1987
ИЗ ЦИКЛА "ДЕКЛАРАЦИЯ НЕЗАВИСИМОСТИ"
1
Дождь идет. А на улице ясно.Листья мокрые чуть шелестят.Мне сегодня особенно ясно,Что мои прегрешенья простят.Все грехи мои так же простятсяБез печали, без слез, без речейКак осенние листья простятсяВ час назначенныйС веткой своей.Так и жить бы отныне на свете,Не печалясь и ближних щадя,В золотом, всепрощающем светеСентября, листопада, дождя.
1984
2
Друг друга мы любили. Мы насморком болелиИ оттого сопели сильнее, чем обычно.Мы терлись друг о друга сопливыми носами.Нас сотрясали волны любовного озноба.Мы оба задыхались, друг друга обдаваяДыханьем воспаленным,прерывистым, простудным.В окне горели ветки в осенней лихорадке,В лесах бродила осень — чахоточная дева,По желтизне багрянец, болезненный румянец,И небо так синело, как будто в день последний.
1986
3
Все сказано. И даже Древний РимС пресыщенностью вынужден мириться.Все было. Только ты неповторимИ потому — не бойся повториться.Жизнь тратили в волшбе и ворожбе,Срывались в бездны, в дебри залезали…Пиши, приятель, только о себеВсе остальное до тебя сказали.
1986
ПРОГРАММА "ВРЕМЯ"
Трудно в армии первое время.Помню, смотришь — и плакать готовНад обычной программою "Время",Глядя вечером вместе со всемиВ телевизор без всяких цветов.Черный с белым — и те поразмыты,Перечеркнуты сеткой помех…О, унынье армейского быта!Люди ходят, смеются, а мы-тоТак вдали, и отдельно от всех!А дойдет до прогноза погоды,Да покажут московский пейзаж,Да как вспомнишь про эти два года,Да про то, что обратного хода,Хошь не хошь, из казармы не дашь…Но она утешала отчасти,Незатейливо радуя глаз,И дарила короткое счастьеТам, что жизнь за пределами частиПродолжается, хоть и без нас.На ударную смотришь бригаду,На какой-нибудь чудо-колхозВсе, над чем хохотал до упаду,Принимаешь теперь, как отраду,Умиляешься чуть не до слез!Смотришь "Время" — на первом, на трудном,Только-только пошедшем годуИ не скользким, не скучным, не скудным,А таким оно кажется чудным!(Я программу имею в виду).…Нынче вечером, сытый и пьяный,Не в белесый уже, а в цветнойСмотришь, смотришь в квадратик экранный,Но с какой-то тревогою странной,С непонятной тоскою глухой.Не за Альпы, не за Филиппины,Не за наш неустроенный быт,Не за прочие наши кручины,Просто так, безо всякой причины,Смотришь, смотришь — а сердце болит.
ДИАЛОГ
— Как мы любим себя! Как жалеем!Как бронируем место в раю!Как убого, как жалко лелеемУгнетенность, отдельность свою!Сотню раз запятнавшись обманом,Двести раз растворившись в чужомКак любуемся собственным кланом,Как надежно его бережем!Как, ответ заменив многоточьем,Умолчаньем, сравненьем хромым,Мы себе обреченность пророчимИ свою уязвленность храним!Как, последнее робко припрятав,Выбирая вождей и связных,Люто любим своих супостатовИбо кто бы мы были без них?Мы, противники кормчих и зодчих,В вечном страхе, в холодном поту,Поднимавшие голову тотчас,Как с неё убирали пяту,Здесь, где главная наша заслугаУсмехаться искусанным ртом,Как мы все-таки любим…— Друг друга!Это все перевесит потом.
ЗАПОЛНЕНЬЕ ПАУЗ
Дано: осенний сад набрякший,И ненадежный дачный кров,И дождь, собравшихся обрекшийНа краткость дня и сырость дров.Пейзаж привычный, пастерначийШуршанье, холод по ночам,Хозяин, вынужденный дачейК метафизическим речам.В глуши что делать в это время?В пандан дождю звучит ручейРечений русского евреяИ возражающих речей.Из печки выгребают сажу.Хозяйке холодно. ПритомДождю, траве, дровам, пейзажуИ всей России за окномОтнюдь ни холодно, ни жаркоОт шевеленья наших губ.В коротких паузах из паркаНесется шелест, шлеп и хлюп.И разговора вялый парусВотще колышется давно.Искусство заполненья паузЧто наша жизнь, как не оно?Соседка юная случайноСюда заходит из сеней.Ей предпочтительней молчаньеОно вернее и полней.И потому, покуда нектоМеж сушек и кофейных чашИскал в безвекторности векторОна молчала, как пейзаж.Хвала пейзажу с вечной дрожьюСырых осин, пустых тревог!Хвала родному бездорожьюВ нем есть возможность всех дорог.Хвала заезженной пластинке,Словам, повисшим на губе,Покуда девушка в косынкеСидит себе, как вещь в себе.
