– Нет, всем послали. Теперь уж только в ноябре.
Оксана легла спать, но мешочек с продуктами мучил ее: где-то люди голодные, а здесь, вот, лишняя посылка.
В ту ночь ей приснилось, будто она стоит на почте среди хмурых, бедно одетых людей. Очередь длинная, движется медленно. Сама она в бабушкином пальто, в хлопковых чулках, на голове вязаный серый платок. Пол цементный, по ногам дует, кошелка оттягивает руку. Догадалась поставить ее на усыпанный опилками пол и пинать ногой, когда двигалась очередь. Почтовая служащая глянула устало:
– Что это у вас? Порядков не знаете? Следующий! Проходите, гражданка, не задерживайте очередь.
Оксана отошла к темному окну, оперла кошелку на горячие ребра батареи и стала растерянно копаться в содержимом. Лампочка в казенном жестяном раструбе светила тускло, глаза застили слезы. Силилась и не могла понять, что не так, что нужно делать. Под руку настойчиво лез одинокий шерстяной носок. Искала пару, не находила, искала снова, горло сжимало от бессилия. На плечо легла чья-то рука, мужской голос произнес:
– Не плачьте, не надо плакать. Дайте я помогу.
Пожилой человек в телогрейке отвел Оксану к фанерному столу. Он был невысок, ходил скособочившись, приседал на каждом шагу и приволакивал ногу. Выложил продукты на стол, перебрал, уместил в посылочный ящик. На дне кошелки нашел пару шерстяному носку. Ловко забил крышку гвоздями. На пальцах у него была татуировка, по букве на каждом – должно быть, имя. Оксана не могла разобрать, что там написано.
– Вот и все! Посидите-ка, я за вас в очереди постою. Не надо, не плачьте, все будет хорошо!
Почтовая служащая приняла посылку и уложила, как кирпич, в невысокую стену таких же ящиков. Адреса никто не писал, он чудесным образом появился сам: размашистый почерк, зеленые чернила. Фамилия чужая, обратный адрес тоже.
8
Проснулась Оксана с головной болью, но ощущение было хорошим: пусть во сне, а кому-то помогла. Ангелы с потолка смотрели одобрительно. Продуктов на подоконнике не было. Странно, никто не заходил, ключей она никому не давала, да и дверь на цепочке.
Спросонья почти поверила, что ночью отправила настоящую посылку: память о почте была удивительно ясной. Поставила кофе, сварила яйцо, разбила ложечкой скорлупу. Побежали трещинки. Сон перестал казаться реальностью.
– Да что это я? Сон себе и сон… А продукты исчезли – ну так я стала лунатиком, куда-то их занесла. Неприятно, но ничего, за пятнадцать лет врачом навидалась и не такого. Это нервы, просто надо меньше нервничать. Меньше нервничать – вот и все.
Выпила кофе, стоя у балконной двери, глядя на черные деревья ботанического сада, и принялась искать продукты. Сначала в местах, где они могли оказаться, потом – где не могли.
На антресолях нашла работу покойного мужа, еще студенческую, еще когда он не пил. Тающая, нежная акварель: голые березы, лед на Днепре, заснеженный правый берег и белая черточка колокольни. Вспомнила, как он писал свою белую серию, как вместе ходили зимой на Труханов остров по новому пешеходному мосту. Вечером, при электрическом свете, эти акварели – белое на белом – казались пустыми листами бумаги.
Когда муж умер, его картины вдруг стали покупать. Это помогло доучиться на медицинском, хоть и трудно пришлось с маленьким Володей. Оксана тогда продала все работы мужа – хотела забыть последние годы и никогда не вспоминать. Володя спрашивал об отце, а что она могла сказать? Что этот человек так остро, так болезненно чувствовал, так плохо переносил любую несвободу, что если б не спился, то повесился бы? Спасибо, сын не в него – материнская порода, живучая. Только глаза отцовские – карие, почти черные.
Оксана искала продукты по всей квартире. Поднялась на чердак, где жильцы сушили белье, прошлась внизу под балконом. Дорожки уже подметены, листья собраны в кучу – дворничиха вставала рано даже по воскресеньям. Хорошая женщина, старательная, жалко ее, одна четверых дочек растит… Куда ж этот мешок задевался? Неужели унесла его на улицу? Ничего себе, сомнамбула… этак недолго и под машину угодить.
9
Вечером Оксана спрятала ключ в шкаф под простыни и заклеила бумагой замочную скважину. У кровати поставила таз с водой – народное средство разбудить лунатика. Не то чтоб очень надежное, лунатик может его обойти, но иногда помогает.
