а она была здоровенной белой бабой, которая якшалась с местными филиппинцами, эти черти вытворяли такое по мужицкой части, что белым и во сне не приснится, даже мне; островитяне фланировали в широкополых шляпах а-ля Джордж Рафт[4] и пиджаках с наставными плечами, короче, они были типа местные законодатели мод, парни со стилетами; кожаные штиблеты, сальные развратные рожи — куда же вы подевались?
ну, так или иначе, а выпить было нечего, и я просидел в своей комнате несколько часов кряду, едва не свихнувшись; нервный, пришибленный, с распухшими яйцами, имея на кармане 450 баксов, я не мог купить себе даже дешевого пива, я ждал темноты, темноты — не смерти, я хотел слинять, еще одна попытка, собрав всю волю в кулак, я слегка приоткрыл дверь, не снимая цепочки, он был там — маленькая вертлявая обезьяна с молотком, я открыл дверь, он поднял молоток и ухмыльнулся, я закрыл, он вытащил изо рта гвозди и прикинулся, что прибивает ковровую дорожку, идущую вниз по лестнице до первого этажа, не знаю, сколько это продолжалось, одно и то же — я приоткрываю дверь, он поднимает молоток и ухмыляется, сраная обезьяна! он всегда оставался возле моей двери, я начал сходить ума. маленькие круги вращались, вращались, вращались, и бледные плоскости и вспышки света теснились в моей черепушке, уверовав, что окончательно рехнулся, я взял в одну руку свой чемодан — совсем легкий — одно тряпье, в другую — печатную машинку — стальную, одолжил ее у жены одного приятеля и зажилил — более весомые ощущения: невзрачно-серая, плоская, тяжелая, видавшая виды, тривиальная… и так, цепочка с двери снята, с выпученными шарами, с чемоданом в одной руке, с ворованной машинкой в другой, я ринулся под пулеметный огонь, скорбная утренняя заря, шуршание пшенки, конец света.
ЭЙ! ТЫ КУДА?
мартышка привстала на одно колено, подняла молоток — отблеск электрического света на металле молотка, — и мне хватило этого: в левой у меня чемодан, стальная портативная печатная машинка — в правой, враг в превосходной позиции — ниже моих колен — я размахнулся, вложив максимум точности и чуток ярости, и дал ему плоской, тяжелой и жесткой стороной машинки, со всего маху, прямо по башке, по его черепушке, по виску, по всему его существу.
мне показалось, что на время померк свет и все вокруг зарыдало, затем тишина, вдруг я уже на улице, тротуар, скатился по лестнице, сам того не заметив, и как на удачу — такси.
ТАКСИ!
я внутри.
ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЙ ВОКЗАЛ, как здорово шуршат шины в утренней тишине. НЕТ, ПОДОЖДИ, спохватился я. ДАВАЙ НА АВТОВОКЗАЛ.
А ЧЁ ТАКОЕ, ЧУВАК?
ДА Я ТОЛЬКО ЧТО УБИЛ СВОЕГО ОТЦА.
ТЫ УБИЛ ОТЦА?
ЧЁ, ПЕРВЫЙ РАЗ СЛЫШИШЬ О ТАКОМ? КОНЕЧНО.
ТОГДА ГОНИ: АВТОВОКЗАЛ.
я просидел на вокзале целый час, ожидая автобус на Нью-Орлеан, и все гадал, убил я того парня или нет. наконец загрузился со всем скарбом, машинку запихнул в самую глубь на верхней полке, не хотелось, чтобы эта штуковина свалилась мне на голову, поездка вышла долгой, много выпивки и небольшое увлечение рыжеволосой из Фотр-Уорта. я выгрузился вместе с ней в этом самом Форт-Уорте, но рыжая жила с матерью, и мне пришлось искать комнату, по ошибке я снял угол в публичном доме, и всю ночь слушал женские вопли типа: «ЭТУ штуку в МЕНЯ? да НИ ЗА КАКИЕ деньги!», звуки спускаемого унитаза и хлопанье дверями.
а рыжеволосая, она была прекрасное невинное дитя, похоже, берегла себя для более достойного мужика, короче, я покинул город, так и не забравшись ей в трусики, наконец я оказался в Нью-Орлеане.
а вы помните Эльфа? парня, с которым я дрался, ну так он погиб во время войны под пулеметным огнем, я слышал, он долго мучился, недели три-четыре, перед тем как испустить дух, и вот странная вещь, он как-то сказал мне, нет, вернее, спросил:
— прикинь, какой-нибудь мудак прижмет гашетку пальцем и располосует меня пополам?
— ну так ты сам в этом виноват.
— конечно, ты-то вот не собираешься умирать ни под чьими пулеметами.
— это уж как пить дать, дружище, кроме как под дулом Дядюшки Сэма.
— кончай ты мне эту туфту гнать! я же знаю, что ты любишь свою страну, по глазам вижу! любишь, по-настоящему любишь!
и тогда я его ударил первый раз.
что было потом, вы уже знаете из этого рассказа.
в Новом Орлеане я внимательно подошел к съему жилья, чтобы снова не оказаться в публичном доме, хотя весь город смахивал на большой бордель.
