«Японец японку любил очень сильно…»
Измены нет… Любовь одна.
З. Гиппиус
Японец японку любил очень сильно —Он нежно ее ласкал,Уносил в своем сердце ее лепет умильный,Когда ее не было — тосковал;Он поверял ей важные тайны,Как мог поверить только японке.Любовь их была необычайна.Касания — трепетны и тонки.Японец поистине любил ее одну.Но однажды ночью он целовал негритянку.И все сказани: «Он изменил! Он обманул свою жену!»Ах, как люди все толкуют наизнанку!Ведь этой арапке он не доверил важной тайны,Он по-японски с ней не говорил, —Значит — она случайна.Значит — он не изменил.
Сон
Сегодня мне дурной сон приснился:Будто в принца обратился кот,Он одной лапой мне в сердце вонзился,А другой зажал рот.Я заплакала, хоть и не думала бояться.Но как смеют принцы-котыМоего сердца касаться?Ведь в этом сердце — ты.
Мечты
Я хочу, чтоб исчезло все на свете,Чтоб вся жизнь куда-то ушла,И только я лежала бы на диване в твоем кабинетеИ смотрела, как ты сидишь у стола,Читаешь, — весь в своей книге,Но думаешь: «Через час я ее разбужу».А я не сплю. Я только тихо лежу.Ах, мечты! А пока только роли, репетиции, закулисные интриги…
Сказка
Я люблю твои сказки о древнем востоке,Где женщины были прекрасны, а цари жестоки,Где верблюды бродили по желтой пустыне,Где ты был царем, я — твоей рабыней.Это так хорошо, что мы — звенья одного рода,Что в нас, как темное вино, кровь старого народа,Что в стране пальм и львов,Пестрых тканей и ярких ковров —Наши корни.От этого ты мне ближе всех, я тебе покорней.Хочешь, я опять стану рабыней, а ты царем?И вместе умрем…Хочешь?
Он говорил мне…
Как странно, правда? Ты неведомая, новая,А мне тебя так жалко отпустить.Ну, погоди, — смотри: мой кабинет, моя столовая,А здесь — вот видишь — шторы опустить —Настанет сразу ночь. Темно. Камин горит.А ты моя. Со мной. И так ты мне мила.И кто-то знающий надземность — говорит,Что ты мне все пути к былому замела.Как странно все. И то, что ты мне так близка.Скажи мне: «у тебя», не говори «у васМне хорошо…» Не плачь. О чем твоя тоска?Дай мне ласкать тебя и слезы пить из глаз —Любить тебя…
Себе — в зеркало
Отчего у тебя печальные глаза? Не грусти.Не навеки же ты говоришь «прости» —Ты говоришь только «до свиданья» — до мая.Не грусти. К тебе это не идет — ты смешная.Можешь купить себе золотой сургучик,Пять новых карандашей и ручек,Духи, которые будут завтра пятном на портьере,Помечтай о блестящей поэтической карьере —Но только не думай о том, что ты уедешь —И тебя заменит другая —Все будет хорошо. Не тоскуй, моя дорогая.
Петербург
Наташе Волоховой
Как хорошо на набережной ночью!Сверкнул глазами и исчез мотор. Мы одни.Вдали биржа, как сказка. Облаков клочья.Вода. Огни.Петербург разве город? Это призраки из гранита.Петербург разве город? Это чудо сна.Здесь хочется быть красивой, знаменитой.Нельзя сказать: «я люблю Петербург» — я влюблена.
У жизни в лапах
Уехать из Петербурга — как это больно.Так мало я здесь была — и вдруг кто-то говорит: «довольно…»Петербург — милый, ты — сон, ты сказка, ты мой!Уехать из Петербурга я не могла бы даже зимой,А теперь, когда настанет нежная северная весна —Будут белые улицы и острова без сна,Летний сад станет зеленым,Липы зацветут и клены,Он начнет хорошеть ежечасно, —Уехать теперь — это так ужасно!
18 марта 1914Vertige
Как хорошо встречаться ночью у Альбера,Будто мы чужие друг другу, —Мы среди пестрой толпы как две точки одного круга,И несметно для других подымать свои фужеры.Играют танго — горячий и сладкий,Как милый взгляд, который я ловлю украдкой.Пьем Capri. Мотом Brambino.Твои губы — темные рубины.Глаза — золотые меды.Как же можно говорить, что у Альбера скучно, а весело в Villa Rode?!
Несбыточное
Он сказал: «Останьтесь!Неужели в конце мартаЯ не повезу вас на острова?»Не сбудется. Его слова,Как лошади, не добежавшие до старта,Они прозвучали как выстрел в пустыне,Но в сердце моем нет места сомнениям,И я только прошу: «Солнце, не пой о весеннем!Небесная вуаль, не будь такой синей!»
В поезде
Ехали в поезде девочка и мальчик —Ехали и радовались всему —Тому, что вот — цапелька на болоте, вот — речка, вокзальчик,Мальчик рад девочке, а она — ему.Девочке и мальчику было так безразлично,Что Петербург тем дальше, чем ближе мы к югу,Они пили молоко, спали отличноИ, шаля, обнимали друг друга.Мальчик и девочка! Счастливые дети!Как вы расстались в Курске легко!Ах, хочу быть как вы — забыть все на свете,Ловить рукой дым и пить молоко.
30 марта 1914Письма
На столе все твои письма. Сижу,Окруженная серыми листамиИ будто тебя ласкаю, когда рукой по ним вожу.Смешные буквы! Все с хвостами!И чем непонятнее —Тем приятнее.Кажется, что не перо и чернила,А душа на бумагу слова уронила.Кажется, что эти слова ты прошептал.А в последних письмах ты сталПисать четко. И все буквы так гладки.Не надо! Ведь письма — это загадки.Писать четко — большой порок:Строчки нужны только для того, чтобы читать между строк.
Хмель
После хмеля всегда бывает похмелье.Любовь твою — пью, как волшебное зелье.Душа в бреду. Тело в огне.Я твоя. Ты весь во мне.Твои ласки горят на мне рубинным ожерельем —Ты — мой хмель! Кто будет похмельем?
Похмелье
После темного, как кровь, вина —В золотом и пенном мое веселье.Когда выпит хмель до дна —Жду похмелья.Его глаза были, как старый мед,Звуки голоса — капли золотой влаги.Твои аквамарины — как острый жгучий лед.В голосе — чеканное серебро старой саги.Он был — страсть — темная и жаркая.Ты — поцелуй, нежный и порочный.Он — кровь, алая, яркая.Ты — странный плод — сладкий и сочный.С ним выпила свой хмель я.От тебя жду похмелья.
Без маски
Ты сказал: «Нет, не можешь ты совсем не думать обо мне —Ведь ты вчера еще меня любила»…Милый,Разве дело в дне?Что такое: сегодня, вчера?Разве нужны дни, вечера,Ночи —Для того, чтобы стали желанны не золотые, а синие очи?Я сама не знаю, как это случилось,Что вчера я в том храме молилась —Сегодня в ином.Что вчера я упивалась красным вином,Сегодня пью белое,Все это потому, что живое тело я,Во мне — алая кровь.Я не могу сказать: «Вот это — навеки — моя любовь» —Не могу навыки застыть в одной думе я —Я не мумия.
Рассвет