Но насмерть стояли оросы. В ужасе завывая, падали с неба драконы, сбитые стрелами, пущенные женскими руками, ибо не захотели жены оросов отсиживаться в домах, когда страшный враг стоит у порога. Протыкали тела аджахоров острые копья. Рвали дэвов и кутрубов собачьи клыки. Разили ифритов ледяные стрелы. А если погибал орос, его чуру кидался вперед с еще большим ожесточением, чтобы в бою найти смерть, забрав с собой побольше врагов.
А сам Рустам бился с Аджахой.
В первый день срубил пехлеван дракону левую голову, и от рева чудовища вздрогнули в страхе горы, и покосились вечные шапки снегов, сбросив лавины и сели.
Во второй день откусил верный Ракш оборотню правую голову. И от воя треснули скалы, а озера выплеснулись из берегов.
А к концу третьей ночи стали одолевать врагов оросы и теснить их, убивая без счета. И бросился в страхе Аджаха в пещеру, смрадом наполненную, и вместе с ним бежали кутрубы и гуль-ёвоны, дэвы, ифриты и аджахоры, спасая своё существование, ведь нельзя назвать жизнью нежить, что противна самой земле. Бежали они, проклиная оросов и чуру, но проклятия побежденных бессильны против победителей. И мнил себя в безопасности Аджаха, потому что в пещере имелся только один выход, который обрушил изнутри хан подземного мира, ибо не видел другого способа спасти себя и остатки своего воинства.
Не смогли оросы преодолеть вражеское заклятье, ибо ослабели они от трехдневной битвы, и даже сам Рустам сумел только закрыть снаружи вход в пещеру ту и запечатать его именем неведомого нынче Бога, чтобы не дать дэвам выходить на поверхность и вредить людям.
Посмотрел Рустам на соратников своих, и сердце его наполнилось печалью. Мало оросов осталось в живых. И мало чуру. И все, кто выжил, были изранены ядовитыми клыками так, что не могли излечиться обычными способами.
И сказал тогда Рустам-победитель:
— Дорогой ценой далась нам победа, братья. Нет больше народа нашего. Осталось уйти с честью, чтобы сохранилась о нас добрая память. Нет доблести в медленной смерти, так пусть запомнят нас победителями!
Нашли оросы недалеко от узилища врага расщелину в скале, зашли в нее вместе с верными чуру, закрыли со всех сторон, и наложил Рустам-пехлеван заклятие целебного сна.
Так и спят пехлеваны-оросы с верными своими псами-чуру в глубине наших гор. Давно затянулись их раны, но не просыпаются они, пока не грозят миру неисчислимые беды.
Увы, неблагодарны люди. Победили оросы злобных демонов, но не преисполнились благодарностью сердца человеческие. Решили правители чужеземные, что легко будет покорить одамонов, раз нет больше их грозных братьев. То один, то другой шах приходили войной на наши земли. Однако всех врагов отражали одамоны, ибо многому научились они у своих друзей. Бежали в ужасе очередные захватчики, и чудились им стоящие над горами призраки светловолосых воинов и черных псов. Бежали, чтобы рассказывать в родных краях, будто победили их сафед-шайтаны и кара-шайтаны, от которых нет спасения. Этими словами называли они благородных оросов и верных чуру. Лишь мы, потомки одамонов, храним в своих сердцах правду о тех, кто спас мир.
Но проходит время, и слабеют заклинания, наложенные на могилу Аджахи. Близок уже тот миг, когда смогут злые силы сломать свои оковы и вырваться в мир. Содрогнется земля от лютой злобы, скопившейся за тысячелетия. Вновь обрушатся на людей кутрубы и гуль-ёвоны, огненные ифриты и прочие дэвы, и аджахоры — братья Аджахи и его вернейшие слуги. Сам Аджаха выйдет на поверхность, чтобы обращать в прах города и селения и пожирать их жителей. От дыхания оборотня будут плавиться скалы и закипать вода в озерах.
И вновь придёт пора последней битвы. Пробудятся тогда от долгого сна великие пехлеваны старых времен и их верные друзья и вернутся в наш мир, чтобы защитить его и снова обратить в бегство извечного врага, как сделали в давнее время…
17 августа 2024 года
Таджикистан, Фанские горы, альплагерь «Артуч» Олег Юринов— Ирбис — Первому.
— Здесь.
— В Артуче чужие. Человек тридцать. Своими силами не справимся.
— Кто? Что делают?
— Амонатовцы. Ищут что-то.
— Наблюдайте. Выдвигаюсь.
Поднимаю тревожную группу. Парни расхватывают оружие. Рюкзаки и так лежат в машине. Вылетаем в сторону перевала. Жаль дорогу через Лаудан так и не построили. Но нельзя. Только небольшой отнорок от «проспекта Гедиминаса». И то хлеб: до старого альплагеря можно добраться за два часа, а не за четыре, как раньше. И из них час на машинах. В «шишигу» загрузились тринадцать человек и два пса. В патруле — четыре плюс два. На три десятка местных — хватит за глаза. Хоть и не хочется драки. Пока они в Артуче — лучше просто следить, не светясь. Вот если полезут вверх… Но тогда и будем решать.
