А Шмелев - Широта русской души. Страница 3

Замечание. То. что воля противопоставляется некоторому принятому распорядку, воспринимаемому как норма, создало базу для семантического развития этого слова в советское время. В речи советских заключенных слово воля обозначало весь мир за пределами системы лагерей, и в таком употреблении отразилось представление о воле как о внешнем, постороннем мире. Характерно, что слово воля (и его производные вольный, вольняшка) в гаком значении могло употребляться только самими заключенными, а также говорящими, как бы становящимися на их "точку зрения" (так, в "Раковом корпусе" Лен Леонидович, сообщивший Костоглотову, что побывал, "там где вечно пляшут и поют", на вопрос последнего: "И по какой же статье?" -отвечает; Я -- не по статье. Я -- вольный был).

Воля издавна ассоциировалась с бескрайними степными просторами, "где гуляем лишь ветер... да я". На связь понятия воли с "русскими просторами" указывает Д. С. Лихачев: "Широкое пространство всегда владело сердцем русским. Оно выливалось в понятия и представления, которых нет в других языках. Чем, например, отличается воля от свободы? Тем, что воля вольная -это свобода, соединенная с простором, ничем не огражденным пространством" ("Заметки о русском"). Процитируем также Г.Д.Гачева, который писал в работе "Национальные образы мира": "Широкая душа, русский размах -- это все идеи из стихии воздуха-ветра... Человек стремится "Туда, где гуляют лишь ветер да я, -- не случайно это братское спаривание. Недаром и для ветра, и для русского человека одно действие присуще и любимо: "гулять на воле" -- разгуляться, загулять, загул, отгул, разгул. И недаром Гоголь, о душе русского человека говоря: "Его ли душе, стремящейся закружиться, разгуляться" -- упоминает действия, которые в равной мере делаются и ветром". Воля оказывается сопряжена с простором, а тем самым -- с тоскою и удалью, и не случайно при описании психологического состояния персонажей художественных произведений воля, простор, тоска часто появляются вместе, как в повести А. И. Свирского "Рыжик": Санька своими рассказами о том, как он с Полфунтом "гулял на просторе", как они ночевали в лесах и как делали все, что им хотелось, разбудил в душе Спирьки чувство любви к свободе, к безневольному житью, и он, мучительно затосковал. По сравнению с такой волей, свобода в собственном смысле слова оказывается чем-то ограниченным, она не может быть в той же степени желанна для "русской души". Характерно рассуждение П. Вайля и А. Гениса о героине драмы Островского "Гроза": "Катерине нужен не сад, не деньги, а нечто неуловимое, необъяснимое -- может быть, воля. Не свобода от мужа и свекрови, а воля вообще -- мировое пространство".

В отличие от воли, свобода предполагает как раз порядок, но порядок, не столь жестко регламентированный. Если мир концептуализуется как жесткая упорядоченность сельской общинной жизни, то свобода ассоциируется, скорее, с жизнью в городе. Недаром название городского поселения слобода этимологически тождественно слову свобода. Если сопоставление свободы и мира предполагает акцент на том, что свобода означает отсутствие жесткой регламентации, то при сопоставлении свободы и воли мы делаем акцент на том, что свобода связана с нормой, законностью, правопорядком ("Что есть свобода гражданская? Совершенная подчиненность одному закону, или совершенная возможность делать все, чего не запрещает закон", -- писал В. А. Жуковский). Свобода означает мое право делать то, что мне представляется желательным, но это мое право ограничивается правами других людей; а воля вообще никак не связана с понятием права.

Характерны в этой связи замечания Д. Орешкина, который писал в статье "География духа и пространство России", опубликованной в журнале Континент":

В свое время спичрайтеры подвели президента Рейгана, который, развенчивая -- "империю зла", между делом обмолвился, что в скудном русском языке нет даже слова "Свобода". На самом деле есть, и даже два: свобода и воля. Но между ними лежит все та же призрачная грань, которую способно уловить только русское ухо. Свобода (слобода) -- от самоуправляемых ремесленных поселений в пригородах, где не было крепостной зависимости. Свобода означает свод цеховых правил и признание того, что твой сосед имеет не меньше прав, чем ты. "Моя свобода размахивать руками кончается в пяти сантиметрах от вашего носа", -- сформулировал один из западных парламентариев. Очень европейский взгляд. Русская "слобода" допускает несколько более вольное обращение с чужим носом. Но все равно главное в том, что десять или сто персональных свобод вполне уживались в ограниченном пространстве ремесленной улочки. "Свобода" -- слово городское.

Иное дело воля. Она знать не желает границ. Грудь в крестах или голова в кустах; две вольные воли, сойдясь в степи, бьются, пока одна не одолеет. Тоже очень по-русски. Не говорите воле о чужих правах -- она не поймет. Божья воля, царская воля, казацкая воля... Подставьте "казацкая свобода" -получится чепуха. Слово степное, западному менталитету глубоко чуждое. Может, это и имели в виду составители речей американского президента.

Сошлемся также на рассказ Тэффи "Воля", в котором различие между свободой и волей эксплицируется сходным образом:

Воля -- это совсем не то, что свобода.

Свобода -- liberte, законное состояние гражданина, не нарушившего закона, управляющего страной.

"Свобода" переводится на все языки и всеми народами понимается.

"Воля" непереводима.

При словах "свободный человек", что вам представляется? Представляется следующее. Идет по улице господин, сдвинув шляпу слегка на затылок, в руках папироска, руки в карманах. Проходя мимо часовщика, взглянул на часы, кивнул головой -- время еще есть -- и пошел куда-нибудь в парк, на городской вал. Побродил, выплюнул папироску, посвистел и спустился вниз в ресторанчик.

При словах "человек на воле" что представляется?

Безграничный горизонт. Идет некто без пути, без дороги, под ноги не смотрит. Без шапки. Ветер треплет ему волосы, сдувает на глаза, потому что для таких он всегда попутный. Летит мимо птица, широко развела крылья, и он, человек этот, машет ей обеими руками, кричит ей вслед дико, вольно и смеется.

Свобода законна.

Воля ни с чем не считается.

Свобода есть гражданское состояние человека.

Воля -- чувство. Упомянем еще рассуждение П. Вайля и А. Гениса на ту же тему:

Радищев требовал для народа свободы и равенства. Но сам народ мечтал о другом. В пугачевских манифестах самозванец жалует своих подданных -землями, водами, лесом, жительством, травами, реками, рыбами, хлебом, законами, пашнями, телами, денежным жалованьем, свинцом и порохом, как вы желали. И пребывайте, как степные звери".

Радищев пишет о свободе -- Пугачев о воле. Один хочет облагодетельствовать народ конституцией -- другой землями и водами. Первый предлагает стать гражданами, второй -- степными зверями. Не удивительно, что у Пугачева сторонников оказалось значительно больше.

Таким образом, специфика противопоставления мира я воли в русском языковом сознании особенно наглядно видна на фоне понятия свободы, в целом вполне соответствующего общеевропейским представлениям. В каком-то смысле это противопоставление отражает пресловутые "крайности" "русской души" ("все или ничего", или полная регламентированность, или беспредельная анархия) -иными словами, "широту русской души".