Русские фотографы разделались со мной только в последний день спиндлтопа и вымотали меня даже больше, чем марафонское уламывание Рейчел. Палачами они оказались куда хлеще мешковских: швыряли меня и теребили, как им вздумется, требовали от меня физически невозможного, особенно перед кинокамерами, не давали минуты передышки, чтобы поесть, облегчиться, вздремнуть - так, словно на Родине Социализма не существует никаких законов об охране труда.
В результате все мои батарейки безнадежно сели, и меня пришлось бы волочить в "Циолковский" на руках, если бы генерал Кан не принудил угрюмого интенданта подобрать для меня свежие батарейки из тех, которые используются в СССР для энергетических видов оружия. Кроме того, он вернул мне выдвижные шпаги; кинооператорам потребовались кадры, демонстрирующие, как я переколол Остина, Ламара, Ханта, Чейза, Берлсона и целый батальон вольных стрелков - естественно, статистов. С этого момента в Республике Единственной Звезды я, разумеется, персона нон грата. Их там уже не разубедишь, что я был завербован русскими, еще когда высадился в Далласе.
Фотографы использовали меня сполна: последние снимки делались перед самой посадкой на "Циолковский" в космопорту, где меня окружили восторженные мексы и индейцы кри, которые теперь обзавелись комиссаром и обнаружили, что жизнь стала несколько труднее с тех пор, как в этом новом краю Дальней Сибири к тяготам климата добавились тяготы русского главенства.
Но каким-то образом я умудрился снести самые адские выдумки фотографов и удержаться на своих экзоногах. Если уж это не завоюет мне - а тем самым и Циркумлуне - сердца простых русских, то прямо не знаю, что еще им требуется.
Во время заключительной съемки я все-таки сумел самым теплым образом попрощаться с Гучу, Эль Тасито, Карлосом Мендосой и отцом Франциском, который тайком меня благословил и шепнул, что ему было видение и его миссия теперь - обращать кри в христианство, но только молчок!
Гучу сказал:
- А я возвращаюсь в Публикарес Избранных. Всякий раз, пообщавшись с вами, беломазыми, я замечаю, что вы все больше сходите с ума. Вали отсюда, друг, и не отсвечивай.
Старина Тас сардонически буркнул:
- Vaya con La Muerte, El Esqueleto.
- Ну, - отпарировал я, - прежде чем "уйти со смертью", я дам ей бой.
- А как же иначе? - Он пожал плечами. Мендоса потряс мою руку.
- И за Эль Торо, - сказал он. Мы обменялись крепким рукопожатием.
В заключение меня перехватил Эльмо, который сумел не попасть ни в единый кадр и поговорить со мной так, что нас никто не слышал.
- Устроитель, - объснил он, - вынужден прятаться от глаз человечества и обходиться без публичных восхвалений, как бы его самолюбие не жаждало хоть капельки известности. Ага, обе девочки на борту, как ты и хотел, Господь да смилуется над тобой! Вот пачка сигареток с начинкой и пузырек текилы для успокоения нервишек. Тебе это ой как понадобится! И выжми из длинноволосых за свой "дар" все, что сможешь, слышишь меня? О человеке никто не позаботится, кроме него самого. Если будешь помнить, что в денежных делах у тебя никакого соображения нет, но вслепую тебе везет, то в дураках, может, и ке останешься. И кстати - только держи язык за подбородочной скобой, - не жди, что Техас подожмет хвост. Россия обзавелась одной суперскважиной, но у Единственной Звезды их две сотни.
- Эльмо, на чьей ты все-таки стороне? - спросил я, не удержавшись.
- На своей! - Он ухмыльнулся. - Во всяком случае, это все, в чем я признаюсь, разговаривая по душам.
Поднявшись на борт "Циолковского", я словно сразу же очутился в Циркумлуне, не считая, конечно, проклятой силы тяжести. Все было стерильно чистым. Кроме меня. Я убедился, что мой "дар" погрузили в багажный отсек со всем тщанием, последовал за ученой стюардессой-доктором в небольшой занавешенный со всех сторон альков и с наслаждением ухнул на водяной матрас.
- Вы снимете ваш протез? - спросила стюардесса на классическом русском.
- Ньет, - ответил я на том же языке. Она пожала плечами.
- Инъекции?
- Да, - согласился я.
Когда она ушла, я отдернул занавески справа и слева. Там на таких же матрасах, но надежно пристегнутые, лежали Рейчел-Вейчел и Ла Кукарача. Обе мечтательно мне улыбнулись… и увидели друг друга.
- У, грязный предатель, маньяк, свихнутый на двоеженстве, Синяя Борода! - ахнула Рейчел.
- Борода, положим, черная, - отпарировал я хладнокровно. - А двоеженство - одна из наименее сенсационных форм брака в Мешке.
