– А мне что достанется? - поинтересовался я. Кулаки мои чесались, но не от желания встретиться с неизвестным Бурым Чертом. Мне очень хотелось засветить в морду самому господину Бурбосе, который, оказывается, распоряжался мною как своей собственностью и даже имел на меня какие-то права.
– Как что достанется? - ухмыльнулся Бурбоса. - Ты что, забыл, Шустряк? Я думал, такие вещи не забываются.
– Я не забыл. Просто я хочу услышать еще раз эти слова из твоей лживой пасти.
Я немножко придвинулся к нему, и он опасливо отпрянул.
– Эй, ты полегче, Шустряк! Не забывайся!
– Я жду. - Я придвинулся еще ближе и почти прижал его к зеркалу.
– Я же сказал тебе! - взвизгнул он. - Если ты побьешь Черта и я заработаю больше трех сотен, я отдам тебе сорок флоренов!
– И все? - Я поднял брови с выражением негодования, хотя понятия не имел, много ли это - сорок флоренов. - И это все? Сорок жалких флоренов за то, что я рискую своей шкурой?!
– Сорок три флорена! - прошипел он. - Сорок три, и ни одной флориньей больше! Люди решат, что я сошел с ума, если узнают, что я даю такие деньги своему псу, но я дам тебе сорок три, мясоверт тебя задери! Хотя я вообще не должен давать тебе ничего! Ты должен быть счастлив тем, что я кормлю тебя вдосталь, одеваю как благородного человека и не даю сдохнуть в лапах святош…
– Это кто здесь пес? - зловеще поинтересовался я. - Я -пес?
– Ты - пес! - утвердительно произнес пузатый гаденыш, нисколько не сомневаясь в своих словах. - Ты мой пес, Шустряк, и ты должен благодарить Госпожу день и ночь за то, что это действительно так. Потому что, если бы я не выкупил тебя и не проявил милость провозгласить тебя своим псом, ты бы давно уже превратился в горстку обгорелого вонючего праха, как и должно поступать с любым нечестивым демоником. Ты - шелудивая псина, и ты еще осмеливаешься требовать у меня деньги…
– Во-первых, я человек, - гордо произнес я. - Во-вторых, я не демоник…
– Ты - человек? - Бурбоса ткнул в меня коротким жирным пальцем. - Ты не демоник? А как же ты тогда сумел прийти в Кларвельт?
– Просто пришел, - сказал я, надеясь, что это звучит не слишком странно по местным представлениям. - Пришел собственными ножками, понимаешь? Я пришел из другой страны.
– Страны? - Бурбоса повторил мое слово гадливым шепотом, как какую-то совершенно непристойную похабщину. - Ты что, совсем сбрендил, Шустряк? Конечно, ты неотесанный мужлан, но такой дряни я от тебя еще не слышал. Какого черта ты произносишь своим поганым ртом это поганое слово в моем присутствии? Жить надоело? В инквизицию захотел?
– А что я такого сказал? Да, я из другой страны. Вы что тут, в вашем драном Кларвельте считаете, что других стран не существует?
– Заткнись немедленно! - Бурбоса втянул голову в плечи, опасливо оглянулся по сторонам, лицо его перекосилось от страха. - Кто научил тебя этой ереси -Флюмер? - зашептал Бурбоса, обдавая меня запахом кислого вина. - Он сбрендил, этот книжник Флюмер, но его сожгут завтра, а тебе нужно жить! Нет никаких стран, есть только вельты! И люди не могут ходить из одного вельта в другой - ибо так сказано в Книге Дум! Из другого вельта пройти в наш может только демоник! И если ты говоришь, что ты пришел из другого вельта, тебя должно сжечь, как любого демоника! Я же объяснял тебе, ослу тупому, что ты просто потерял память! Если ты хочешь жить, запомни то, что ты просто крестьянин, потерявший память из-за пьянства, полностью разорившийся и выкупленный мной в псы. В любом другом случае тебе нет места среди людей…
– Я хочу, чтобы ты освободил меня. Если я выиграю у Бурого Черта, ты освободишь меня. Денег можешь не давать.
– Ты ненормальный, - уверенно сказал Бурбоса. - Иногда мне кажется, что ты теряешь память два раза в неделю, причем в самые неподходящие моменты, и я снова должен объяснять тебе простейшие вещи. Но сейчас некогда делать это. Пора идти. Иди и навтыкай Черту так, чтобы мало не показалось. Об остальном поговорим потом. И не ошибись в оружии.
– Ладно, - буркнул я.
Настроение у меня было препаскудным. Совершенно мне не хотелось драться. К тому же я абсолютно не помнил, как это делается.
