Особо много денег аргановое масло не приносило. Но торговля им давала другое. Агриппина была вхожа в любой дом Рима. Она имела самые различные знакомства, в том числе на самом верху. Выше были только боги. Она очень редко использовала эти знакомства, но её просьбы всегда выполнялись. И это давало ей ощущение власти.
Именно она отправила Виктора в его последнюю поездку в Иерусалим. Не было никакой нужды посылать туда римских солдат. Но сенат вдруг решил, что небольшой отряд должен отправиться в Иерусалим и усилить охрану префекта Иудеи. И возглавить этот отряд должен был именно Виктор.
Добиваясь этого, Агриппина преследовала две цели. Первая – любимый муж и не менее любимый сын отправлялись не в опасный военный поход, а в увеселительную прогулку в одну из провинций. Вторую причину Агриппина изложила в виде просьбы вчера вечером. Она сказала, что во время праздника Песаха в Иерусалиме будут казнены три человека: два бандита и один проповедник. И попросила сразу после казни срезать локон у этого проповедника и привезти ей. Виктор удивился просьбе жены. Но пообещал её выполнить.
Зачем ей это надо было, Агриппина толком не понимала. Но знала – пригодится. Хотя верила в свою богиню Юнону, храм которой находился недалеко от её дома.
Она вошла в пристройку грека. Агазон уже ждал её. Рабыня провела её в отдельную комнату. Раздела, намазала маслом. Уложила Агриппину на кушетку и принялась массировать тело. За занавеской грек принимал ранних посетителей. Жительницы Рима посылали к нему рабов. Но иногда и приходили сами: лично посоветоваться с Агазоном насчёт каких-либо кремов и получить от грека консультацию. Из соседней комнаты доносился храп. Вначале Агриппина не обращала на него внимания. Но потом он стал её раздражать.
– Кто там? – спросила она у рабыни.
– Какой-то дальний родственник хозяина, – ответила та, не прекращая мять тело Агриппины, – сумасшедший, живёт на подаяния. Но очень умный. Он говорит с богами.
В Риме в последнее время развелось очень много таких бродяг. От граждан они отличались наличием бороды и грязной одеждой.
– Как же Агазон пустил такого грязнулю к себе в лавку? – удивилась Агриппина. – Он же ему всех покупателей распугает своей вонищей.
– Хозяин вымыл бродягу, – ответила рабыня, – одежду мы ему вычистили. Они до полуночи с хозяином о чём-то говорили.
Надо будет посмотреть, что за странный грек, подумала Агриппина. Рабыня между тем закончила массаж. Обтёрла тело Агриппины влажным полотенцем и помогла надеть тогу. Затем расчесала ей волосы. И вовремя. Прибежавший мальчик сообщил, что муж и сын Агриппины вернулись на обед. И не одни, а с соседом. Агриппина поморщилась. Она недолюбливала своего соседа, хвастливого и ленивого патриция, которому его наследство досталось от его родителей, скончавшихся от какой-то болезни, когда тот был ещё довольно молод. Но Агриппина натянула на лицо приветливую улыбку и отправилась к себе, по пути благодарно кивнув греку, который в это время разговаривал с очередной клиенткой.
Обед проходил в атриуме возле пруда. Рабы постелили ковры, накидали подушек. Мужчины улеглись на них и в ожидании обеда нетерпеливо беседовали. Точнее говоря, беседовал Виктор с соседом Гаем. Младший Виктор внимательно слушал старших.
– Мир сошёл с ума, – горячась и размахивая руками, говорил Гай, обращаясь то к Виктору-старшему, то к его сыну, то к проходящим мимо рабам. – Когда идёшь против человеческой природы, добра не жди. – Он был уже заметно нетрезв.
– Ну почему сошёл с ума? – мягко отвечал ему Виктор. – Всегда так было. Просто ты на это не обращал внимания.
– Не обращал внимания, – соглашался Гай, – потому что это было дело каждого. А сейчас это стало модой. Спать с мальчиками стало чуть ли не правилом хорошего тона. Как будто женщины в Риме перевелись. – Он выпил воды из кубка и продолжил: – Раньше было как? Никого не интересовало, с кем и где ты занимаешься сексом. Хочешь – с женщиной, хочешь – с мужчиной. Личное дело. Сейчас же идёт пропаганда гомосексуализма. Я так думаю, это специально делается.
– Зачем? – искренне удивился Виктор.
– Как зачем? – воскликнул Гай. – Неужели непонятно? Сенат, да и не только сенат, обеспокоен ростом населения нашего замечательного города. Народ всё прибывает и прибывает. Женщины рожают и рожают. А если мужчина спит с мужчиной, а женщина с женщиной, то никто рождаться не будет. И народ делом занят, и рождаемость снижается.
– Интересная точка зрения, – пряча улыбку, сказал Виктор.
