— Да, — сказала девушка.
— Отлично! — воскликнул Конан. — В таком случае, помоги мне увязать все эти блестящие штучки в большой узел.
— А что я надену? — спросила Гаури. — Я думала, ты отдашь мне свой плащ.
— Нет, в плаще поедут наши с тобой драгоценности… А тебе придется покрасоваться голенькой. Пока мы не приедем куда-нибудь, где можно будет купить для тебя приличную одежду: щит и шлем. Щитом ты можешь прикрывать…
Он не договорил: Гаури со смехом ударила его кулачком в бок.
* * *Разбитый, опечаленный, Аурангзеб сидел в походном шатре в двух переходах от Патампура. Смотрел на своих воинов и не видел их. Плавал мыслями далеко-далеко…
Сил у него не оставалось. Не хватало их даже на то, чтобы обдумывать: как поступать дальше. Уходить? Задержаться и попробовать закрепиться? Собрать новое войско и вернуться? Хотелось закрыть глаза и заснуть на солнышке, как это делают старики… Но Аурангзеб не мог позволить себе этого. И продолжал оставаться неподвижным, сосредоточенным, хмурым. Пусть люди видят, что владыка погружен в думы, — людям этого зрелища довольно, чтобы не бунтовать и не разбегаться.
Он все-таки задремал — с открытыми глазами. На мгновение он погрузился в сон, и в этом сне виделось ему, будто он — орел, взирающий на степи свысока, и все ему видно далеко-далеко: и селения, разбросанные вдоль извилистой реки, и холмы, поросшие зеленым кустарником, и пасущиеся стада, и мчащиеся по пригибающейся траве табуны лошадей, и густые заросли, и белые стены древних городов… Все-все ему видно… И понял он, как безумно любит эту землю, как яростно не хочет уходить отсюда… л Кто-то подошел к владыке Калимегдана. Усилием воли Аурангзеб открыл глаза. Он был еще жив, но время его завершилось, и он знал об этом — знал даже лучше, чем его убийца, какой-то безымянный воин с кинжалом в руке.