…В начале третьего совещание наконец-то завершилось. Оставшись в одиночестве, Верховный правитель Новороссии Ольшанский Аркадий Филиппович пребывал в тяжёлых раздумьях. Совещание с силовиками добавило и тревог, и вопросов. Трудных и, к сожалению, не разрешимых в ближайшее время вопросов.
Минуло три месяца как Ольшанский занял нынешний пост. До этого он двадцать лет несменяемо служил главой экономического департамента правительства в чине тайного советника, то бишь статского чиновника третьего класса. Все двадцать прошедших лет он считал, что достиг вершины карьеры и совершенно не ожидал внезапного взлёта. И на кого? На пост Верховного! Правильно писал не раз перечитываемый им живой классик Бочаров: '…у нас в Новороссии любая самая тупиковая карьера может вдруг сделать столь стремительный взлёт, что 'счастливцу' раннее ни о чём подобном и на нетрезвую голову помышлять не приходилось. Бывает так случается, что единственным способным занять освободившееся место оказывается тот, кто давно уже достиг в своих мечтах вершины карьеры, а то и нераспознанный раннее талант, задвинутый в глухой медвежий угол. Из разряда вторых может вдруг оказаться мелкий провинциальный служащий или неуживчивый с воинскими начальниками сорокалетний штабс-капитан из дальнего гарнизона'.
Ко второму разряду Ольшанский себя, понятное дело, не относил. Ну а к первому… Единственным достойным, подходящим на пост главы государства он себя не считал. Имелись в обойме претендентов и более достойные. Тот же канцлер Повалоцкий Юрий Васильевич, старику шестьдесят восемь, а прыти как у молодого. Он же, кстати, и выдвинул Ольшанского на Тайном Совете, не смотря на, мягко говоря, натянутые отношения. К слову, больше двадцати лет приходилось Ольшанскому вариться с канцлером в одном котле, а последние двенадцать быть его непосредственным подчинённым. В той же Сокаре или в обеих Ракониях, не говоря уж о живущем интригами Великом Герцогстве, давно бы поста лишился, а может и головы. Там с нелояльными замами поступают просто. В Новороссии по иному, с канцлером и поцапаться не раз приходилось. Потому-то Аркадий Филиппович и был ошарашен, когда Повалоцкий предложил его кандидатуру. Остальные члены Тайного Совета не долго колебались. Собственно, кандидатур в этот раз было всего две: он и глава МИДа. Но старый несговорчивый хрыч Бондарев, действительный тайный советник и дипломат в пятом поколении, взял самоотвод с ходу, не пожелав оставлять свою вотчину.
Таковой способ передачи власти, стань он известен за рубежом, вызвал бы не мало удивления. Подобной процедуры, как и политической системы, там не было. Нечто близкое существовало в Южной Раконии, но всё же не то. Вдобавок, стань вдруг общеизвестна фамилия нового правителя Новороссии, новость вызвала бы не просто интерес, а минимум недоумение. Тайный советник, чин в котором до сих пор официально числился Ольшанский, не самый высокий, чтобы рассматривать его обладателя в качестве возможного кандидата. Официально Аркадий Филиппович и сейчас числился главой своего прежнего департамента. Но это лишь официально, как говорится, для чужих, а негласно — он теперь Верховный правитель одной из сильнейших мировых Держав. А всё же, Ольшанскому интересно было бы посмотреть на реакцию глав иностранных миссий, будь его назначение официально объявлено через СМИ, с публичной процедурой и прочими долженствующими атрибутами, ушедшими в историю два десятилетия назад.
Нынче времена другие, публичными фигурами остались глава МИДа Бондарев и Главковерх фельдмаршал Родионов. Если с Бондаревым понятно, ему ведь представлять Новороссию приходится на всяческих переговорах и тому подобных дипломатических мероприятиях, то с Родионовым ситуация качественно иная. В армии значение личности во главе Вооружённых Сил традиционно имеет огромное значение. Другое дело, что фельдмаршал в своём настоящем качестве известен скорее генералитету и ограниченному кругу старшего офицерства. Спросил бы кто у какого-нибудь поручика фамилию верховного главнокомандующего, тот и не ответил бы. Таково положение дел, диктуемое безопасностью, но оно же — палка о двух концах. Случись, не дай Боже, нечто грандиозное и трагичное, фактор авторитета, держащегося в тени Главковерха, может не сработать.
Ольшанский прикурил толстую бразильскую папиросу марки 'Noite', созерцая переполненную хрустальную пепельницу в форме раскрывшегося бутона. Её он прихватил при переселении из прежнего кабинета. Предшественник, светлого ему посмертия, погибший от гранаты не установленного террориста-смертника, табачный дым на дух не переносил и приказал демонтировать в кабинете все вытяжки. Что-что, а вытяжки вернуть Ольшанский распорядился, едва справив новоселье. Не дело ведь, когда дым под потолком стелится. И пепельница сгодилась, к тому же она дорогой, как воспоминание, подарок сослуживцев. На память к пятнадцатилетию его службы, когда он ещё в Старграде обретался. Сперва в экономическом отделе 46-го завода — крупного оборонного предприятия, поставлявшего силовые установки для ВМФ, а позже курируя оборонный комплекс всего юга Новороссии. Времени же прошло с тех пор более двадцати лет…
Сигарет Верховный не любил, предпочитая им папиросы, изредка трубки. И сами папиросы он курил непременно бразильские, которые вместе с дешёвым тростниковым сахаром, по его мнению, были тем не многим, что имелось ценного в Новой Бразилии.
