Или взять письма. Написал письмо, сунул в синий почтовый ящик и жди ответа. А здесь я по-другому все вижу. «Чувствую» каждое письмо. Вот представьте: написали вы письмо из Алтын-Мазара. Проходит время, кто-то едет в Дараут-Курган, захватывает письмо с собой. Письмо везет лошадь в переметной суме. Потом из Дараут-Кургана письмо едет в район на машине. Оттуда летит в Ош и уж тогда в Новосибирск. Я прямо вижу, как движется мое письмо по земле. Через горы, через реки, через долины. Летит над ночными городами.
Я слушаю девушку и думаю, что это все не так просто: уехать из большого города, где ты вырос, и попасть в маленькую географическую точку, где живет всего семь человек. И то, о чем Галя так откровенно говорит, наверное, уже передумано не раз.
— На той неделе над станцией очень высоко пролетел большой самолет. И я подумала: «Сидят в самолете люди. Пьют чай. Читают сегодняшние газеты. Говорят о погоде. Или спят. А внизу наш Алтын-Мазар. Три домика. И никто из тех людей в самолете, наверное, и не знает об Алтын-Мазаре».
Галя о чем-то задумывается, берет ручку, долго молчит. Будто нас вовсе и нет в комнате.
— Иногда ночью, когда идешь на площадку в темноте, кажется, еще шаг — и край мира. Прямо боишься шагнуть. Но идти надо. Наблюдение пропустить нельзя. Смотришь на небо. Такие же звезды как в Новосибирске. Только здесь чище. И по-другому называются: Большая Медведица — Семь Престолов, Полярная звезда — Железный Кол. Это мне караванщики сказали. Они звезды хорошо знают.
Галя замолкает. Потом пишет несколько фраз на листочке. Мы уходим, чтобы не мешать. Сегодня первый ясный день. Горы, долина реки полны света — какого-то торжественного живого света.
«Как будто в рай какой-то попали. После льдов и скал, камней и пыли мы въехали в зеленую лощину, сплошь заросшую молодым густым ивняком. Ивовые кусты со всех сторон протягивали к нам свои стройные прутья и волновались от ветра, как море. Ручейки ярыков пересекали всюду эту ивовую рощу, а за рощей пасся скот…»
Эти строки написаны почти полвека назад. Наверное, в такой же ясный день. Написал их в своем путевом дневнике Николай Васильевич Крыленко, прокурор республики, отличный альпинист. Он специально взял отпуск, чтобы принять участие в первой памирской высокогорной экспедиции, организованной Академией наук. 16 сентября 1928 года спустились с ледника Федченко советские и немецкие ученые, которых тоже пригласили участвовать в экспедиции.
«Изучена неисследованная область, лежавшая в юго-западном направлении от пика Ленина и озера Кара-Куль вплоть до Рушана и Дар-ваза. Определены высоты десятков перевалов и высочайших вершин. Открыт величайший в мире ледник — ледник Федченко. Составлены геологическая и географическая карты района. Собраны минералы и руды, коллекции пшениц и ячменей, записаны десятки легенд и сказок, проводились опыты по скрещиванию памирских овец с архарами… Все исполнено на сто процентов. Опровергнута ложь буржуазных ненавистников СССР об якобы деградации научной мысли и культурном одичании СССР», — говорится в том давнем отчете памирской экспедиции.
Отблеск тех яростных и прекрасных лет лежит и на крошечном кишлаке Алтын-Мазар. И отсюда начиналось исследование Памира, который за годы Советской власти из забитого уголка стал одним из наиболее изученных высокогорных районов мира. Академики А. Е. Ферсман, Д. В. Наливкин, С. Ф. Ольденбург, Д. Н. Прянишников, Н, И. Вавилов, Е. Н. Павловский и целое «созвездие» молодых ученых бросили в те годы первые семена, которые во многом предопределили сегодняшний расцвет промышленности, сельского хозяйства, науки Таджикистана и всей Средней Азии. Академик Ферсман не случайно подчеркивал, что именно памирские экспедиции продемонстрировали совершенно новый, комплексный метод изучения больших территорий.
Переправа«Этот новый метод широкого географического охвата должен быть перенесен на всю работу по изучению всей Советской страны, ее производственных сил и их использования».
Все последующие географические исследования в нашей стране базировались в какой-то степени на опыте памирских экспедиций 30-х годов.
«Утром посмотри на горы, чтобы душа величия преисполнилась. А вечером на воду, чтобы преисполниться покоя», — говорили древние персы.
Мы смотрим на горы. Там, за горами, ледник Федченко. И где-то на нем — метеостанция. Попадем ли мы туда?