Кручу баранку, на ходу прикидывая, что и где забыл. Вроде ничего, все действия оговорены заранее и не раз опробованы. Давид в курсе. Второй тревожный десяток наготове. А еще там Прынц и Лайма со своими снайперами, Огневолк с собачками… Хватит на организацию небольшого Армагеддона. Всё. Прибыли. Дальше пешком. Быстро выгружаемся и вперед. Охрану у машин не оставляем. Незачем. Еще один плюс этого пути, что до Большого Писца здесь никто не ходил. Потому как не было тогда отнорка. Да и самого «проспекта Гедиминаса» тоже. Час бега позади. Приветственно машет рукой старший патруля.
— Как у вас?
— Без изменений. Приехали, заняли круговую оборону. Роются, ходят, ищут чего-то. Вверх не дергаются, но руками машут.
— Ладно. Раскидываемся и смотрим. Первыми не начинать.
Парни распределяются по позициям. Каждая точка оборудована, каждый камешек в стрелковой карточке давным-давно. Браты, тихо матерясь, устанавливают ДШК. Из-за бруствера виден только край ствола со здоровенной грушей дульного тормоза. «Крупняк» в случае необходимости мгновенно накроет транспорт. Да и против живой силы противника очень неплох.
Второй пулемет держит путь наверх. Еще у нас пять снайперок, считая меня с Лехой. Вместе с патрулем — восемь автоматчиков. Накроем, пискнуть не успеют.
Разглядываю в оптику бродящих внизу таджиков. Большинство — рядовые бойцы. Одеты кто во что горазд, с преобладанием выгоревшего до белизны камуфляжа. Лежат в охранении и не дергаются. С этими всё понятно. «Ох, рано встает охрана». Дойдет до стрельбы — ни один из этих красавцев никогда не встанет. Хоть и залегли грамотно, волки битые. Но превосходство в высоте дает свое. Они у нас как на ладони.
А вот оставшаяся четверка, так и не отошедшая от машин — явное начальство. Сбились в кучу, что-то активно обсуждают. Двое — амонатовские, судя по экипировке, немалого ранга. Может, даже кто-нибудь из детей или внуков самого Саттаха. В принципе, никаких сюрпризов. Разве что непонятно, что они здесь забыли и почему так много охраны. А еще двое резко выделяются. Странные. Камуфляж явно не местный, российские «комки». У Егора такой. По праздникам вытаскивает…
Ловлю в оптику лицо высокого крепкого парня. Мужик, лет тридцать пять. На груди погона нет. Похоже, из кадровых. На плечах носит по привычке. Мощная оптика услужливо увеличивает картинку. Четыре маленьких звездочки. Ого! Целый капитан! Русский. Из Дивизии? Неужели договорились? Возможно и договорились, но здесь-то им что ловить? Всё интереснее и интереснее. Так, а что делать, если пойдут наверх. Ссориться с Амонатовыми не хочется. А с Дивизией — тем более. Ладно, еще не вечер.
Перевожу взгляд на второго. Маленький, но жилистый. В пластике движений что-то очень знакомое. Настолько, что ностальгически сжимается сердце. Лица не видно, очень уж стоит неудобно. Зато погоны как на ладони. Старший сержант. И тоже русский. Парень поворачивается. Ловлю в прицел лицо и чуть не роняю винтовку. Не может быть! Приглядываюсь внимательнее. Да нет, невероятно. Но как похож!
— Пушистик — Ирбису!
— Здесь.
— Посмотри на мелкого в русской форме.
Леха некоторое время вглядывается.
— Ирбис — Пушистику!
— Что скажешь?
— Похож. Очень. Но откуда он мог здесь взяться? Он же в Новосибе. Пять тысяч километров! — Рация отлично передает удивление в голосе Верина.
— И казахские банды через километр. Но одно лицо ведь!
— Что делать будем?
— Не знаю. Точно не стрелять. А если придется — сержанта только живым. Остальных не знаешь?
— Нет. Откуда? Сюда бы Дамира.
— Ладно. Наблюдаем.
Смотрим недолго. Гости рассаживаются по машинам. Русский сержант, голову которого не выпускаю из прицела, напоследок оглядывается, и крупным планом вижу слезы в его глазах. И на мгновение верю, что это он, что невозможное случилось. Чуть было не вскакиваю, чтобы нестись вниз, нарушая все наши правила, благодаря которым мы и выжили. Но пока чувства борются между собой, дверца «Тигра» захлопывается, и колонна машин уходит вниз по ущелью. А я, глядя вслед, матерно крою себя последними словами, потому что надо было рассматривать не погоны и не глаза. Потому что Дивизия здесь не при чем, амонатовцы договорились не с ними. Потому что на «Тигре» российские номера пятьдесят четвертого региона!