— Экавуирующийся Слиач, повзольте вызарить солебознование, — неожиданно тонким голосом произнёс третий разведчик.
— Капитана ради, что он сказал? — пробормотал Силач. — У меня сильное подозрение, что он назвал меня нецензурно.
— У него легастения. В лёгкой форме, — невозмутимо ответил Алекс, чем поставил главаря беженцев в тупик. Что такое легастения, Силач не знал. Алекс, кстати, тоже.
Примитивная могила была засыпана, копатели, обтирая руки, пошли к роверам, а русентийцы не спеша потянулись к своей машине. В камеру заднего вида, скрытую на правом плече, Алекс наблюдал за тем, как Силач смотрел в спину говорливому соседу убитого, и взгляд Силача не был добрым.
Второе нападение произошло как под копирку. Зелёная остановка, ползущие по склону холма черви в количестве примерно полсотни единиц, беспомощные люди вокруг роверов, подъехавший спидер русентийцев, стрельба из «восьмёрок», конец боя. Единственным счастливым отличием оказалось отсутствие прыгающего червя и, соответственно, потерь у беженцев.
Близившийся к концу девятый день похода не внёс изменений в расстановку колонны. Роверы по-прежнему тащились впереди, русентийцы ехали за ними на значительном удалении. Идея пустить хорошо вооружённых разведчиков замыкающими выглядела прихотью (и была таковой!) Силача, не желавшего склоняться перед захватчиками. Но надо признать, у беженцев имелся резон, риск, которому они подвергались, не был столь велик.
С какими опасностями могли бы столкнуться люди, вышедшие в дальний путь на старых и медленных, но как-то защищённых машинах? Прежде всего, надо отметить, что на планете не были обнаружены хищники. Травоядные копытные встречались и составляли значимую добавку к рациону поселенцев, а регулирующих их численность плотоядных не было. Кроме человека и прогениторов, конечно. В подобных условиях модель «хищник-жертва» должна превращаться в алгоритм «объели всю растительность и вымерли от голода». Но так не случалось. Расплодившись чрезмерно, травоядные животные, слегка напоминавшие земных бизонов и антилоп, снижали плодовитость или помирали досрочно, в полном расцвете сил и от неведомых причин. Казалось, у них просыпался некий встроенный механизм самоуничтожения, отрабатывавший до тех пор, пока растительной пищи не становилось вдоволь. Удивительный, но не единственный пример разумности не имеющей разума природы планеты!
Следующая опасность, которую необходимо рассмотреть — нападение представителей враждебной фракции. С времён Первой войны, на планете воевали непрерывно, и часто в режиме «все против всех». Но, если отставить в сторону русентийцев, боевые действия сводились к схваткам небольших отрядов в ненаселённой местности, вдали от баз, причём из-за слабости вооружения бои длились даже не часами, а днями без сколь либо серьёзных потерь. Штурмы баз — события редкие по причине неадекватного размена людских ресурсов. Потеря даже десятка подготовленных солдат для любой цивилизации планеты стала бы болезненным ударом. Атака хорошо защищённого и укреплённого поселения могла унести жизни нескольких десятков, а то и сотни нападавших, причём приз победителям (нелояльные жители захваченной базы) такой цены явно не стоил.
Черви могли доставлять проблемы, и доставляли. Но загадкой (очередной!) планетарной экологии было то, что черви не трогали людей, если они покидали территорию. Исход из Сильфонта однозначно подпадал под это понятие, и целых три нападения за десять дней должны были, наконец, встревожить Силача, взявшего на себя роль неформального лидера беженцев. Что думал Силач, пока оставалось неведомым, но упрямству своему он не изменил, и трое русентийцев были вынуждены ползти в глубоком арьергарде.
Дорогу, по которой двигалась колонна, построили сотню с лишним лет назад, во времена, когда дронийские поселенцы упорно интересовались гигантским кратером, названным в честь великого капитана Гарланда. Мало кто на планете помнил, почему капитана признали великим и что он, собственно, сделал, но его имя осталось на карте, а его должность укоренилась в выражениях экспрессии, чему мы были свидетелями в разговоре разведчика-легастеника и Силача. Ни одной базы в кратере построено не было, но дорогу почти до его южного вала проложили, чем теперь и воспользовались эвакуирующиеся.
