Андрей Уланов - День револьвера. Страница 4

Не то чтобы я ему поверил… хотя это и соответствовало моим представлениям о гоблинах… но… Придумал!

— Мистер Джок! Не желаете ли гномского светлого?!

— А?! — Разом позабыв про толпы крадущихся вдоль стен зеленошкурых, стражник перегнулся через парапет… вернее, навалился на него.

— У тебя есть лагер?

Приветливо улыбаясь, я помахал бутылкой.

— Для хороших друзей.

— А-а-а…

— Он вроде как намекает, — пояснил Джоку гоблин, — что человек, пустивший нас в город, враз станет этим самым «хорошим другом».

— Ну, я прям не знаю, — стражник поерзал пузом по бревну. — Вот если бы у меня в руке, — Джок вытянул указанную конечность, зарослям шерсти на которой могла бы позавидовать горилла из бродячего цирка, — вдруг оказалось пиво, я б, конечно, пустил пару своих лучших друзей…

— Так не пойдет! — решительно сказал я. — Забор у вас тут высокий, бутылка может упасть, разбиться. Нет уж, давайте, я вам её лично вручу. По ту сторону ворот.

Впоследствии я часто ловил себя на мысли — узнай Джок, чем в итоге обернется его мелкий проступок, он бы не открыл ворота и за целое море пива.

Впрочем, случись мне в тот момент хоть одним глазком заглянуть в собственное ближайшее будущее — я бы эти ворота за сотню миль стороной обошел!

* * *

Прямо перед крыльцом салуна раскинулась здоровая, ярда четыре в поперечнике, лужа — само по себе изрядное чудо по нынешней жаре. Но замереть соляным столбом заставил меня вовсе не вид грязной воды, а существо, валявшееся в ней. Даже со спины было совершенно ясно, что на краю лужи храпит, то и дело пуская пузыри, самый настоящий светлый эльф.

Этого быть не могло, потому что не могло быть никогда. Но — было! В полном замешательстве я подошел поближе и осторожно коснулся тела носком сапога.

— Хочешь пнуть? — Мой жест не остался незамеченным. — Тоже дело. — Гобл одобрительно фыркнул. — Когда еще выпадет шанс хорошенько наподдать наполовину Перворожденному! Шон А’Фейри хоть и надирается регулярно, но так, чтобы до полной отключки — не чаще трех-четырех раз в год.

— Надирается? — тупо повторил я. — Светлый полуэльф — надирается?

— Эй, парень, — уже обойдя эльфа, Толстяк обернулся и озабоченно уставился на меня, — проснись! Здесь тебе не какая-то Атланта или там Виксберг. Это, чтоб на меня Сидящий плюнул, Погребальнец! Ты стоишь перед салуном Хавчика, где наливают, а на той стороне улицы через два дома есть заведение вдовы Мунро, где дают — и это, парень, единственные развлечения в городе!

Наверное, мне сейчас полагалось жалобно проблеять «но как же… ведь это светлый эльф… возвышенное существо». Но глядя на тело в луже, я прокашлялся, сплюнул и тихо попросил:

— Не называй меня «эй-парень».

— Ну а как мне тебя звать, девкой, что ли? — хохотнул гоблин. — Имени-то своего ты мне так и не назвал.

Я задумался.

— Хорошо.

— Хорошо? Это чего, имечко у тебя такое?

— Нет. Хорошо — это значит, можешь и дальше называть меня «эй, парень».

— Лады. Эй-парень, а ты так и собираешься войти внутрь с револьвером в руке?

— Чего я точно не собираюсь, так это позволить одному гоблу смыться… с кучей моего добра.

— Ну, дело твое. — Толстяк перевалил тюк с трофеями с правого плеча на левое, хрюкнул и пнул бедолагу Лакри чуть пониже спины… между ног.

— Хоронить-то тебя по какому обряду?

— Протестантскому. А что?

— Шаман из меня неважный. — Гобл, изогнувшись, озабоченно изучал носок сапога, видимо решая, достаточно ли он грязен для повторного пинка. — Но предсказать кой-чего сумею. А именно: в любого, кто появится на пороге этого салуна с оружием наголо, завсегдатаи сначала всадят фунта два свинца. Ну, а уж после начнут выяснять, умышлял покойник против кого-то из них или нет.

Воображение у меня хорошее, и ему не составило труда в красках и деталях нарисовать картину: издырявленный труп, который — может даже и по частям — забрасывают в телегу гробовщика и… бр-р-р!

— Верю, — кое-как выдохнул я, с трудом удержавшись от истового «верую!». — Но… какого же орка ты меня предупредил?!

— Глупость, да?! — усмехнулся гоблин. — Скажем так… есть у меня одна мыслишка.

— Мыслишка?!

— Я тебе как-нибудь потом расскажу, — «пообещал» Толстяк.

— Лучше скажи сейчас, — «попросил» я, качнув для вящей убедительности неубранным пока револьвером.

