Фавер подождал, пока хозяин лично принесет им на стол новый кувшин, потом наполнил кружки:
— За что выпьем, советник?
— За спокойную тихую старость, — сказал советник, поднимая свою кружку. — Чтобы мне разрешили уйти со службы, поселиться где-нибудь на юге и доживать свои последние годы без убийц, воров, колдунов и прочих забавных представителей рода людского… Хочу дожить свой век скучно и без неожиданностей… Кстати, тебе я того же желаю, доблестный рыцарь!
Фавер задумался. Рана у него, конечно, ныла, но в свои двадцать лет он еще не собирался на покой. Собственно, покоем для него была ночевка в теплой постели, горячая еда… в течение дня-двух — не более. Потом Фаверу становилось скучно, хотелось снова вскочить в седло и отправиться навстречу хоть каким-нибудь приключениям. И в этом смысле его желания совпадали с желаниями Имперского Коллегиума и родного Ордена.
А Леор хотел покоя, потому что был старым. Сорок с лишним лет — это старость, понятное дело, и Фавер, если честно, не собирался доживать до такого преклонного возраста. Рыцари Ордена Справедливости так долго не живут. Во всяком случае, Фавер не встречал ни одного рыцаря своего Ордена старше тридцати пяти. Зато орденское кладбище за Цитаделью было обширным.
— За тебя, Леор! — провозгласил, наконец, рыцарь и опорожнил кружку.
— Ну, за меня так за меня, — печально усмехнулся советник.
— Но про колдовство ты все-таки что-то не то говоришь… — сказал Фавер. — Оно — колдовство. Если меня кто-то кинжалом поразит, то это значит — он меня перехитрил, я дураком оказался, и все такое. Но по-честному. А если он на меня порчу напустил, так тут нечестно все получается и несправедливо… Хотя, конечно, если кинжалом в спину… или яд… или на спящего напасть — тоже нечестно… Но колдовство — это уже противоестественно и подло. Не по-человечески…
Рыцарь кашлянул, понимая, что не выходит у него складно объяснить.
— Да я знаю, что ты хочешь сказать, — Леор дернул себя за мочку уха. — Только и ты пойми, хоть постарайся. — Волшебство — есть такое же свойство нашего мира, как жар солнца, прохлада воды или неумолимость ветра. Дерево, например, имеет свойство расти. Но если человек, владея инструментами и талантом, дерево срубит, то может сделать из дерева табурет, скамью, древко для копья… И это тоже будет свойство дерева, скрытое, но врожденное… И проявившееся только благодаря участию человека, его умению. Это понятно?
— Понятно.
— А если взять ореховую ветвь, да вырезать из нее фигурку, да обжечь ее на костре из веток дуба и стеблей полыни на рассвете в день солнцестояния, да остудить в росе на северном склоне холма, да на месяц спрятать в хорьковую нору… что получится?
— Оберег получится. Чтобы рана, в бою полученная, не гноилась да не горела… Только это не колдовство, — спохватился рыцарь. — Это…
— Да колдовство это, колдовство, — отмахнулся Леор. — И не нужно для него быть колдуном или ведьмой. Достаточно сделать все правильно, по порядку, строго выдерживая сроки и последовательность… Не так?
— Так.
— А почему ты не сделал себе такой оберег? — спросил Леор — Сейчас бы не баюкал свою руку, уже забыл бы про рану. Почему не сделал?
— Ну… — протянул Фавер.
— А потому, что не лежит у тебя душа к такому. Время тратить, да еще вдруг что-то забудешь, да все насмарку пойдет… Так?
— А если так?
— Вот и я говорю — каждому свое. Человек, замысливший убийство, выбирает орудие, а нож это, камень или колдовство — уже неважно. Когда вор в дом проникает, ножом поддев щеколду, мы же его наказываем не за владение ножом, а за кражу чужого. И если он собаку при этом усыпил обрядом, мы его тоже за воровство наказываем, а не за магию… Ты вот решил, что колдун, на тебя порчу наводящий, нечестно поступает…
— Конечно, нечестно.
— А ты, когда на нас в прошлом месяце разбойники напали, честно поступил? — Леор с улыбкой прищурился. — Ведь был бы ты честным человеком, так с коня бы слез, не мечом их попотчевал, а дубиной… У них ведь мечей не было? Не было. К тому же тебя десять лет готовили учителя-наставники, а их — нет. Они сами учились, как подорожному внутренности на нож мотать… Значит, нечестно ты поступил с ними.
Фавер помотал головой, словно пытаясь отогнать от себя морок. Это как получается? Это получается, что вот сейчас его советник обвинил в нечестном бое? С одной стороны, выходило, что прав Леор, ведь не было у разбойников шанса победить рыцаря в том овраге, но с другой стороны, это что ж получается — добровольно отказаться от оружия, от того, чему учили?.. Для справедливости? Чушь получается. Разбойников, кстати, никто и не приглашал нападать.
Рыцарь стукнул кулаком по столешнице, не сильно, но кружки, миски и кувшин подпрыгнули.
Снова советник его запутал.
— И что ж тогда делать? — спросил Фавер растерянно. — Если колдовство — обычное свойство нашего мира, так как же разобраться? Как судить? Как понять, кто виноват… и виноват ли… Вот ты, советник, когда приходишь туда, где совершено преступление, как ты понимаешь…
— А тут все просто, — улыбнулся Леор. — Проще простого. Тебя когда счету учили, как поначалу объясняли? Одно яблоко да одно яблоко будет два яблока… Так?
— Так.
— А одна белочка да одна белочка будет две белочки… Так?
— Так. Я тогда еще спросил, что получится, если одну белочку прибавить к одному яблоку… — засмеялся Фавер, вспомнив тот болезненный урок. — И был порот, между прочим…
— И правильно порот, за характер свой упрямый наказание понес. Но мысль ты высказал правильную. Чтобы складывать — не нужно знать, что именно ты складываешь. Не яблоко и яблоко, а один да один. Два. Хоть белочек две, хоть два яблока… Вот и я не пытаюсь разобраться, колдовством или чем другим человек убит. Все просто. Есть мертвый человек. Это факт. Верно?
— Верно.
— То есть был человек живым, а стал мертвым. Значит, нужно понять, как его убили, за что убили, чем убили. Как убили, для меня важно только тем, что позволяет найти, кто убил. Нужно посмотреть, что в мире изменилось в момент убийства и после него. Кому выгодно, и для кого такая выгода может показаться настолько привлекательной, чтобы… И тогда станет понятно, кто убил. Как с той деревенской бабой, про которую ты вспоминал. Муж ее бил? Изменял ей с кем только мог? Держал семью впроголодь? После его смерти бабе легче стало? Могло стать? Даже после ее казни все их подворье и надел старшему сыну отошли, а он парень толковый, да и своих братьев-сестер в обиду не даст. По-любому обмен баба выгодный совершила, каждому понятно. И каждому понятно, кто ее мужу пакость магическую в полу зашил. Не нужно имен, не нужно званий — нужно обратить внимание на голую функцию, на роль, которую человек играет. Не крестьянка и крестьянин, не барон и баронесса, а жена и муж, муж и жена. И ты понимаешь, что все одинаково на свете, что в замке или во дворце, что в хижине или на хуторе — все одно и то же. И причины одни и те же — деньги, любовь, обида. И что крестьянка должна быть наказана, что баронесса. — Леор снова улыбнулся, на этот раз печально. — Знаешь, чего мне не хватает в моей жизни? Очень хотел бы удивиться хоть раз, что-нибудь необыкновенное обнаружить, с чем-то странным встретиться…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});