Проезжую часть дороги формировали плиты 10*5 метров из псевдобетона. Первые поселенцы считали такой материал слабо сопротивляющимся местным флоре и погодным условиям и клали плиты как времянки. В полном соответствии с известным законом, временное оказалось наилучшим постоянным. Земля под плитами умирала, ветра и дожди избегали дорог… Говоря короче, псевдобетонки служили верой и правдой практически сколь угодно долго, чем приятно удивляли колонистов.
Холмы постепенно превращались в невысокие горы. Светило клонилось к западу, роверы сбросили и без того малую скорость. Как вдруг без видимых причин скаут-спидер русентийцев рванулся вперёд, обогнал колонну и встал поперёк дороги. Вывалившийся из машины Филимонов выстрелил чуть левее направления движения. Хлопок, и с середины горного склона покатилось вниз тело. Человеческое тело.
Стычку с людьми разведчики повели по диспозиции, отличающейся от боёв с червями. Филимонов и легастеник неспешно и осторожно сокращали расстояние до врагов, каждый по своей стороне дороги. Филимонову слева противостояло двое с импакторами, его напарник охотился на одного, более опытного. Алекс расположился в относительной безопасности, укрывшись за спидером. Там же спрятался и Ник, благоразумно державшийся от старшего мальчика на расстоянии вытянутой ноги.
Вне всякого сомнения, колонну поджидала засада, но действия русентийцев обернулись для сидевших в укрытии неприятным сюрпризом. Сенсорная аппаратура скаут-спидера позволяла надёжно и заблаговременно детектировать присутствие homo sapiens и прогениторов (вот с червями было сложнее, да!), а после обнаружения преимущество ракетного оружия над импакторным предрешало результат боя.
Импакторы появились на планете как творческое переосмысление лучевого (лазерного) оружия первых поселенцев и как закономерный технологический компромисс в условиях дефицита всего материального. В отличие от лазеров, импакторы выстреливали пучками заряженных частиц. Губительное воздействие пучков на живые организмы определялось расходимостью пучка и плотностью потока частиц, а также долей потерь из-за взаимодействия частиц со средой. В пехотном исполнении импакторы годились для ближнего боя; на десятке метров попадание из импактора приводило к смерти под лучом, на десятках метров можно было надеяться на лучевую болезнь той или иной степени. Пальба на дистанции в сотню метров имела единственный смысл — выстрел за выстрелом долбить в одну точку в надежде на то, что наведённая радиоактивность в месте попадания вынудит противника покинуть позицию, а при удаче и подставиться под смертельный удар.
Противники русентийцев как раз и занимались этим занятием, бесцельно поливая пучками в сторону разведчиков. Бесцельно — потому что боевики не сидели на одном месте, а продвигались вперёд, выбирая удобный момент для своего хода.
Первым в игру вступил Филимонов. Один из его противников удобно расположился в расселине. Невидимый глазу, он не мог считать себя, однако, надёжно спрятавшимся — пучки из импактора визуализировались как лучи грязно-белого цвета, да и про сенсоры забывать не стоило. Прожечь толстый слой камня было тяжёлой задачей даже для «восьмёрок» русентийцев, но над расселиной нависал козырёк. В какой-то момент неизвестный пока боец сдвинулся, оказался ровно под козырьком — короткая очередь, и расплавившаяся от контакта с горячей начинкой микропуль скальная порода пролилась на несчастного, успевшего только вскрикнуть.
Гибель товарища очевидно деморализовала второго противника. Он бил из импактора без всякой паузы между пучками. Так поступать нельзя; система охлаждения импакторного оружия эффективна, но не совершенна, и ладони стрелявшего наверняка уже были сожжены до мяса. Тем не менее, он едва не добился небольшого успеха, один из пучков попал в валун за спиной Филимонова. Разведчик двумя прыжками отодвинулся от камня, которому предстояло фонить ближайшие недели. Но на этом всё и закончилось — с нового места русентиец засёк оппонента. Выстрел, враг лишился ноги, и второй выстрел как coup de grace.
С правой стороны дороги соперник легастеника готовился дорого продать свою жизнь, то есть, обменять её если не на жизнь, то хотя бы на здоровье русентийского боевика. Стрелял он редко, пока только обозначая сопротивление, и делал это с разных точек полки, похожей на настоящую веранду, созданную природой для романтически настроенных влюблённых, которые, правда, никогда до неё не добирались.