— Я помешал? — сказал голос позади меня. Голос Бентли.
Повернувшись, я увидела, что он стоит с сундучком в руках. Он улыбнулся мне, но в его глазах была печаль. Я похлопала по месту на ступеньках рядом со мной, и он быстро принял мое безмолвное приглашение. Габи одела и его тоже. Синий пиджак был поверх его поношенной футболки с Битлз. Люди внутри, вероятно, странно смотрели на него, из-за выбора одежды, но Бентли не заботило, что думали другие. Он заботился только об одной девушке, ее желаниях и потребностях.
— Как дела? — спросила я, положив руку на его колено.
Его голубые глаза нашли мои зеленые, и сначала он рассмеялся. Тем не менее, мы оба знали, что это был смех от страдания. Мои губы изогнулись. Бедный парень. Он накрыл лицо руками и свернулся на ступеньках. Я слегка ахнула, почти чувствуя, как его сердце разбивается на кусочки. Прежде, я всего один раз видела, как Бентли плачет, и это было, когда он выиграл билеты на концерт Пола Маккартни. Это были очень разные типы слез.
Смотреть как он ломается, заставляло меня чувствовать себя такой беспомощной, все что я хотела — это поглотить всю его боль и отправить ее в космос, так, чтобы он никогда не чувствовал ее снова.
— Мне так жаль, Бентли, — тихо сказала я, обернув руки вокруг него.
Он продолжил плакать еще некоторое время, прежде чем вытер слезы.
— Я такой идиот, что сломался прямо перед тобой. Последнее, что тебе нужно видеть — это как кто-то разваливается на части. Прости, Эшлин, — вздохнул он. Он был самым милым парнем, которого я когда-либо встречала. Жаль, что хорошие парни, могли чувствовать боль, потому что все знали, что их сердца наиболее уязвимые.
— Никогда не извиняйся передо мной. — Переплетая свои пальцы, я положила подборок на верхушку своих рук.
Он наклонил голову в мою сторону и подтолкнул меня в плечо.
— Как дела? — спросил он, смотря на меня тем же самым заботливым взглядом, что и всегда. Моя сестра влюбилась бы в него еще больше за то, что он пришел проверить меня. В мире, который наступает после этого, я была уверена, что она улыбалась, пока зависала с Тупаком и мамой Немо.
Небольшая улыбка коснулась моих губ, и простое напоминание, что я не одна, кому больно, скользнуло в мою голову. Бентли значил мир для Габи, но Габи была вселенной для Бентли. Он был на два года старше нас. Мы познакомились, когда он был одиннадцатиклассником в старшей школе. Габи была десятиклассницей, а я девятиклассницей, так как оставалась на второй год из-за проблем со здоровьем.
Через несколько недель Бентли начнет свой второй год обучения в колледже, вернувшись на север, где он учится на врача, что было иронично, потому что прямо сейчас он страдал от разбитого сердца, что ни одно лекарство не могло излечить.
— У меня все в порядке. — Это была ложь, и он знал, но это было нормально. Он не будет спрашивать меня об этом. — Ты видел там Генри? — спросила, на мгновение повернувшись, чтобы посмотреть на двери церкви.
— Да, видел. Мы немного поговорили. Ты говорила с ним?
— Нет. Я даже не говорила со своей мамой. Несколько последних дней. — Дрожь в моем голосе была заметна Бентли, и он обнял меня за талию и притянул ближе в комфортное объятие.
— Она просто скорбит. У нее нет дурных намерений. Я уверен в этом.
Я провела пальцами по ступенькам, ощущая грубую текстуру под своей гладкой кожей.
— Я думаю, она хотела бы, чтобы это была я, — сказала я тихо. Слеза покатилась по моей щеке, и я повернула голову к Бентли, которому, казалось, было больно за меня от моих собственных слов. — Я думаю, что она даже не может посмотреть на меня, потому что, ну... я просто дьявольский близнец, который выжила.
— Нет, — сказал он решительно. — Эшлин, в твоем теле нет ничего дьявольского.
— Откуда ты знаешь это?
— Ну, — он выпрямился и подарил мне глупую улыбку. — Я врач. По крайней мере, учусь на него. — Я не могла ничего поделать и рассмеялась на его комментарий. — И просто ты знаешь... во время последнего разговора, который был у нас с Габи, она продолжала повторять, как она счастлива, что это не ты.
Я прикусила нижнюю губу, пытаясь сдержать слезы, что уже были готовы политься.
— Спасибо, Бентли.
— В любое время, дружище. — Он обнял меня в последний раз, прежде чем мы отстранились. — Это приводит меня к следующему моменту. — После того как он потянулся к сундучку рядом с ним, он поднял его и положил мне на колени. — Это от Габи. Мне сказали отдать его тебе, чтобы ты открыла после похорон сегодня вечером. Я не знаю, что в нем. Она не сказала мне. Просто сказала, что это для тебя.