Хотела приготовить посылку, и сначала посмеялась над собой: придут же глупости в голову! Вот так люди сходят с ума. А потом все же отвесила на весах для младенцев ровно пять килограммов продуктов и поставила на окно за штору. Почему бы не сделать, как хочется, пусть это даже бессмысленный ритуал? Кому от этого плохо?
Во сне увидела двустворчатую дверь почты, запертую на висячий замок. Синяя облупившаяся краска, ржавые скобы, темно-коричневые от влаги – шел ледяной дождь. В застекленной рамке расписание работы: по воскресеньям с полуночи до пяти утра. Долго топталась на цементном крыльце со своей кошелкой, надеялась неизвестно на что, промокла, замерзла. Проснувшись, первым делом заглянула за штору – продукты на месте. Ну да, естественно.
Неделя была тяжелой, на участке грипп, у дворничихи заболели все четверо. Домой Оксана приходила поздно, ела наспех и валилась в постель. Засыпая, думала о ночной почте – и от этой мысли становилось легче. В субботу вечером снова заклеила замок; продукты были собраны загодя, мешочек стоял на подоконнике.
Обрадовалась, увидев во сне знакомую комнату, беленые мелом стены, окрашенные понизу казенной синей краской. Уложила ящик, отстояла очередь и с первого раза сдала посылку – великое дело опыт, даже в сновидениях.
Утром мешочка на подоконнике не было. В этот раз не стала очень уж искать – так, для очистки совести прошлась по квартире, позаглядывала в углы. Бумага на замочной скважине осталась целой.
10
Перед Новым годом Оксана стала принимать подношения от пациентов. Хороших продуктов было не достать, зарплаты не хватало, тем более на двойной набор посылок: для обычной почты и для ночной. Если дарили коньяк, выменивала у коллег на шоколад, важную часть в секретном рецепте коржиков. Не пропускала ни одной ночи на воскресенье, всегда боялась не попасть на почту – и всегда попадала.
Она перестала задавать себе вопрос, что это: чудо, сон или созданные ее воображением химеры. Боялась разбираться, слишком важны были для нее эти посылки. На почте высматривала пожилого мужчину, что помог ей в первый раз, и однажды заметила его прямо с порога.
– Как хорошо, что вы здесь! Я даже спасибо тогда не сказала.
Его звали Борис Матвеевич. Он был историком, занимался голодом двадцатых-тридцатых годов, пока не перестали пускать в архивы. Теперь в школе учителем – тоже дело. Он несколько лет расспрашивал людей в очередях, сличал рассказы, и многое разузнал. Почта невелика, десятка два отделений в разных местах. Из сытых стран сюда приходят вовсе единицы, зато у них продукты лучше. Где живут похуже, в корейских или, скажем, индийских селах – там народ толпится. Беднота несет рис, пшено, сушеные овощи: кто чем богат. Из наших деревень все больше ржаные сухари. Попадают сюда от безысходности. Мучается человек, хочет кому-то помочь, а сделать ничего не может.
– Да-да, я сама сюда так пришла! – обрадовалась Оксана.
Борис не знал, как доставляют посылки и кто пишет адрес зелеными чернилами. Сегодня он принес мешок с пшеном, и буквы на нем возникли иностранные: должно быть, в Африку пойдет, там засуха, неурожай на всем континенте, вымирают целыми селами.
Сдав свои посылки, они сидели в углу, разговаривали. На улицу не ходили: дырявые ботинки Оксаны сразу промокали в снежной каше. В этом сне всегда была гнилая зима, даже когда в реальности наступил май.
Каждый раз, прощаясь, Борис напоминал: ни с кем не говорить о почте наяву, а то, не про нас будь сказано, больше сюда не попадешь. Она и сама помнила, да и на стене видела плакат – тощий человек показывает на зрителя пальцем, а внизу красные буквы: «Я умираю от голода. Кто-то проговорился!»
Однажды Оксана спросила:
– А если мы с вами когда-нибудь… ну… в реальности встретимся… тоже нельзя о почте?
– Ни боже мой! Кстати, вы ж киевлянка, так? Я живу за музеем Западного и Восточного искусства, там еще мозаика во дворе – знаете?
– Да-да, там сквер на площади, детская площадка, Шевченко с голубями…
– Я буду ждать вас у памятника в субботу утром. Придете?
11
Бориса в сквере Оксана не нашла. Может, рано? Времени-то они не назначили. Ходила по дорожкам, бормотала:
– Ну и пусть! Ну и пусть я сошла с ума. Сумасшедшие – тоже люди. А он все равно придет.
Присела на гранитную ступеньку, раскрыла журнал. На страницу упала тень. Это был он, стоял все время у памятника, просто она не узнала его, пока не подошел вот так вплотную. И не могла бы узнать! Глаза те же, что во сне, а лицо молодое. И голос другой: