— Что, бледношкурый, проняло? — Гобл и не подумал выполнить приказ, а наоборот, замедлил шаг. — Не трясись, эти кости не опасны, пока не взойдет полная луна.
— Я не трясусь! — соврал я. — Сапоги жмут.
— А хочешь бояться, — словно не услышав, продолжил Толстяк, — бойся того, кто их оставил.
— Это кого же?!
— Ы-ы-х! — гоблин довольно икнул. — Этот вопрос местные себе уж который вечер задают. Добро пожаловать в Погребальнец!
Последняя фраза не являла собой плод гоблинской фантазии — она была криво намалевана красным поперек деревянного щита справа от дороги, и в лучах заходящего солнца казалась особенно зловещей.
Впрочем, на карте здешнего участка Пограничья, которую я битых два часа изучал на вокзале в Гимли-Крепьстоуне, значились два Ада, три Рая, целых четыре штуки Новых Небес и одно Чистилище. Ну, а всякие Эдемские сады и Могильные Камни на той карте были представлены, что называется, в широком ассортименте. Юморок с душком. Я потихоньку начинал к нему привыкать — что, конечно, вовсе не значило, будто местные шутки стали мне нравиться.
— Мрачное местечко, должно быть?
— Дыра как дыра, — гоблин сплюнул. — Видал я места получше, видывал и паршивей. Вторых было маловато.
Я с трудом удержался от дежурного: «врешь ты все!». Этот гобл явно был не прост — слишком уж он членораздельно, правильно и, бизон его залягай, умно изъяснялся по-человечески.
К тому же мы почти дошли до ворот.
— Ста-а-ять!
Тягучего южного акцента в этой фразе хватило бы на троих.
Я остановился. А гоблин подошел вплотную к воротам, развернулся и от души пнул калитку. Единственным видимым результатом стало брызнувшее из косяка небольшое облачко то ли пыли, то ли трухи. Выждав пару секунд, зеленошкурый повторил процедуру, и на этот раз я услышал весьма подозрительный треск.
— Выломаешь калитку — повешу в проеме твою шкуру, — пообещали с той стороны.
Угроза была, на мой взгляд, вполне уместной. В отличие от стены, вполне типичной для здешних мест, — глина, много солнца и толика армейской саперной магии, сочетание, с трудом прошибаемое даже ядрами, — ворота представляли собой дощатую конструкцию весьма хлипкого вида.
Гобл заржал.
— Джок, да ты прежде сумей приподнять свой зад хоть на дюйм!
— А?!
Над стеной начало медленно воздвигаться что-то пыльное и коричневое. Судя по кряхтению, сипению и прочим нечленораздельным звукам, сопровождавшим этот процесс, из-за стены показалась верхушка Вавилонской башни. Ну или хотя бы прапрапрадед всех сомбреро по эту сторону Рио-Гранде.
— Толстяк?! Ну и дела! Ты чего, соскучился по гнилой соломе?!
Вслед за полями шляпы из-за стены высунулось нечто среднее между заходящим солнцем и боровом — большое, круглое, красное, с маленькими глазками, почти затерявшимися среди жировых складок, и щетиной, которой мог бы позавидовать дикобраз.
— Эй, а где остальная ваша банда?! Кривоклык, Дерг-Подерг… и какого этот молодчик тычет в тебя стволом?!
— У нашей банды вышла небольшая размолвка с этим парнем, — сообщил гобл. — Ну и вот.
На переваривание услышанного у Джока ушло примерно полминуты.
— Не, не верю! — объявил он, одновременно взгромождая на парапет перед собой древнюю, но при этом очень крупнокалиберно выглядящую двустволку. — Сдается мне, Кривоклык очередную пакость задумал. И посему лучше хлопнуть вас прямиком тута.
— Эй, мистер, — начал я. — Не стоит эдакие шутки…
— Не выйдет! — одновременно со мной быстро произнес гоблин.
— А?!
— У твоей дуры курки еще в прошлом году к стволам приржавели, — насмешливо сказал гобл. — Пока ты их отдирать будешь, парень тебя пять раз достанет. У него, чтоб ты знал, «Громовой Кот».
— Тот, что у Дерга был?
— Он самый.
— Тады и впрямь достанет, — задумчиво произнес Джок.
— Само собой, — продолжил гоблин, — после этого старый Хо или кто там сейчас на башне превратит нас в решето для этих… ну, ы-ы-ть, мучных червяков, что итальяшки делают. Но целости твоему пузу это нисколечко не прибавит.
Оглянувшись на башню, я не заметил ни малейших признаков присутствия там старого Хо или других «кто там сейчас». Но видневшаяся там связка ружей была достаточно убедительна и сама по себе.
— Ну и че делать бум?
— Послушайте, мистер, — примирительно начал я. — А почему бы вам просто не пустить меня.
— Нас.
— Меня! — с нажимом повторил я.
