Из внутреннего кармана пиджака он достал ручку, отвергнув предложенную Яночкой, и стал быстро и коряво писать. Почерк у него был такой, что Лёка поначалу думала, что он малограмотный.
Это еще когда не знала, что он доктор и профессор.
Он писал долго, не отрываясь и не отвлекаясь, а Лёка все сидела, понурившись и уже без всякой радости рассматривая свои новые хипповые джинсы, голубые и вытертые на коленях.
...А точно нельзя дважды войти в одну реку?..
...А точно-преточно сделанного не воротишь?
Он дописал, закрыл гадкую книгу, подал Лёке шубейку, и они вышли на улицу под снег, сопровождаемые поклонами и приглашениями заходить еще.
– Ты чего такая мрачная, Лёка?
– Там не было телефона, да?
– Почему не было? Был.
– Как?! И ты его не записал?!
– Нет.
Она остановилась, и он остановился тоже.
Снег летел, попадал ему в очки, и он раздосадованно снял их и сунул в карман.
– Послушай меня!..
– Надо вернуться и записать телефон!
– Лёка, послушай. Тебя правда ничего, кроме этого дурацкого расследования, не интересует?
– А что меня должно интересовать?! – крикнула она с раздражением, и какая-то питерская старушка, ковылявшая мимо, посмотрела на нее с неодобрением. – Ты мне помогаешь, и спасибо тебе большое! Что еще?!
– Да все!
– Что – все?!
– Вот, например, что сегодня третий четверг ноября. Молодое божоле. Снег пошел. Ты меня пригласила в ресторан... просто так? Потому что я тебе помогаю?
Лёка молчала.
– Мы поужинаем и разойдемся по номерам? Я в свой люкс на шестом этаже, а ты к начальнику физкультурного техникума?!
– Он начальник службы безопасности.
– И больше ничего и никогда не будет?
– Чего не будет, Платон?..
– А, черт возьми!..
Он схватил ее в охапку, потряс немного и посмотрел, как ей показалось, с отвращением и поставил на место.
Она все ждала – поцелуя, конечно, – и не дождалась.
Сговорились они!..
С утра она получила один поцелуй, то ли в ухо, то ли в щеку, после бессонной одинокой ночи с видом на Исаакиевский собор!
Этот тоже меня не хочет? У того бывшая жена пропала, он не в себе, а у этого что?
Танцовщица в своей юбочке из голубого газа с блестками все кружилась на одной ноге посреди зеркального озера, а стойкий оловянный солдатик вообще куда-то подевался, и был только один способ проверить, превратилась она окончательно в плоскую выцветшую картонку, или нет.
Лёка вздохнула, взяла его за дубленку, сильно притянула к себе, он переступил ногами, чтобы не упасть, и поцеловала в губы.
С оловянным солдатиком такие штуки никогда не проходили. Он соглашался, довольно равнодушно, и исполнял свой долг до конца – нет, нет, исключительно в смысле внезапных поцелуев! – и даже несколько старался в этом направлении, но как только Лёка переставала настаивать, обо всем забывал и продолжал заниматься своими делами.
Платон Легран, когда Лёка его поцеловала, охнул от удивления, и очень близко она увидела его веселые, изумленные глаза, и он моментально перехватил у нее инициативу, и как-то так получилось, что она прижимается к нему все теснее и теснее, как будто собирается влезть к нему в самое нутро, в душу, если душа находится именно там, где Лёка себе представляла.
Чуть выше сердца, чуть ниже губ, которые она совсем позабыла.
Ты не умеешь целоваться всерьез, говорил он ей когда-то, цитируя то ли стихи, то ли песенку. Лёка ее никогда не слышала.
Кажется, сейчас она целовалась абсолютно всерьез, посреди Большой Морской, под снегом, в третий четверг ноября.
– Ну что?
– Я тебя боюсь, – пожаловалась Лёка. – Я тебя всегда боялась!
– Неправда. Ты никогда меня не боялась. Это ты такое оправдание придумала.
– Мне не в чем перед тобой оправдываться, Платон.
– Е-есть, – протянул он, глядя на ее губы. – Пожалуй, ты теперь будешь оправдываться всю оставшуюся жизнь. За то, что бросила меня так надолго!..
И поцеловал ее.
И это на самом деле получилось всерьез, без всяких «кажется», без Большой Морской и снега.
Ничего романтического. Только сила и страсть, о которых она совершенно позабыла за то время, что была танцовщицей в газовой юбочке с блестками и кружилась, стоя на одной ножке посреди зеркального озера!..
– Не смей больше меня бросать, – сказал он совершенно серьезно, когда им все же пришлось приостановиться на минутку.
– А вдруг как-нибудь само получится? – пискнула Лёка.
– Не получится.