Интересна, кстати, история создания этой станции. Летом 1932 года решили построить на леднике самую высокогорную станцию страны. Ее наблюдения должны были помочь найти ответ на вопрос: где источники питания памирского оледенения, существующего в кольце величайших пустынь Земли?
Для станции сконструировали специальный разборный дом и построили его в Ташкенте. Вместе со снаряжением и приборами перебросили дом в Алтын-Мазар, где была основная база экспедиции. Оттуда-то и выступил на ледник огромный караван: 188 верблюдов и 60 лошадей с грузами, вскоре верблюдов пришлось отправить обратно: на леднике они были беспомощны. Вся работа пала на выносливых киргизских лошадей. Наблюдения метеорологи начали сразу, как только добрались до места. Экспедиция жила в палатках, а рядом строился дом. Наступившая зима прервала работы, строительство было прекращено, и ледник снова стал безлюдным. На следующий год, к 7 ноября 1933 года, строительный отряд закончил сооружение станции «Ледник Федченко». С этого времени на леднике постоянно живут зимовщики.
С ледника бежит река Муксу. Вернее, три ее притока — Сельдара, Каинды, Сауксай. Сколько тысяч лет несут они свои кристально чистые воды?! И сколько еще будут нести? День за днем, год за годом.
Мы идем по берегу. На самом высоком месте долины — необтесанный камень с темно-зеленым отливом. Надпись выбита криво, мелко, видно, — второпях зубилом:
«Первая жертва
Искусства Памиру
художник
А. Н.
Зеленский
26/…
33 год».
Кто был этот человек? Как он попал на Памир? Почему умер здесь, в Алтын-Мазаре? Несчастный случай? Внезапная болезнь? Почему так бьет по сердцу эта одинокая русская могила, вырытая поодаль от мусульманского кладбища? Может, потому, что в других местах стараешься не думать о кладбищах и могилах? Или потому, что беда, сиротство, смерть всегда бередят душу?
Мы постояли с Макаровым около могилы. Один из нас по извечной привычке сказал, что в общем-то вовсе неплохо вот в таком месте, в кольце гор, лежать. Такой вид, такие вершины: Музджилга — 6289 метров, Сандал — 6080. А какая изумрудная вода в Муксу? А как она поэтично шумит? Вечный покой. У кого из нас рядом будут такие высотные памятники?..
— Мальчики! Радиограмма! Идите сюда.
Рысью мы бежим к домику метеостанции. На крыльце стоит Галя, машет белым листочком.
— Ну, скорее же, — кричит она весело. — Опоздаете. Караван уйдет.
Читаем вслух: «Вертолет начал заброску груза на «язык». Сообщите, когда караван выйдет из Алтын-Мазара. Мачигин».
Мы перечитали текст несколько раз, а потом, волнуясь, пошли к караванбаши. Маркамыл-ага Мирзобадалов, тот самый седобородый человек с очень широкими и очень прямыми плечами, достал очки, надел их и долго изучал текст. Потом передал радиограмму Манту Хаитову — высокому, самому молодому караванщику, встретившему нас в тот первый вечер, когда мы свалились в Алтын-Мазар. Потом радиограмму взял Азимджан Бувахалов, повертел ее в темных узловатых пальцах, положил на кошму. Все молчали. Караванбаши смотрел на трепещущий огонек в керосиновой лампе. Гладил рыжего откормленного кота.
— Где полушубки? — не выдержал Хаитов. — Еще весной договаривались…
Мирзобадалов быстро взглянул на него, и Хаитов осекся. Пока старший молчит, младшему говорить не положено. Хаитов опять взял радиограмму, словно за те минуты, пока она лежала на кошме, в ней что-то могло измениться.
— Надо идти, — негромко сказал караванбаши. — Скоро снег. Люди на леднике ждут. Пойдем завтра.
Он также гладил кота и тоже смотрел не на нас, а на язычок пламени в керосиновой лампе.
— Почему ни слова о теплых вещах? — спросил Хаитов. — Ведь обещали…
— Душанбе, Душанбе… Ой, далеко. Разве оттуда видно, у кого есть в Алтын-Мазаре полушубок, у кого нет, — сказал Азимджан, почему-то виновато улыбаясь.
— Верно говорят: в доме барабана не слышно голоса соловья, — машет рукой Хаитов.
— Надо идти. Скоро снег, — повторяет Мирзобадалов. — Галя, дай радиограмму Мачигину: «Караван готов. Выходим завтра».
Пригибаясь, чтобы не стукнуться о притолоку, шагаем через порог. Над Музджилгой стоит первая вечерняя звезда. Она не мерцает: горит ровно, ярко.
— Надо же, — удивилась Галя. — Через неделю и правда ожидается снег. Я сейчас только долгосрочный прогноз по району приняла. Как Маркамыл-ага угадал за неделю, а? Просто фантастика какая-то.