Впечатления этот аргумент, как и следовало ждать, не произвел.

— Лучше скажи, — куда более угрожающе прорычал гоблин, — мы собираемся заходить в салун или будем торчать перед ним до рассвета?!

Я вздохнул и принялся засовывать «максим» в кобуру.

— Да. Собираемся.

— Тогда открой дверь, — вполне миролюбиво произнес Толстяк. — У меня лапы заняты.

Салун мистера Хавчика не имел какого-то персонального названия — владелец единственного подобного заведения в городке явно счел придумывание такового излишеством. А к ним Хавчик был не склонен — я понял это, едва переступив порог его заведения.

— Закройте чертову дверь!

Судя по громкости, а также высоте источника рева, это был тролль. Точнее сказать я не мог — в салуне было темно! Не считая пары дюймов досок рядом с моими сапогами, единственным светлым пятном была свеча на стойке рядом с кассой.

Поправка. В правом углу высветилась пара огоньков… красных. И еще пара — слева у стены. И еще…

В следующий миг в мою спину вонзились сразу четыре клинка, и я упал.

— Ай! Смотри куда прешь, дубина!

— Прошу прощения, э-э…

В темноте определить хотя бы расу барахтавшегося подо мной существа было весьма сложной задачей. Впрочем, истерически-визгливые нотки говорили, что моей жертвой, скорее всего, стала некая «мэм». Или засидевшаяся в девицах «мисс», что, в общем, по неприятности в общении не сильно различается.

— Малявка, это я его толкнул. Извини… ничего не видно из-за проклятого тюка.

— Толстяк?!

Некто по имени Малявка пнуло меня в живот — на удивление болезненно для существа столь маленьких размеров — взлетело вверх… и засветилось, слабым розовато-золотистым сиянием.

— Глазам своим не верю!

Я тоже не верил, однако счел за лучшее промолчать. Конечно, ирландская ночная фея — это не столь уж экзотичное существо, но фея с синяком под глазом и в платьице с ну очень откровенным декольте…

— Толстяк! Ну и ну! Я думала, лапы вашей банды не будет в городке месяц, а то и два!

— Правильно думала.

Исходившее от феи сияние достигло гоблина, вернее, тюка в его лапах, и я смог разглядеть, что за острые предметы потыкались в мою спину. И впрямь клинки… хоть и в ножнах…

— Да? И кого же я вижу, эльфа? И что это за половая тряпка?

— После, Малявка, после. — Гоблин принялся протискиваться между столов. — Сначала нам нужно сдаться Маку.

— Все вы так говорите, — разочарованно прощебетала фея — и погасла.

Удивительно, но и в наступившей темноте я сумел подняться с пола и догнать Толстяка на полпути к стойке, не наступив при этом ни на чью ногу, лапу или другую конечность.

— Сдаться?

— Мак не любит, когда у посетителей слишком уж большой арсенал, — не оборачиваясь, отозвался гобл. — Надпись над стойкой видишь?

— Нет!

— А теперь?

Я так и не понял, что сделал Толстяк. Вроде бы просто щелкнул пальцами у меня перед носом. Но внутри салуна начало светлеть… правда, свет этот имел какой-то странный фиолетовый оттенок.

— Теперь вижу.

Не заметить её было сложно — надпись «Один ствол, один клинок, одна жизнь» протянулась над верхним рядом бутылок практически на всю стену.

— Хорошо. Кста, — шепнул гобл, — нам повезло. Мак в хорошем настроении.

Уже привычно я удержал крик «врешь ты все!».

Потому что кроме бутылок и надписи сумел разглядеть и бармена.

Это был гном — крупный, с пушистой бородой. Окажись рядом папаша, он, думаю, запросто смог бы сказать: принадлежит род этого коротышки к числу норвежских лесных, или перед нами выходец из-под Уральских гор. Меня же в данный момент больше занимал тот факт, что на гноме была красная косынка и красный же фартук поверх кольчуги… и что бармена, настолько похожего на мясника, мне пока не доводилось встречать.

Справа от гнома на стойке высилась полупустая Кружка, нет, КРУЖКА, зачем-то прикованная цепью за ручку — хотя сдвинуть эту посудину в наполненном состоянии взялся бы разве что пьяный тролль. Слева покоилась дубинка. По сравнению с кружкой она выглядела хлипковато… впрочем, первый же взгляд, брошенный за спину бармена, сразу поднимал деревяшку в цене — там, прислоненные к вмурованным в стену бочкам с надписями «ром» и «скотч», дремали секира и кремневый пистоль. Калибром оба этих предмета не сильно уступали кружке, а обрамлением для них служила богатая коллекция расколотых черепов. Человеческие, насколько я успел разглядеть, были в меньшинстве. С одной стороны, это слегка обнадеживало, с другой же… рука у меня сама по себе потянулась к затылку… кто знает, каких именно экземпляров недостает этому френологу?[1]