После увиденного в Провале он не находил смысла продолжать. Как можно бороться с тем, что никогда от тебя не зависело? С объективной логикой истории. С тупиком, в который зашла цивилизация. С человеческой тупостью, жадностью и злобой. Против него действовали силы, определявшие ход человеческого «прогресса» и его финал. То, что он уцелел, — исключение из правил, их же и подтверждающее. Притом временное исключение.
Вдруг Данилов понял, что встал на ноги. Это его удивило, он не помнил, чтобы отдавал своему телу такой приказ. Тем не менее он стоял, и более того — шел! Медленно, незаметно приближаясь… Не помня себя от ужаса, парень попытался остановиться, но его ноги заскользили как на льду и продолжили движение.
Он застыл на самом краю, почувствовал кожей воздушные потоки, поднимавшиеся из глубины. Ему осталось сделать «маленький шажок для одного человека» навстречу зовущей бездне, нырнуть в спасительную тьму, раствориться в ней, забыть жизнь как дурной сон, будто он не рождался вовсе или родился мертвым, не шел по дороге скорбей и страданий, появившись на свет настолько не вовремя.
Всего один шаг разделял их. В тот момент Александр хотел этого истово, всей душой, но что-то ему помешало. Это была не его воля — откуда ей взяться? Что-то иное, постороннее, но очень сильное, гораздо сильнее его самого. То, что заставило отвести взгляд от манящей пропасти, а затем и повернуться к ней спиной, сделав шаг в противоположную сторону. Прочь от Провала.
Видимо, все имеет свой предел, даже отчаяние. Если слишком долго проваливаться сквозь землю, то можно просто пролететь сквозь шарик и вынырнуть с противоположной стороны. В какой-то момент падение неизбежно превратится в подъем с глубины. Если бы в человеческую психику не был заложен огромный запас прочности, то этот вид исчез бы без следа тысячелетия назад.
В этот момент Александру на плечи словно обрушилась тяжесть всех грехов мира, и у него опять подкосились ноги. Он упал у самой кромки, чудом задержавшись в расщелине среди ржавых труб и битого кирпича. От недавней легкости в ногах не осталось и следа, Саша с трудом сохранял вертикальное положение. Пудовые гири тянули его к земле и еще глубже — в землю. Как будто яма очень не хотела, чтобы он уходил.
Леденящая боль набросились на него со всех сторон. Она была не в груди, не в голове и даже не во всем теле — в душе. Он был слаб и проиграл бы в этой борьбе. Но та, другая сила по-прежнему оставалась с ним. В какой-то момент притяжение уравновесилось, Саша почувствовал, что еще чуть-чуть, и его разорвут надвое. Но яма, похоже, начинала сдавать, либо эта игра ей попросту надоела. Шаг за шагом парень удалялся от нее, и немые голоса в его голове ослабевали. Зазвучав в последний раз, они уже не звали, а проклинали и грозили: «Все равно ты вернешься».
Александр не помнил, как ему удалось добраться до одноэтажного домика, уцелевшего благодаря причуде местного рельефа. Он толкнул входную дверь, перешагнул через драный тулуп, валявшийся в сенях, вошел в единственную комнату, разделенную пополам высокой голландской печью, и рухнул на жесткую кровать, не обращая внимания на ее громкий скрип. Вот все, что он сумел.
Окна были забраны ставнями и забиты досками, щели законопачены. Видно, что кто-то коротал здесь последние дни. Но тепло давно ушло из этого жилища, температура была недалека от уличной, поэтому ватное одеяло не просто не грело, а морозило, успев обрасти сосульками, а подушка стала похожа на ледяной брусок.
Делать нечего, Саше пришлось вставать. На его счастье, с дымоходом все было в порядке, дрова оказались под рукой, а сам он за полтора месяца овладел нехитрой наукой топить печку, хотя раньше не знал, с какой стороны к ней подходить. Через какое-то время в комнате стало заметно теплее.
Данилов был на пределе. Его хватило только на то, чтобы снова дотащиться до постели и рухнуть в нее камнем. У него не было сил даже горевать, только уткнуться лицом в волглую, начинавшую оттаивать подушку и завыть, слабо и глухо, проклиная все. Но даже для проклятий нужна энергия, а он исчерпал себя до дна. Силы покинули его, и он незаметно уснул или потерял сознание — грань между этими состояниями для него давно стерлась.
Очнулся Александр от дикого холода, дрожа, с трудом нащупал фонарь и с третьего раза нажал кнопку. Пальцы его не слушались, скользили по ледяному металлу. Слабый свет вонзился в отвыкшие от солнца глаза иглой.
Сколько он провалялся? День? Пожалуй, иначе откуда взяться такой холодрыге? Печка остыла. Стуча зубами, парень вскочил на ноги и принялся лихорадочно приводить ее в чувство. До чего же неудобная штука, то ли дело центральное отопление.
Когда огонь наконец занялся, а по комнате снова начало разливаться живительное тепло, Саша вздохнул спокойно. В голове было тихо и темно, как в чулане. Если он и видел сны, то они не отложились на его «жестком диске». Слава богу. Данилов побаивался не новых гекатомб с горами трупов и реками крови, а снов о счастливых прежних временах, снов, в которые поверишь, а потом проснешься… здесь. Явь даст фору любому кошмару.
Он случайно увидел свое отражение. Из разбитого зеркала серванта на него смотрело иссушенное лицо, бледно-зеленое, как у киношного мутанта. Да не одно, а целый десяток разных Даниловых, его двойников, каждый из которых из-за отсветов пламени казался непохожим на остальных. Александр горько улыбнулся и облизнул потрескавшиеся губы. Парень не верил, что разбитое зеркало связано с человеческой судьбой, но не заметить аналогию не мог.
Не было никаких «до» и «после». Жизнь после двадцать третьего августа раскололась не на две половины, нет. Она превратилась в сумасшедший калейдоскоп, стекляшки в котором перемешались так, что между ними не найти было никакой связи. В одной из этих параллельных вселенных он сидит с кружкой чая, просматривает статейку и поеживается, представляя горящие танкеры в Ормузском проливе и американские ракеты, «избирательно» стирающие с лица земли школы и больницы в Тегеране.
И он же, испуганный и жалкий, мечется как оглашенный по дорогам области, пока не налетает на трех отморозков. Они изобьют его и засунут в багажник, но не прикончат, поверив басне про тайник, якобы устроенный им.
Вот он получает магистерский диплом с отличием, а вот радуется, выудив подгнившую свеклу из колхозной грядки, и ворует из пункта питания кулек с крупой. Вот Саша размышляет о геополитике и приходит к выводу, что не имеет ничего против «Pax Americana». Мол, если объединить человечество на началах коммунизма, гуманизма и так далее не получается, то хоть так — по-свински. Плохой шериф, мол, лучше, чем никакого. Человечеству от глобализации одна польза, хоть оно, темное, этого не понимает. Еще он искренне поражался людям, костерящим в Интернете Запад. Ведь они, гады, используют его же плоды, технологии информационного общества. Попробовали бы при «отце народов» в форуме посидеть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});