— Пустить тебя? — Солнце-кабаньий лик сморщился и скрылся за парапетом.
— Сейчас чихнет, — быстро шепнул гоблин.
Предупреждение оказалось как нельзя кстати. Хотя и с ним я подпрыгнул, наполовину поверив, что Джок все-таки пальнул в нас картечным дуплетом. Беглый осмотр показал, что дырок во мне все-таки не прибавилось. И, что не менее важно, со штанами тоже все было в порядке.
— Спасибо.
— Ну, — великанье сомбреро вновь воздвиглось над бревнами, — давай порассуждаем вместе. Ты не здешний. Я знать не знаю твою рожу, и, скорее всего, любой житель нашего города скажет про тебя то же самое. Ты пришел перед самым заходом солнца.
— Это все потому, что у меня пала Овца! — не выдержал я.
— Овца?!
— Так звали мою лошадь.
— Знавал я парней, что давали своим лошадям всякие имена, — озадаченно пробормотал Джок. — Мери да Сюзанна… чтоб, значит, непотребства всякие сподручнее. Генерал Шерман или там просто Янки — это больше наши любили, нравилось им лишний раз пришпорить скотинку. Но вот Овца…
— Это длинная история, — сказал я. — Если захотите, могу рассказать. Когда окажусь по вашу сторону стены.
— Вот об этом как раз мы и рассуждаем, не забыл? — хрюкнул Джок. — И знаешь, парень, явись ты на лошади по кличке Овца, я бы и то трижды подумал, пускать ли тебя в наш город. Но ты отколол номер похлеще — притопал в компании зеленошкурого, по которому давно уже пеньковая тетушка тоскует. А сколько его приятелей сейчас крадется вдоль стены?
— Джок, а ты перегнись — сразу узнаешь! — насмешливо посоветовал гобл.
— И получить томагавк в лоб?!
— У тебя там такой слой сала, что и копье застрянет.
— Да я…
— Мистер Джок! — я повысил голос. — Послушайте меня! Я взял этого гоблина в качестве носильщика, потому что моя лошадь пала и он здесь один!
— Это ты так говоришь, парень. Но с чего я должен тебе верить?
— Потому что, будь здесь другие гоблины, ваш приятель наверху, — я махнул револьвером в сторону башни, — давно бы поднял весь город. С его-то позиции подножье стены как на ладони, верно?
— Ну дак, для того и строилось, — пробурчал Джок. — Берри Саймак, это вам не какой-нибудь землекоп безграмотный, он у самого Джексона Каменной Стены капитанил. Всю эту чертову фор-ти-фи-ка-цию знает лучше, чем Священное Писание.
— То есть вы согласны, что здесь нет других гоблов?
— Может, и нет, — неохотно признал страж калитки. — А может, старину Хо давно уже магией какой зловредной извели, а то и стрелами нашпиговали. Я его уже, считай, час как не вижу!
— Эта магия прозывается «пинта кукурузного виски», — насмешливо сказал гоблин. — Или две. Старина Хо, как всегда, под вечер залился бурбоном и храпит, аж досюда слыхать.
— Не врешь? — в голосе Джока послышались нотки восторга. — Ну, если так… ох и влепит же старине Хо шериф. Он, когда позавчера застукал на башне рыжего Майкла в обнимку с бутылкой, орал и метал громы с молниями не хуже пророка Илии.
Глянув назад, я увидел, что солнечный диск уже наполовину скрылся за холмами — зрелище, отнюдь не способствующее оптимизму, но зато неплохо подстегивающее соображаловку.
Что Джок не верит в свои «рассуждения», было бы ясно и окаменевшему троллю. Заподозри он меня хоть на миг всерьез, уже бы вовсю палил из своей громыхалки, колотил в гонг, колокол или чего у них там висит. И орал так, что его было бы слышно даже на Восточном Побережье.
Все намного проще. Имеются ворота, одна штука, имеется с виду разумное существо при них. А из такого сочетания практически всегда возникает желание получать с входящих и выходящих что-то посущественней, чем «Спасибо, мистер Джок», «Удачи, мистер Джок», и «А ну с дороги, увалень!». И впрямь глупо упускать такую возможность — особенно в тех случаях, когда каждый дюйм исчезающего за горой багрового диска делает собеседника все более склонным к уступкам.
К сожалению, вид моего пустого кошелька вряд ли обрадовал бы мистера Джока. И уж тем более я не собирался просить его «разменять» десять долларов — последнюю зеленую бумажку из-за подкладки шляпы. Вот найдись что-нибудь у гоблов… однако повстречавшие меня зеленошкурые — по крайней мере те из них, что сохранились в относительно целом виде — кошельков при себе не имели. На законный же вопрос: «А где деньги?!», Толстяк ехидно сообщил, что гоблины вообще-то не имеют привычки уносить даже цент из мест, где упомянутую монету можно пропить или хотя бы обменять на спиртное.