– Это не просто точка зрения, это так и есть на самом деле, – подняв вверх указательный палец, промолвил Гай, – я-то точно знаю. Идёт пропаганда гомосексуализма. Скоро празднества по этому поводу будем устраивать. Будем наряжать мужчин в женские одежды, женщин в мужские и толпами по улицам города с плясками и танцами ходить.
Подали мясо ягнёнка. Сосед отвлёкся на еду и замолчал. Агриппина, пользуясь паузой, поздоровалась с соседом и спросила про здоровье его семейства. Тот махнул рукой, мол, всё хорошо. Агриппина вернулась на кухню и приказала разбавить вино водой перед подачей на стол. А Гай между тем, утолив голод, продолжал разглагольствовать.
– На меня знакомые смотрят косо. Потому что я не сплю с мальчиками. Но я не хочу с ними спать. Мне женщины нравятся. Особенно африканские наложницы. Они такие горячие, такие страстные.
– Так ты для вида заведи себе кого-нибудь, – посоветовал ему Виктор, – не обязательно же тебе с ним совокупляться. Просто периодически выходи с ним в город и по спине поглаживай на людях. Ну и рассказывай побольше, ты же это умеешь.
– Нет, – от возмущения Гай поперхнулся, – зачем мне эти игры? Я уважаемый патриций, и уважения достиг не тем, что лежу по ночам на мальчиках. А тем, тем, тем… – Гай замолчал, вспоминая, чем он заслужил уважение. Но так и не вспомнив, вновь махнул рукой, выпил вина прямо из кувшина и продолжил. – Вот увидите, будут ряженые ходить по улицам Рима и праздновать свои праздники. Забудут богов. И запретят женщине совокупляться с мужчиной. И вымрет наш народ, потому что никто не будет рожать.
Сосед тяжело вздохнул, отодвинул тарелку с обглоданными костями и вновь припал к кувшину. Виктор плавно перевёл тему разговора на предстоящие праздники в Риме, на которых он не сможет побывать. Сосед вяло отвечал, всё больше и больше пьянея. Даже добавленная в вино вода не смогла спасти его от опьянения. Наконец он откинулся на подушки и захрапел. Подбежавшие слуги уложили его на носилки и унесли Гая в дом, стоящий по соседству. Виктор с сыном умыли руки после еды, полежали на подушках, переваривая мясо. Агриппина отдала рабам приказания по хозяйству и села с дочкой учить арифметику. Сели они недалеко от места обеда. Виктор смотрел на жену и дочь, и по лицу его блуждала улыбка. Он думал о том, что скоро – пройдёт меньше года – он вернётся домой и больше никуда не уедет. Будет жить с любимой женой, провожать сына в походы и слушать пьяную соседскую болтовню. Агриппина ловила его улыбку и посылала в ответ свою. Наконец мужчины поднялись. Забегали рабы, проверяя, всё ли приготовлено к походу. Подали носилки. Агриппина обняла сына, поцеловала его. Тот неловко отвернулся, стесняясь материнской ласки. Виктор положил руку жене на плечо, погладил волосы.
– Я скоро вернусь, – сказал обычно.
– Я буду ждать, – эхом ответила Агриппина.
Два Виктора улеглись на носилки, носилки подняли и унесли по улице рабы. Агриппина вернулась с дом. Зашла в спальню. Кровать пахла мужем. Она легла на неё, закрыла глаза и прошептала: «Всё будет хорошо». Прибежала Юнона и вытащила мать на свет. До вечера Агриппина прозанималась с ней арифметикой, складывая и вычитая. Для примера они ловили в прудике рыбок, складывали их в большую тарелку, наполненную водой. Это было сложение. Потом по очереди выпускали рыбок. Это было вычитание. Так и провозились до вечера с рыбками, складывая и вычитая. Как стемнело, перекусили хлебом и водой. Рабы убрали во дворе. Погасили огонь. Агриппина со спящей девочкой на руках зашла в спальню, положила ребёнка. Разделась, легла рядом. Обняла дочь и заснула.
Глава 3. Сара
Сара проснулась, но лежала с закрытыми глазами ещё некоторое время, стараясь сохранить очарование прошедшего римского дня. Но запахи говорили о том, что она в Праге. В златоглавой Праге в конце мая 1942 года.
Сара ещё помнила объятия своего римского мужа. Точнее было сказать, мужа Агриппины. У Сары из Праги не было мужа. Была только дочка. Белокурый ангел, оставшийся ей после брака с Войтехом, который умер год назад, оставив Саре долги и девочку.
Комнату она снимала у своей подруги Марты. У Марты был муж. У мужа была бакалейная лавка. В пристроенной к лавке комнатке и жила Сара с дочкой Дагмар. Она ласково называла её Дадулочкой.