мы сидели в конторе после очередной игры, которую просрали со счетом 1:7. сезон перевалил на вторую половину, а мы тащились в хвосте, отставая на 25 игр от первого места, я осознавал, что это мой последний сезон в качестве менеджера «Синих», старик Хендерсон достал из ящика стола пинту, отхлебнул и подтолкнул бутылку ко мне.
— до кучи, две недели назад я подхватил мандавошек, — сообщил Хендерсон.
— черт, мои соболезнования, босс.
— недолго мне осталось, боссом-то.
— понимаю, босс, но ведь ни один из менеджеров не сможет сдвинуть этих пропойц с последнего места, — сказал я и одним глотком опростал треть пинты.
— и что хуже всего, я думаю, что подхватил этих мандавошек от своей собственной жены.
я не знал, что мне делать, смеяться или плакать, поэтому промолчал.
раздался очень робкий стук в дверь, затем она отворилась, и мы увидели на пороге какого-то чудилу с бумажными крыльями, прикрепленными к спине, парнишке было лет восемнадцать.
— я хочу помочь клубу, — сказал он.
за его спиной болтались здоровые бумажные крылья, реальный кретин, на спине пиджака прорезаны дырки, черт, а эти крылья то ли приклеены, то ли примотаны, то ли еще чего.
— послушай, — сказал Хендерсон, — будь так добр, съеби отсюда нахуй! нам сегодня хватило комедии на поле, просто со смеху все подыхали, так что пиздуй отсюда без оглядки, сынок!
чудак подошел к столу, глотнул из нашей бутылки и сказал:
— мистер Хендерсон, я ответ на ваши молитвы.
— сынок, — продолжил босс, — ты еще слишком мал, чтобы хлестать такое пойло.
— я старше, чем выгляжу.
— сейчас ты еще повзрослеешь! — пообещал Хендерсон и нажал на кнопку под столом.
а это означало, что через мгновение в офисе появится Буйвол Кронкайт. я не буду утверждать, что Кронкайт убивал направо и налево, нет, я вообще не уверен, что он убил кого-нибудь, но знаю точно, что вам крупно повезет, если вы еще сможете курить через резиновую жопу после того, как он вас обслужит. Буйвол ввалился в офис, чуть было не сорвав дверь с петель.
— который, босс? — промычал он, шевеля своими огромными пальцами и оглядывая комнату.
— вот этот гопник с бумажными крыльями. Буйвол двинулся на парнишку.
— не трогай меня, — пропищал гопник с бумажными крыльями.
Кронкайт кинулся на него — и вдруг, спаси меня господи, этот гопник… взлетел! он порхал по комнате под самым потолком, я потянулся к бутылке, но старый хрыч Хендерсон опередил меня. Буйвол рухнул на колени и заголосил:
— Господь наш, царствующий на небесах, сжалься надо мной! ангел! ангел!
— не будь ослом! — ответил ему ангел, кружа по комнате. — никакой я не ангел, просто я хочу помочь вашей команде, я болел за нее сколько себя помню.
— ладно, приземляйся, давай все обсудим, — сказал Хендерсон.
ангел, или черт знает, кто он там был, опустился на стул. Буйвол подполз к его ногам, стянул с них башмаки с носками и стал целовать грязные лодыжки. Хендерсон наклонился к своему телохранителю и с крайним отвращением на физиономии прошипел, брызгая слюной:
— пошел нахуй, уебище недоразвитое! чего я ненавижу, так это сопливую сентиментальность!
Буйвол утерся и быстренько свалил. Хендерсон стал шарить по ящикам своего стола.
— блядь, где-то у меня тут контракт был… — проворчал он.
по ходу поиска контракта обнаружилась еще одна пинта виски. Хендерсон сорвал с горлышка целлофан и посмотрел на парнишку:
— скажи-ка, а бить-то ты умеешь? крученый? наружу? вовнутрь? скользящий?
— а черт его знает, чего я умею, — ответил крылатый чудик. — мне приходилось скрываться, я только читал газеты и смотрел телевизор, но я всегда болел за «Синих», и было чертовски обидно за нынешний сезон.
— ты скрывался? где? знаешь, человеку с крыльями трудно спрятаться даже в Бронксе! в чем твоя фишка? как ты это вытворяешь?
— мистер Хендерсон, мне бы не хотелось забивать вам голову техническими деталями.
— кстати, как твое имя, сынок?
— Ирус. Ирус Хриспин. И. X. — сокращенно.
— эй, сынок, ты что, еб твою мать, прикалываешься надо мной?
— нет, что вы, мистер Хендерсон.
— ну, тогда держи пять, они пожали друг другу руки.
— блядь, у тебя руки как ледышки! ты ел чего-нибудь последнее время?
— немного жареной картошки с цыпленком и пиво, часа в четыре.
— выпей, сынок. Хендерсон повернулся ко мне:
— Бейли?
— ну?
— обеспечь, чтобы вся эта пиздобратия под названием бейсбольная команда собралась завтра на поле в десять утра, все без исключения, я думаю, что мы наведем шороху покруче, чем со взрывом ядерной бомбы, а теперь сваливаем отсюда, нам всем надо выспаться, у тебя есть где переночевать, малыш?