1993
ПОХВАЛА БЕЗДЕЙСТВИЮ
Когда кончается эпохаИ пожирает племенаОна плоха не тем, что плохо,А тем, что вся предрешена.И мы, дрожа над пшенной кашей,Завидя призрак худобы,Боимся предрешенной, нашей,Не нами избранной судьбыХотя стремимся бесполезно,По логике дурного сна,Вперед — а там маячит бездна,Назад — а там опять она,Доподлинно по "Страшной мести,Когда колдун сходил с ума.А если мы стоим на месте,То бездна к нам ползет сама.Мы подошли к чумному аду,Где, попирая естество,Сопротивление распадуКатализирует его.Зане вселенской этой лажеРаспад, безумие, порокЛюбой способствует. И дажеЛюбой, кто встанет поперек.
1991
* * *
Все не ладится в этой квартире,В этом городе, в этой стране,В этом блеклом, развинченном мире,И печальней всего, что во мне.Мир ли сбился с орбиты сначала,Я ли в собственном бьюсь тупикеВсе, что некогда мне отвечало,Говорит на чужом языке.Или это присуще свободеМяться, биться, блуждать наугад?То ли я во вселенском разброде,То ли космос в мое виноват.То ли я у предела земного,То ли мир переходит черту.То ли воздух горчит. То ли слово.То ли попросту горечь во рту.
1991
* * *
Вечно для счастья детали одной,крохотулечки недоставало!Вот и сегодня опять за стенойвместо Вагнера — Леонковалло.Как от угрюмого "Жизнь прожита"удержала смешная открыткаСчастью сопутствует неполнота,охраняя его от избытка.Ах, если б веточку эту — левей,это облако — вверх подтянули,Ах, если б в паузе пел соловей(соловьев не бывает в июле),Чтобы острее, жадней ликовать,смаковать, как последнюю кружку…Если бы к нашему счастью кровать!..Ничего, потерпи раскладушку.Помнишь, у Мелвилла: сидя в тепле,надо мерзнуть хоть кончиком пальца?Как на остылой, постылой земленапоследок удержат страдальцаХоть и ударили пыльным мешком,но укрыли от медного таза,Малою черточкой, беглым штришкомотгорожено счастье от сглаза.О, незаконченность! Только она!Только еле заметные сбои!Жизни, покуда не завершена,совершенство противно любое.Эту бы мысль — да в другую строфу,ибо в этой её не заметим…Полно, читатель! Такую лафу?На халяву? Довольствуйся этим.
1991
ПРОРОК
"Не всякий лысый брюнетом был."
(Горький)Не всякий лысый был брюнетом,Хотя кричит, что он брюнет.Не всякий битый был поэтом,Хоть без битья поэта нет.Пиит обязан быть побитымХотя б немного, just a bit,Но не обязан быть пиитомЛюбой, кто кем-нибудь побит.Легко считать себя пророком,Подсчитывая синякиИ к ним в отчаянье глубокомПрикладывая медяки.Но сотня сотен слов облыжных,И бледный вид, и горький рок,И в спину брошенный булыжникНе говорят, что ты пророк.А то случится, что пророкомНачнет считать себя любой,Фингал имеющий под окомИль шрам над верхнею губой.Пророк! Твой путь не безобиден.Пророком быть — тяжелый крест.Пророк всегда угрюм и беден.Живет в пустыне. Мало ест.Но мало быть босым и голымИ плечи подставлять под плеть,Чтобы сердца людей глаголомНе то что жечь — хотя бы греть.Друзья! Поэтому не стоитСвою тоску вздымать на щит.Пророк, как правило, не стонет.О старых шрамах он молчит.Ему ль считать себя страдальцемВ юдоли грустной сей земли?Его не трогали и пальцемВ сравненьи с тем, как бить могли.
1988