Привычно сминая зубами папиросный мундштук, Ольшанский думал о сегодняшнем, верней уже вчерашнем покушении на канцлера. Три человека погибло от рук террористов, двое телохранителей и случайная прохожая, переходившая на улицу на красный свет светофора. Не взбреди ей в голову правила нарушать, наверняка жива бы осталась, не получив своей пули. Случайная жертва… Боевиков было двое, вооружённых велгонскими тяжёлыми карабинами — самозарядными LK-12 калибра 10,16-мм. Такие карабины состояли в велгонской народной армии на вооружении кавалерии, частей охраны тыла и внутренних войск. Среди трофеев они были достаточно редкими, но достать можно. В пятизарядных магазинах карабинов у боевиков находились патроны с бронебойными пулями. Откуда взялись террористы именно в то время и именно на том перекрёстке, где притормозил бронированный легковой 'Барс' с правительственными номерами, не установлено до сих пор. Первого боевика наповал застрелил уцелевший охранник из машины эскорта. Второго смертельно ранил оказавший поблизости прохожий, как выяснилось, владелец расположенной неподалёку булочной, закрывший её в это время на обед и направлявшийся домой. Он имел при себе пистолет, что являлось обычным делом в привычках добропорядочных граждан. Тупоносые пули 'Воркунова' булочника попали боевику в оба бедра, совершенно разворотив их, из-за чего эта сволочь, истёкла кровью по дороге в больницу. И концы в воду. Заподозрить булочника трудно, стрелял-то он по ногам и по картотеке жандармерии не проходит. Но к меткому охраннику у следователей имелись вопросы, не мог он что ли по конечностям стрелять? А с булочника какой спрос? Увидел нападение, проявил гражданскую сознательность, в запале лишних дырок наделал. Но вот этот охранник, 'герой' что б его! Профессионал называется… Сам канцлер и его водитель отделались ранениями. Повалоцкому пуля зацепила предплечье. А так — пустяки. Обоих посекло осколками стёкол, как конфетти посыпавшихся от бронебойных пуль. Негодная марка стёкла, наверное. Обычные пули держат, только трещины идут, а от бронебойных почему-то брызги.
Однако, как уже успели доложить Верховному, завтра после обеда канцлер намеревается выписаться, наплевав на запреты врачей, и явиться на созванное на вечер экстренное заседание правительства. Силён всё ещё Василич, подумал про него Ольшанский, характер — кремень.
Верховный не спеша со смаком докурил, переворачивая листы свежих сводок. И вдруг ухватил плавающую где-то на краю сознания мысль. Впрочем, вполне привычную мысль, не раз его посещавшую, что на своём прежнем посту он ведь и не представлял всей полноты, всей трагичности того положения, в котором оказалась Родина. Бумаги, что тонкой стопкой лежали на столе перед ним, отражали изменения в оперативной обстановке за последнюю неделю. Здесь были сводки и от разведуправления генерального штаба, и от заграничного отдела ГБ, и от департамента дипломатической разведки, и от секретного отдела Жандармского Корпуса. Отдельно лежала сводка генштаба о положении на фронтах.
В стороне ожидал, требующий его резолюции, приказ Главковерха об освобождении генерал-фельдмаршала Блока от должности начальника генштаба. А жаль. Жаль, что удаляется из генштаба такой способный генерал. Блок грамотный и решительный полководец, блестяще доказавший это в начале войны успешным наступлением на Пеловском фронте и взятием реммского укрепрайона. Около года назад он принял генштаб и судя по всему тяготится нынешней должностью. Однако при этом он превосходно справляется с обязанностями главы мозга армии. Перед Верховным словно предстало его округлое высоколобое лицо с аккуратными закрученными усами — дань гвардейскому прошлому, следом в ряду образов почему-то появились вышитые золотой канителью жезлы на погонах. Начальник генштаба давно рвался в действующую армию, Главковерх, похоже, просто уступил его напору. Что ж, ему, Главковерху, видней, предложит нового начгенштаба, утвердим. Блок в следующем же приказе назначался командующим Невигерским фронтом, взамен исполняющего вторую неделю его обязанности генерала от артиллерии Зощенко, бывшего до трагической гибели прежнего командующего начальником артиллерийского управления фронта. 'Надо же было нарваться Хабарову'! — подумалось Верховному. Прежний комфронтом генерал-фельдмаршал Хабаров погиб, совершая перелёт на борту штабного 'Владимира', выслеженного и сбитого велгонскими дальними истребителями. Подкараулили как разбойники, и ушли безнаказанно. В ходе расследования даже версия возникла, что велгонские охотники — опытные образцы реактивных истребителей, отмечались ведь уже на Пеловском фронте подобные аппараты, к счастью, не массово. Но доказательств получить не удалось. Скорее всего, это были двухмоторники, которые обычно противник использовал для сопровождения дальних бомбардировщиков.