут проявили мягкотелость,В другое место был направлен пьяный след,Да тут еще это веселье не приелось.

И юбиляр решил еще шампанским от обидВсех угостить, но вот в карманах было пусто.Любовник первый тут же предложил бегом сходитьПродать горе-альбом и сделать это шустро.

Ведь, если эти кривые дрожжевые рожиСейчас мы вынем аккуратно из альбома,Мы продадим его, продлив наши желанья,А с ними – для эпиграмм хранить его негожеНигде, тем более, у юбиляра в доме,Ведь и смотреть на них порой – одно страданье.

Доколе будет эта эстафета на Святой Руси,Привычка пьянства будет други-братцы?А вот попробуй-ка запрет провозгласи,Они ведь и полезут дружно драться.

Склонимся же к их обелискам