– Постыдились бы, – сказал совсем рядом разгневанный бас, и высунулось розовое мокрое от снега лицо. – Добро бы подростки, а то ведь взрослые люди, и так себя ведут!..
Они оглянулись с изумлением.
Лицо смотрело на них осуждающе, и было полным, щекастым и довольно молодым.
– Я давно наблюдаю, – продолжало лицо и потрясло в воздухе полиэтиленовым пакетом, – все думаю, долго это будет продолжаться?! А они все целуются и целуются! Тьфу!
– Шли бы вы по своим делам, – посоветовал Платон душевно. – Не смотрели бы.
– Да как же не смотреть, когда на каждом углу такое аморальное поведение демонстрируется, что сил нету никаких, а в телевизоре вообще одну порнографию гонят день и ночь, и еще песни поют двусмысленного содержания, а потом молодежь разлагается...
Платон взял Лёку под руку, и они пошли под снегом в сторону Невского. Лицо продолжало разоряться им вслед.
Говорить не хотелось.
Хотелось молчать, думать и мечтать о том, как все будет вечером. Когда-то она каждый день мечтала о том, как все будет вечером.
С тех пор прошло триста лет.
Платон пальцем поглаживал ее ладонь, и время от времени она прихватывала его палец, а потом отпускала. У них была такая игра.
– Человека, приехавшего с твоей пропавшей, зовут Юрий Мефодин. Адрес Третья Советская, дом семь. Это в районе площади Восстания, если я не ошибаюсь. Телефон два, семь, один, восемь, два, восемь... – Лёка смотрела на него во все глаза. Даже палец выпустила, – два. Так что мы можем ему позвонить и спросить, куда он подевал эту, как ее, Анастасию?
Лёка кивнула.
– Или можем сдать его в милицию, как потенциального похитителя, но это, по-моему, бред. Если он ее в салон завозил, да еще торчал там, пока она свой силиконовый ноготь приделывала, значит, вряд ли он ее собирался сразу после ногтя прикончить.
– Платон!
– Давай перейдем дорогу, – предложил он. – Выйдем на набережную, там, наверное, сейчас красиво.
– Ты запомнил адрес и телефон?!
Он посмотрел на нее сверху и сунул ей свою руку, чтобы она опять погладила. Лёка растерянно погладила.
– А чего там запоминать? На Третьей Советской пирожковая была, мы туда на трамвае ездили, когда я в школе учился. Я же в Питере жил! А два, семь, один, восемь, два, восемь, два – это экспонента от единицы, то есть что?..
– Что? – повторила Лёка.
– То есть основание натурального логарифма. Никаких чудес.
– Платон, как ты думаешь, может, мне позвонить? Или пусть лучше... ее бывший муж звонит?
– Сейчас я позвоню. По крайней мере, все станет ясно.
И он позвонил, и все стало ясно!..
– Здрасти, – сказал в трубку Платон Легран, – меня зовут Андрей Владимирович, я начальник Анастасии. Позовите ее к телефону, пожалуйста.
И подмигнул Лёке. Лёка загримасничала, всем своим видом выражая нетерпение и любопытство, и он махнул на нее рукой.
Анастасия долго не подходила, очевидно, на том конце совещались, что же теперь делать. Платон, соскучившись ждать, поцеловал Лёку в губы, в ухо, а потом опять в губы. Потом вдруг оторвался от нее и нажал на своем аппарате кнопку громкоговорителя.
– Алло?.. Андрей Владимирович, как вы меня нашли?
– Документики бы надо по адресу доставить, – сказал Платон. – Куда ж вы запропали вместе с документиками-то?
– Документики? – переспросила из трубки бывшая жена Артема. – Я и забыла про них!
– Молодец, – похвалил Платон.
– Андрей Владимирович, вас плохо слышно!
– Ничего, нормально! – приблизив аппарат к губам, прокричал Платон. – Вы их сами по адресу отвезете или прислать кого?!
– Нет, нет, я сама! – тоже закричали из трубки. – Я сейчас же отвезу, Андрей Владимирович! Просто у меня тут так получилось... Короче говоря... у меня подруга серьезно заболела, и я два дня... за ней ухаживала...
– Подруга Юрий заболела? – удивился Платон. – А говорят, была здорова!
– Андрей Владимирович, – простонали из трубки, – простите меня, простите! Ну, так получилось! Вы меня уволите, да?!
Платон молчал. Он не знал, уволит теперь Андрей Владимирович Анастасию или нет.
– Андрей Владимирович, я не хотела! Просто мы с Юрой... мы так редко видимся!.. Он в море ходит, и мы встречаемся, только когда он на берегу! Я приехала, он мне позвонил, и я, конечно... Андрей Владимирович, простите меня, простите!.. Я знаю, что виновата, но мы правда очень редко видимся!.. Мы еще со школы встречаемся!
– Позвольте, у вас же муж! – сказал Платон, и Лёка посмотрела на него печально.