Взгляд девушки вдруг выхватил Сантану. Жив, здоров, и, кажется даже не ранен. Почему он должен жить, Амин же умер? Разве справедливо, что лучшие уходят, остается грязь?
Мужчина заметил девушку и замер на секунду. Перехватил рукоять меча удобней и рванул к ней.
Она смотрела на стремительно приближающегося к ней Сантану и понимала, что это конец. Ей не успеть забрать меч из тела убитого демона, не успеть отбить нападение, и не факт что победит. Зато она может успеть другое.
Выбор стал очевиден. И она выбрала ни секунды не колеблясь.
Вита не отрываясь и не шевелясь, смотрела на Люверта, что приближался к ней, как сама смерть. И в голове вдруг сложилось то, что никак не находило ответа все это время — код шифра — шестьдесят шесть типов, шесть арханов, шесть — число человеческое…
Вита три раза нажала кнопку с цифрой шесть, почувствовала вибрацию в ладони — прибор заработал. И положила палец на красную кнопку.
В тот миг, когда она нажала кнопку пуска, клинок «Дьявола» прошил ее насквозь. Сантана буквально насадил девушку на клинок, как бабочку на иглу и уставился ей в лицо, надеясь насладиться муками.
Вита моргнула. И вдруг ей стало весело и легко — она успела главное, а остальное такая ерунда. И Сашка редкий глупец, если еще не понял, что бредет по головам не в вечность рая — в преисподнюю. Его Эдем другим быть и не мог, но остальным дарить такую «радость», «Дьявол» больше не сможет. Его власть ушла. И пусть при жизни он сможет захватить тела, заставить плясать под свою дуду, но смерть лишит его всех прав, освободит из плена злобы, алчности, корысти, подлости, стяжательства и прочего дерьма, и отправит души на покой, туда, куда и должно, где нет Лювертов, нет боев без правил, грязи чужих амбиций, что превращает людей в марионеток.
И в этом есть высшая справедливость.
Жаль, что она поняла это за миг до смерти.
Пульт выпал из рук Виты.
Земля под ногами дрогнула, в небе всполохами пошли молнии и загромыхало, словно кто-то там, за облаками дает рок-концерт. А сам прибор заискрился, по нему пробежали голубые всполохи и он сжался, рассыпался, как кусок трухлявого дерева.
Зрачки Сантаны расширились. Он смотрел в глаза Виталии и понимал, что опоздал всего на секунду.
Вита нашла силы улыбнуться — она успела. И не устояла — начала клониться назад, соскальзывая с клинка, упала навзничь.
Александр Люверт стоял над ней и в прострации смотрел в застывающие зрачки, в которых отражалось буйство стихии, и всполохами молний рассыпались его надежды. И видел собственную смерть.
Девчонка растоптала его, отобрала все, переиграла. Глупая курица оказалась умней и проворней. Но он так и не мог понять, зачем отдавать себя смерти, ради чего лишаться вечной жизни, власти, огромных возможностей в этом только зародившемся мире. И где справедливость, если одна никчемная девка решила за всех, лишила перспектив.
Мужчина огляделся и увидел, как падают демоны. Победа над ангелами, что была бесспорной еще пару секунд назад, теперь стала призраком, как и все те, кого отключало от себя энерго-информационное поле порт-станции. Молнии вонзались в демонов и в землю, прошивали насквозь ангелов. Но странное дело, некоторые из них, падая от ударов на колени, вскоре поднимались, а демоны больше не подавали признаков жизни.
Сантана уставился на мертвую Виталию и понял одно — она выиграла эту партию. Она уровняла всех смертью. Она, а не ее сестра, стала Богом. В его уме смерть стала Богом, а жизнь — Дьяволом — игрушкой в его руках.
Шах и мат.
Уже ничего не изменить. Круг замкнулся. Этот мир стал таким же, как тот из которого он прибыл, и точно так же в нем теперь смерть будет соседствовать с жизнью, превращая в вечность лишь мечту о ней.
Мужчина выпустил меч из рук и пошел прочь с поля. Здесь ему больше нечего было делать.
Эпилог
Ушпак, выжившая в той битве, так и не смогла уйти от могилы Езеля и поселилась рядом, за холмом Ангелов. Каэль скорбел о друге вместе с ней и эта боль их сроднила. Они сошлись. Через десять лет Ушпак родила Каэлю сына, а еще через два года — дочь.
Женщина каждый день наведывалась на поле, но никогда не давала лошадям травить на нем траву. Она часто останавливалась на холме и пристально смотрела вниз. Ей все время, казалось, что из тумана поутру встает Езель, живой, здоровый, прекрасный каким был. Он оборачивается к ней, улыбается и ветер доносит до нее его слова:
― «А я бы умер за тебя. И понимать здесь ничего не надо».
Но она понимала. Сейчас, спустя годы после его гибели. И очень жалела, что не поняла вовремя.
С высоты лет ей казалось странным, что она могла потратить огромный отрезок своей жизни на пустую и грязную возню, и спроси ее «на что именно» — ответить не смогла бы. Неважное и только. А главное, что словно дар было принесено ей и она откинула по глупости, слепоте своей — не оценила вовремя, не сознала. Оно и кануло, а ей теперь с тем жить и охранять хоть память о нем.
Ушпак умерла глубокой старухой на руках почти не постаревшего Каэля, в окружении детей и внуков. Она была счастлива при жизни, но улыбалась, понимая, что станет по-настоящему счастлива лишь в смерти. Ведь там, за гранью, что разделила мир живых и мертвых, ее ждет Езель, все еще молодую арханку, но уже не настолько глупую. Они, наконец, вновь встретятся, чтоб больше не расстаться.
Она отдала дань этому миру, пора отдать дань своей любви.
Ушпак так и умерла с улыбкой на губах, всеми мыслями уносясь на поле Армгерды, по которому в туман она и Изель идут рука об руку.
Сантана выжил. Однако свою жизнь считал существованием, и мучился вопреки желанью умереть. Смерть никак не брала его, а ненависть все иссушала.
Он бродил по земле лелея злобу, проклиная, что Виту, что ее сестру. Он ненавидел женщин, перенося на них свою ненависть к одной погибшей, другой, теперь навеки недосягаемой до него. И женщины отвечали ему тем же — сторонились.
Сантана так и остался один, неприкаянный, никому не нужный. Скитался, как полено в проруби, никак не находя себе место в этом мире.
Он видел, как поднимаются города и поселенья, как множатся ряды ангелов, как некоторые из выживших демо сходятся с некоторыми из аналогов и образуют отдельные кланы. Он видел, как рождаются и умирают, любят и презирают. Он видел, как новый мир ширится и трансформируется. Но все это проходило мимо него, по сути, умершего на том поле близ Армгерды. Тело жило — он дышал, видел, ел, спал, ходил. Но все это было всего лишь функцией, а смысл, ради чего стоило и дышать и делать, давно был утерян и не имел даже призрачного шанса на возрождение.
Сантана умер в одиночестве через двадцать шесть лет после битвы при Армгерде, но даже перед смертью так и не понял: жил ли эти годы. На смертном одре он видел лишь одно — застывающие в смерти глаза Виталии ее улыбку, блаженную улыбку победителя, рассыпающийся в прах прибор, и чувствовал отчаянье, ненависть, жгучее чувство несправедливости. И все еще пытался понять, зачем она это сделала, зачем выбрала смерть вместо жизни, причем, для всех, и где же справедливость?
Но так и не осознал, что Божья справедливость существует, она есть, она жива.
Вот только поймут ее лишь те, кто сам смог стать Богом…
21 октября — 7 ноября 2010