- Лгун! Богохульник! Погубитель невинных девушек! - поносила меня с другого бока Лапонька. - Предупреждаю, червяк ты несчастный, не давай мне в руки острого ножа. Не то я отделю тебя от твоих органов размножения!
- А я буду прижимать его к полу, - обещала ей Рейчел.
- Любимые, - сказал я безмятежно, - в Цинциннати одна из вас сказала: "В небе я, может быть, стану другой." Поверьте, так оно и будет. А пока давайте смотреть на это, как на еще одни гастроли, бесконечно продливающиеся.
- От праведного гнева я с ума сойду! - сказала Роза.
- Черепуша, лучше свяжи меня! - сказала Рейчел.
- Но ты ведь и так стянута ремнями, - напомнил я ей. Тут вернулась стюардесса.
- Взлет через минуту. Минус пятьдесят восемь секунд. Какие-нибудь неполадки?
- Еще бы! - вскрикнула Роза. - Я жена этого злодея и желаю сию же минуту покинуть ваш грязный кораблишко!
- Его жена я, - внесла ясность Рейчел. - И высадиться желаю я.
Я покрутил указательными пальцами у висков. Стюардесса взглянула на карточку, которую держала в руке.
- Тут указано "сестра". - Она погрозила мне пальцем, сурово поджимая губы. - Вот так из-за вас, мешковцев, страдает репутация Циркумлуны. Вы некультурны. Впрочем, чего ждать от актеров? Минус сорок три.
Стюардесса удалилась.
К счастью, в тот же момент в репродукторе загремел "Танец с саблями" из балета "Гаянэ" Хачатуряна, заглушая возмущенные тирады девочек. Я легонько прижал пальцы к ушам. Инъекции начинали действовать, но я сопротивлялся им, пока длился шок от взлета и жуткие минуты семнадцати лунагравов - до самого огненного финала.
А тогда, уже теряя сознание, я ощутил восхитительное освобождение от тяжких вериг. Мои фантомные мышцы ожили. Экзоскелет превратился в помеху. Я вернулся в единственную пригодную для меня среду.
Глава 17. СТО ЛЕТ СПУСТЯ
В дальней дали Рейчел-Джейн
Поет за терновой изгородью:
"Любовь и жизнь, Вечная юность, -
Диво, диво, диво!"
Вейчел Линдсей."Тропа Санта-Фе".
Мой пра-пра-правнук только что вернулся снизу. Из чистой сентиментальности я хотел одолжить ему мой экзоскелет, но длинноволосые успели изобрести антигравный костюм - серебристый комбинезон, и только. А потому верный Титановый Старик так и остался лежать в прозрачном музейном овоиде.
Времена меняются. Но очень мало. Сферический театр Ла Круса переходит от успеха к успеху, от провала к провалу. Синтограв длинноволосых (естественное дополнение к антиграву) заметно облегчил выход на сцену и уход с нее. Проекторы мысли обеспечивают новым драмам обогащенный субъективный подтекст.
Мои отец и мать удалились от дел и намерены провести последние годы в новом прозрачно-кристальном чисто пластиковом спутнике "Корабль", сооружаемом диаметрально напротив Циркумлуны на той же орбите. Четверть населения "Корабля" составят колонисты-циркумлунцы, остальные три - беженцы с Терры.
Мои жены все еще переругиваются друг с другом и со мной, но в целом мы великолепно ладим. Миновало уже много лет с тех пор, как они признались мне, что еще в Далласе решили отправиться со мной в Мешок супругами двоеженца. И просто хотели выторговать у меня, сколько удастся.
Ну, что же, "Хьюстон в огне" мы поставили очень давно, и спектакль этот прочно вошел в наш репертуар. На следующей неделе состоится премьера "Бури над Эль Пасо".
Рейчел-Вейчел очень быстро преобразилась в изящнейшую ху-дячку и в добавок к трагическим ролям, сочинению стихов и пьес начала в черед с Идрис Макилрайт выступать как стриптизерка. Такие занятия и проходящие годы повлияли на моральный кодекс дочери президента Ламара, ввели в него ноту вседозволенности, - весьма для техасцев типичную, если уж на то пошло. Но о ее интрижках мне ничего неизвестно. Я не шпионю за своими женами и жду от них той же любезности, хотя они мне ее и не всегда оказывают.
Ла Кукарача совсем та же, что и прежде - прирожденная накачанка, требовательная жена и ревнивая чертовка. Она несравненная звезда аэробатики, а теперь, когда мы обзавелись синтогравом, неподражаемо исполняет классические фламенко.
Пятьдесят лет назад, отчасти, чтобы доказать свою независимость, я завел бешеный роман с Идрис Макилрайт, который две недели служил в Мешке пищей для сплетен, а в Циркумлуне вызвал суровое осуждение. Кончился он, когда Роза дважды полоснула меня ножом - к счастью, лишь слегка оцарапав мне грудь. Но ее оштрафовали - бешено размахивая ножом, она проткнула стенку и чуть было не декомпрессировала отсек Мешка.