Я уставилась на деревянный сундучок и провела пальцами по нему. Что может быть внутри? Что делает его таким тяжелым?
Бентли поднялся со ступенек и засунул руки в карманы. Я слушала его шаги, когда он подходил ближе к дверям церкви и открыл их, из-за чего изнутри был слышен тихий гул слез, что становился более разрушительным. Я не подняла взгляд, тем не менее, я знала, что он все еще здесь.
Он прочистил горло и подождал несколько мгновений, прежде чем заговорил:
— Я собирался попросить ее выйти за меня, ты знаешь.
Деревянный сундучок передо мной упала на бок рядом с моим бедром, и я ощущала, как летнее солнце опаляет мое лицо, выплевывая свой свет на мою кожу. Не поворачиваясь к нему, я кивнула.
— Знаю.
Тяжелый вздох сорвался с его губ, когда он повернулся, чтобы опять зайти в церковь. Я сидела там еще некоторое время, безмолвно прося солнце расплавить меня в небытие на ступеньках. Люди бродили возле здания, но никто не останавливался, чтобы посмотреть. Они были слишком заняты своими жизнями, чтобы заметить, что моя каким-то образом остановилась.
Дверь церкви снова открылась, только на этот раз это был Генри, который пришел сесть рядом со мной. Он не сказал много, но он сидел достаточно далеко, чтобы я не чувствовала себя некомфортно. Потянувшись в карман своего пиджака, он вытащил пачку сигарет и прикурил одну.
Клубы дыма вылетали из его рта, и я как загипнотизированная наблюдала за узорами, прежде чем они рассеивались.
— Тебе не кажется немного дурным курить на ступеньках церкви?
Генри стряхнул немного пепла с сигареты, прежде чем заговорил:
— Да, ну, поскольку этот мир похоронил одну из моих дочерей, я думаю, что могу покурить на этих ступеньках и сказать: «Да пошел ты, мир». По крайней мере, сегодня.
Я рассмеялась, сарказм наполнял каждый звук моего смеха.
— Это кажется немного смелым для тебя называть нас своими дочерями, после восемнадцати лет только звонков на дни рождения и праздничных подарочных открыток.
Генри приехал сюда из Висконсина, и это был первый раз, когда я его увидела за довольно долгое время.
Он не сделал миссией своей жизни иметь кофейную кружку с надписью «Папа №1», и я была в порядке с этим. Но приехать сюда сегодня и играть роль скорбящего отца казалось немного драматичным, даже для парня курящего сигареты.
Он тяжело вздохнул, не ответив. Мы сидели и смотрели на людей долгое время. Достаточно долго для меня, что я почувствовала себя плохо из-за того, что так грубо ответила ему.
— Извини, — пробормотала я, смотря в его направлении. — Я не имела это в виду. — Я даже не думала, что он обиделся на это из-за меня. Я полагаю, что иногда легче понять, чем обидеться.
Вскоре Генри озвучил свою истинную причину, почему присоединился ко мне снаружи.
— Я говорил с твоей мамой. У нее довольно сложный период.— Никакого комментария от меня. Конечно, у нее сложный период! Ее любимая дочь мертва! Он продолжил: — Мы пришли к соглашению, что, возможно, будет лучше, если ты переедешь ко мне, начнешь и закончишь свой последний год в Висконсине.
На это раз я по-настоящему рассмеялась.
— Да, конечно, Генри. — По крайней мере, у него все еще было чувство юмора, чтобы продолжить. Странное чувство юмора, но забавное. Повернув свое тело к нему, я увидела, как мрачный взгляд заполняет его глаза — тот же самый оттенок зеленого, что и у меня. И у Габи. Мой желудок скрутился узлом боли. Мои глаза наполнились слезами. — Ты серьезно? Она больше не хочет, чтобы я была здесь?
— Это не так... — его голос дрожал, он старался не обидеть меня.
Но это было так. Она больше не хотела меня. Иначе, зачем бы она хотела отправить меня на землю коров, сыра и пива? Я знала, что у нас трудный период, но такое все семьи переживают после смерти. У вас сложные времена. Вы ведете себя осторожно. Вы кричите, когда должны и плачете во время криков. Вы разваливаетесь на части — вместе.
Боль в животе из-за последних нескольких недель вернулась, и я ненавидела то, что чувствовала себя слабой. Не перед Генри. «Не теряй сознание перед ним».
Я встала со ступенек, держа деревянный сундучок под своей левой рукой. Оттряхнув пыль с задней части своего платья правой рукой, я пошла в сторону церкви.
— Все в порядке, — солгала я, мой разум помутился от панических мыслей о грядущем. — Кроме того... кто вообще хочет быть желанным?