* * *Бурбоса долго шлепал по коридору - вначале широкому и хорошо освещенному, потом все более узкому, кривому и темному. Я наблюдал его переваливающуюся спину и с трудом удерживался от желания проверить, как я умею махать кулаками. Проверить прямо сейчас и прямо на нем - на господине Бурбосе.
Арена встретила меня воплем, оглушила и едва не сбила с ног. Сотни голосов взвыли одновременно и вонзились мне в уши. Я зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел, что нахожусь на краю большой основательно утоптанной площадки, посыпанной грязным песком вперемешку с пылью. Факелы, укрепленные на столбах, ярко освещали площадку и людей, пестрым кольцом окружающих ее. В дальнем углу арены на деревянном помосте стоял десяток кресел с высокими подлокотниками, в них восседали жирноватые люди весьма чванливого вида, обмахивались веерами, сделанными из перьев птиц. Они не орали - только молча раздували щеки, и уже за это я был благодарен им. Остальные голосили так, словно глотки их были сделаны из железа.
Мне показалось, что я уже видел такую картину. Ах да, ну конечно! Оказывается, я, пес господина Бурбосы, уже несколько недель выхожу на эту арену и бью кого-то. Вероятно, других таких же бойцовых псов. Может быть, кто-то из них и отшиб мне память удачным ударом по бедной черепушке?
Народ вопил: «Бурый, вломи ему! Сделай из Шустряка хорошую лепешку! Разделай чертова выскочку под орех! Оторви ему голову, руки, ноги, яйца!»… И так далее. Эти горлопаны перечисляли все, что у меня теоретически можно было оторвать, и не могу сказать, что это было очень приятно. Но еще более острые чувства я испытал, когда увидел Бурого Черта.
Без сомнения, это был он. Я догадался, что это он, потому что кожа его была смуглой, едва не коричневой. Негром он, правда, не был (откуда я знаю такое слово: «негр»?), но загореть ему удалось весьма неплохо. И поднакачать мышцы тоже. Он выглядел как культурист, обожравшийся анаболиками (господи, откуда в мою голову лезут такие странные слова: «культурист», «анаболики»? Таких слов попросту не существует в мире). Бурый Черт представлял собой гору упругих мышц, обтянутых лоснящейся кожей. И все эти мышцы рвались в бой, даже пританцовывали от нетерпения. Сверху гора была увенчана круглым лысым шаром, отдаленно напоминавшим человеческую голову. Уши отсутствовали - очевидно, их некогда отрезали за какую-нибудь провинность, а может быть, они отвалились сами за ненадобностью. Круглые навыкате глаза вращались и были налиты кровью, как у быка миурской породы («миурской»? Еще одно воспоминание из моей забытой жизни?).
Ростом этот монстр был с меня - то есть превышал всех людей, встреченных здесь мною, почти на голову. Выходит, и сам я был далеко не маленьким. Только весил этот дяденька больше меня раза в полтора-два. И, судя по тому, как он пританцовывал, двигаться он умел.
Чему тут радоваться, скажите, пожалуйста?
Еще одно грустное обстоятельство - в правой руке Бурого Черта была зажата рукоятка какого-то неизвестного мне предмета, без труда, впрочем, классифицированного мной как холодное оружие. На деревянной ручке длиной в локоть сидел увесистый бронзовый шар, утыканный острыми конусообразными шипами. Бурый Черт весьма жизнерадостно размахивал палицей над головой - вероятно, ему не терпелось приласкать меня этой дрындой по голове. Мне же, как ни странно, эта идея нисколько не нравилась.
Сбоку на столбе сидел человек. Очевидно, это был судья соревнований и его специально посадили на возвышенное место, чтобы лучше были виты все нюансы происходящего поединка. Он напомнил мне стервятника - тощий, взъерошенный, в ободранном черном плаще. Длинная шея его была покрыта то ли редким пухом, то ли перьями. А может быть, он просто забыл помыть шею и к ней прилипла всякая дрянь. Ног его я не видел, а вот руки с длинными когтистыми пальцами, которыми он вцепился в свой насест, выглядели точь-в-точь как птичьи лапы. Мне показалось, что он отчаянно боится свалиться со столба. Стервятник, который обожрался падали и разучился летать.
– Против Бурого Черта, пса господина Бумберто, выступает Шустряк, пес господина Бурбосы! - провозгласил судья-стервятник. - Ставки сделаны! Напоминаю псам, что нельзя убивать противника в живот. Если противник будет убит посредством разрывания живота, каковое действие противно законам Книги Дум, то победа признана не будет!…
Вот оно как, значит. Если меня убьют посредством разрывания живота, то, выходит, противник старался напрасно. Шиш ему, а не победа! Интересно, кого же тогда признают победителем? Мой труп с выпущенными кишками? Очень трогательно…
– Чего стоишь, пес? - Бурбоса толкнул меня в плечо. - Раздевайся. И иди выбирай оружие.