Ядвига Янусовна, наклонившись к Ничмоглоту Берендеевичу, что-то прошептала ему. Тот кивнул и тут же принялся уговаривать кузину:
– По-моему, Кимочка, ты слишком жестко условия ставишь. Мне-то уж доверять можешь.
– Доверяй, но проверяй, – не желала идти на компромисс кикимора. – Либо договор по всей форме, либо справляйтесь сами, а я пошла в болото.
Татаночу перекосило от ярости. Обе Бабы-яги затопали по полу искусственными ногами. Избушка протестующе затряслась. Леший поочередно улыбался то Ядвиге, то Киме, сохраняя нейтралитет. А ходики, свесившись со стропил, громко прокуковали:
– Не ищи правды в других, коли ее в тебе нет!
Ягуля хихикнула. А Кима, зачерпнув пригоршню болотной жижи, метнула ее в ходики. Те, увернувшись, спрятались за почерневшей балкой.
– Нет воров супротив Темных мастеров! – снова закуковали они оттуда. – Что с боя взято, то и отнято!
Дверца скрипнула и захлопнулась. Кукушка умолкла.
– Раз так, значит кровью подписывать будем, – зло пропищала кикимора. – Иначе я выхожу из игры.
– Кимочка, ну уступи, только ради меня, – начал упрашивать ее Ничмоглот Берендеевич.
– Никаких послаблений, Глоша, – отрезала кикимора. – На кону слишком много стоит, чтобы доверять родственным связям. Подписывать будет каждый.
Услыхав такое, Козлавр, все еще лишенный дара речи, протестующе заблеял в рифму. Ему как гибриду учеников держать не полагалось, так зачем брать на себя лишнюю ответственность?
Однако считаться с ним никто не собирался, и Татаноча нехотя согласилась:
– Каждый так каждый.
Ибо отступать было некуда.
Поняв, что одержала верх, кикимора заставила Тату, как самую старшую, составить подробнейший договор, который затем все скрепили подписями. Кровь оказалась у всех Темных разная. У ведьм красная, у Козлавра – розовая, у Ничмоглота – травянисто-зеленая, у Кимы – болотно-зеленая, а у Ядвиги с Ягулей – темно-синяя. Поэтому, взглянув на оформленный договор, леший завороженно пробасил:
– Красотища неописуемая.
Потом Темные немного поспорили. Надо было решать, что делать с Козлавром. То ли с собой в болото тащить, то ли в избушке запереть и пусть дожидается их возвращения. Однако избушка на второй вариант решительно не согласилась и в знак протеста подняла такой тарарам, что Ягуля заявила:
– Берем козла с собой, и точка. Мне мое хозяйство дороже.
Тем временем Ядвига, порывшись в чулане у сестры, нашла собачий строгий ошейник и поводок, и, обрядив отчаянно протестующего Козлавра, Темные поволокли его к болоту.
Владения Кимы встретили всю компанию гнилым туманом, громким чавканьем и глуховатым, но леденящим пением заунывного хора.
– Справно все же поют, – опять похвалил леший.
– Ну что, ныряем? – спросила кикимора.
– Мы-то да, – задумчиво отозвалась Тата. – Проблем нет. А вот Козлавра уменьшать надо. Сам ведь не может, потому что гибрид.
– Тогда уменьшайте скорее, – поторопила Кима.
– Нет уж, тут торопиться нельзя, – возразила Ната. – С гибридами вообще осторожность требуется, а он у нас сейчас к тому же переобращенный, и последствия уменьшения могут оказаться непредсказуемы.
– Ох, сестрички, может, вообще не надо? – испугалась Луша. – Оставим его тут, а потом заберем.
– Никаких оставим, – отрезала Тата.
И чтобы пресечь дальнейшие споры, она сыпанула на черного козла нехилую порцию уменьшительного порошка.
Козлавр взревел, затем запищал и, стремительно уменьшившись, превратился в мохнатый черный шар с двумя тонкими острыми рожками. Вместо того чтобы катиться в болото, поэт-сатирик в новом обличье подкатился вплотную к Татаноче и грозно выставил на нее рога.
– Тата, права я была, – прохныкала Луша. – Тебе не стоило его уменьшать.
Однако старшая сестра решительно дернула за поводок, и, подхватив черный шар на руки, нырнула с ним вместе в трясину.
В болотных недрах тоже стоял густой туман, только не белый, а бурый. Ничего не видно. Лишь неясный расплывающийся свет болотных огней позволил путникам не заблудиться.
– Следуем от огня к огню, – объяснила кикимора. – Иначе растеряем друг друга.
Все, кроме лешего, чувствовали себя на чужой территории очень неуютно. Татаноче приходилось труднее всех, ибо она волокла за собой упирающегося шарообразного Козлавра, который даже в таком, дважды измененном виде выражал бурный протест против болотной среды и всеми силами рвался выбраться на поверхность. Впрочем, его можно было понять. Более мерзкого места, чем недра болота, и не придумаешь.
