Кожа у обоих стала тонкой, старческой. Оксана думала: вот и состарились вместе, как я хотела, только не за много лет, а за пару недель. Тяжело было умирать, не попрощавшись с Володей.
21
Воскресным утром Денис разбудил Оксану и молча показал на стол. Окошко заиндевело, света пропускало мало. В сумерках на клеенке белело что-то, похожее на горсть снега.
Оксана села – слишком резко, закружилась голова. Опираясь на мужа, слезла с печи, подошла к столу. На клеенке горкой, безупречной как конус Фудзиямы, лежали продолговатые зерна. Сверху упало еще одно, сверкнуло дождевой каплей на фоне темной стены, стронуло равновесие конуса, обрушило маленькую лавину. Оксана подняла глаза: чердака в избе не было, на поперечных балках хранились весла и лыжи. Денис взобрался на стол, пошарил за балкой и достал небольшой мешок, зашитый через край лохматой бечевкой. Сбоку маленькая дыра – видать, мышь прогрызла. Вместо адреса на мешковине начерчена зелеными чернилами карта Ладожского озера, размашистая стрелка упирается в точку их островка. Через мгновение карта исчезла, остались только неясные зеленые пятна. Видно, прислали из Азии. Или из Африки – там тоже рис растят.
Денис проворчал:
– Что же я, дубина стоеросовая, под крышей раньше не пошарил? Знал же, отец заначки любит… как же я так?
Он досадовал, будто не знал о ночной почте. Оксана удивилась, как он хорошо притворяется.
Денис разрезал шов, и они опустили руки в мешок, в сыпучую шелковистость риса. Их пальцы встретились – теплые среди прохлады зерен. Денис что-то сказал, Оксана не услышала, он повторил. За шумом крови в ушах она разобрала три слова:
– …и увидишь Володю.
В горловине мешка перламутрово светилась головка чеснока. Оксана тоже всегда чеснок в посылки клала – для витаминов.
22
Через неделю на остров прилетел вертолет. А еще через месяц Оксана в последний раз увидела сон о ночной почте.
Она шла знакомой окраиной, среди замусоренных пустырей, вдоль темных домов и дощатых заборов, с трудом переставляла ноги в неуклюжих ботинках. Пальто отяжелело, промокло на плечах. Она перешла трамвайные пути, свернула за угол – и увидела старуху с пустой хозяйственной сумкой на сгибе локтя. Они встречались прежде на почте, и Оксана бросилась через дорогу:
– Бабушка, бабушка, вы меня узнаете?
Старуха остановилась, прислонила к забору палку, поправила очки. Обращение «бабушка» ей совсем не шло. Она была полной, высокой, с породистым крупным носом и высокими полукружиями подрисованных бровей. Пуховый платок поверх фетровой шляпки-таблетки, вытертые манжеты шубы, боты на пуговках по моде пятидесятых годов, величественная осанка.
– Узнаю, детка, как не узнать. Что ж вы запропали совсем? И друга вашего не видать, такой обязательный молодой человек, всегда помогал. Не случилось ли чего дурного?
– Нет, не случилось… То есть случилось, но хорошее. Денис, то есть Борис – он мой муж теперь. Вы не знаете, отчего я на почту не попаду? Ищу ее, ищу…
– Муж, говорите… И как, согласно живете? Вижу, вижу, вы прям расцвели. Сынок-то что?
– Вернулся Володичка, давно уже, слава Богу.
– Вот и ответ, детка. Вам на почту незачем теперь.
Конец ознакомительного фрагмента.