Темные все шли и шли, а Кимины владения все не кончались и не кончались. Наконец Ягуля простонала:
– Сил моих больше нету, вон нога метеоритная промокла и по шине скользит.
– Все твое, Гуля, упрямство, – не преминула отметить Ядвига Янусовна. – Говорила ведь тогда: бери для ноги мамонта. Так ведь нет, подавай ей что-нибудь подороже. Меня хотела за пояс заткнуть. Вот теперь и мучайся. Потому что метеорит твой пористый и супротив влаги неустойчив.
– Дамы, хорош браниться, – вмешался Ничмоглот. – Посмотрите, какая вокруг лепота!
Ему не ответили. «Лепоты» никто, кроме них с Кимой, не ощущал. Но всему бывает конец. Завершилось и шествие по болоту. Кикимора подвела их к высоченной стене из ила и камней, конца-края которой не было видно из-за бурого тумана.
К стене подплыли несколько болотных огоньков и выстроились в ряд над головами Темных.
– И куда нам дальше? – строго спросила Татаноча, а Козлавр поковырял острым рогом поверхность стены.
Рог скрежетнул по камню, однако даже следа не оставил, Козлавр протестующе запищал.
– Тут где-то должна быть дверь, – уверенно произнесла кикимора, – а за ней – путь в озеро.
– Ну и где же твоя дверь? – поинтересовалась Ягуля.
Кикимора развела руками:
– А вот этого мне знать не дано.
– Хороша помощь! – возмущенно взвизгнули ведьмы. – И за такое она еще на ученика претендует!
– А вот я бы на вашем месте вела себя повежливее, – угрожающе проговорила Кима. – Иначе сейчас уберу огоньки, и вообще никогда отсюда не выберетесь.
– Кимочка, не перегибай палку, – выступил в роли миротворца Ничмоглот. – Мы все тут единомышленники. Давай лучше вместе подумаем, как нам дверь эту найти.
– Мне только известно, что она где-то здесь, – немного смягчилась кикимора. – А дальше думайте сами. Мне она не открывается.
Обе Бабы-яги вдруг начали настороженно принюхиваться.
– Ох, откуда-то человечьим духом потянуло, – насторожилась Ягуля.
– Точно, – подтвердила Ядвига. – У этих русалок дух очень похож на человечий.
– А по мне, так человечиной пахнет. В чистом виде человечиной, – заспорила Ягуля.
– Так все правильно, – сообразила Тата. – Там ведь сейчас маг и ученики. Ну-ка, девчонки, поработайте еще своими носами. Откуда сильней всего тянет?
Омерзительные бородавчатые носы Ядвиги и Ягули зашмыгали во все стороны. На сей раз сестры с ответом не торопились. Зато потом одновременно ткнули корявыми угловатыми пальцами в точку посредине стены.
Татаноча пригляделась.
– Ну, девчонки, цены вам нету. Здесь замочная скважина.
– Открываем, открываем! – радостно закопошились Ната и Луша.
Однако ни одно из известных ведьмам заклятий не сработало.
– Сказывают, дверь только с той стороны открывается, – почему-то лишь сейчас решила сообщить Кима.
– А нам что теперь делать? – вопросительно взглянула на нее Тата.
– Уж не знаю, не знаю, – покачала головой кикимора. – Я-то надеялась, такие сильные ведьмы, как вы, справятся.
– Лукреция! Превращайся в свой охранный знак! – приказала Татаноча.
– Зачем?
– В скважину проникнешь и попробуешь открыть.
– А! Так бы сразу и сказала! – радостно воскликнула Луша и вмиг обернулась тонкой длинной змеей, которая немедленно исчезла в замочной скважине.
Механизм замка заскрежетал, дверь бесшумно открылась.
– Теперь они наши! – победоносно воскликнула Татаноча.
Глава ХХII
Последняя битва
Сила Троевича бережно внесли в дом Иванны и уложили на кровать с заботливо взбитыми подушками из мягких душистых водорослей. Улучив момент, Кассандра пощупала чародею пульс на запястье. Он оказался ровным, спокойным, как у безмятежно спящего человека. И лицо Сила Троевича было хоть и мертвенно бледным, но спокойным, будто он просто отдыхал после долгой напряженной работы. «Проснитесь, проснитесь, пожалуйста», – мысленно обратилась к нему ученица, однако ни один мускул не дрогнул на его лице. Маг по-прежнему ничего не слышал и ни на что вокруг не реагировал.
Пока все обустраивали чародея, голова Ираклия на длинной шее тоже пребывала в домике. Он бы и весь с удовольствием вошел, но не мог. Убедившись, что все в порядке, диплодок прогудел: