Оно сделало свой выбор. Окончательно и бесповоротно. Даже погубило ради него, Конана, прежних возлюбленных.
«Но почему? — подумал он. — Разве я люблю его сильнее, чем остальные? — И тут же другая мысль пришла ему в голову; малоприятная: — Все это теперь мое… но только здесь. Теперь Темный Ольт — это я».
— Беги, Конан, — позвал из черного лаза в углу сокровищницы Пенат. — Беги, пока оно торжествует победу. Пока не завладело твоим рассудком.
Конан бросился к лазу, и за его спиной вздыбился желтый вулкан. Самородки и драгоценные камни со свистом рассекали воздух и впивались в стены и свод, высекая искры и кроша известняк; крупный изумруд едва не отсек киммерийцу ухо.
— Оно негодует, как любая отвергнутая женщина, — прошептал сквознячок в соседнем зале, когда Конан спустился по скале и присел на валун перевести дух. — Но ты можешь идти смело. Ловушек больше не будет.
Морщась, Конан прижимал ладонь к окровавленному уху.
— Одного не могу понять, — недоумевал он, — почему золото выбрало меня? Разве я люблю его сильнее, чем Далион или тот бородатый кабан?
— Может быть, в этом-то все и дело. — В голосе подземного ветерка Конану послышался печальный вздох. — Чем трудней достичь цели, тем она желанней. Неразделенная любовь заставляет терять голову.
На это Конану оставалось лишь хмыкнуть. А затем с кривой улыбкой сказать:
— Расскажи кому — не поверит.
* * *— Не верю! — процедил сквозь зубы Найрам. — Где это видано, чтобы золото оживало и ластилось к мужикам, точно пьяная шадизарская шлюха? Не иначе ты, киммериец, в пещере треснулся о камень башкой, и у тебя воспалились мозги. Или напридумывал всяких глупостей, пока отсиживался где-нибудь невдалеке от выхода и жрал мои лепешки. А когда они кончились, решил вылезти и сказать, что у меня больше нет сына. Не верю!
Конан молча достал из-за пазухи и протянул ему свиток.
— Это тебе от Далиона.
Найрам неохотно протянул руку за пергаментом, а Конан посмотрел на Камаситу. Лицо юной вдовы было искажено ужасом и мукой, с длинных ресниц срывались крупные слезы.
— Не плачь, малютка, — грубовато попытался утешить ее киммериец. — Вряд ли он того стоил.
— Заткнись, браконьер! — рявкнул Найрам, зло глядя в развернутый пергамент. — Что здесь нацарапано? Закорючки какие-то дурацкие!
— Это карта. — Блафем ткнул в свиток мозолистым пальцем. — В точности как та, твоя. Только здесь еще и текст целиком.
— Сам вижу, что целиком, — проворчал Найрам и поглядел на Конана. — На что она мне?
— Далион сказал, чтобы ты прочел. Обязательно прочел, прежде чем в Подземелье соваться.
Найрам угрюмо сдвинул брови.
— С клочком того пергамента Пликферон три дня провозился… Что, опять прикажешь ждать? Да и не узнали мы ничего толком. Темный Ольт какой-то со слугами…
— Нет больше ни Темного Ольта, ни его слуг, — напомнил Конан.
— Ну да, ты же со всеми разобрался. Стало быть, золотишко скучает, ждет не дождется нового хозяина… — Найрам зыркнул на Блафема. — Пойдешь со мной?
Тот отрицательно качнул головой и произнес, обнимая за плечи рыдающую дочь:
— И тебе не советую. Надо дождаться, пока Пликферон расшифрует письмена.
Найрам презрительно скривил губы.
— Главное — карта. Дорога свободна, если верить этому. — Он указал на Конана подбородком. — Ну а коли встречу кого… — Он пожал плечами. — Двум смертям не бывать. Возьму на всякий случай пяток людей с оружием. — Он посмотрел на добрую дюжину слуг во главе со старшим псарем, обступивших Конана. — До моего возвращения держать его под замком и в колодках. И не перекармливать! Если выяснится, что он правду сказал, — отпущу. А коли соврал, быть ему на колу, клянусь милостью Митры.
— Если не возражаешь, — вежливо попросил Блафем, — я все-таки отдам пергамент Пликферону и погощу в твоей усадьбе, пока он его не переведет.
— Как пожелаешь, сват, — равнодушно отозвался Найрам; было видно, что мысли его уже под землей и ему не терпится спуститься за ними следом.
Конану быстро и умело связали руки, затем двое слуг на веревке повели его вниз по склону. Он яростно ругался — веревка была продета между ног, и всякий раз, когда шедший позади слуга отставал хоть на шаг, натягивалась и точно ножом резала в паху. А когда Конан пытался задержаться, чтобы хорошенько лягнуть хохочущего челядинца, второй, передний, изо всех сил дергал за свой конец пут.
— Удачи тебе, Найрам, — хрипло сказал Бла-фем, когда несколько пар крепких рук спускали хозяина, точно куль с мукой, в Подземелье.
Найрам жестом приказал слугам замереть. Над поверхностью земли выступала только его голова. Она повернулась к Камасите. Старик долго рассматривал красавицу, а затем перевел взгляд на ее отца.
— Если Конан не солгал… Если выяснится, что мой сын погиб, я снова пришлю к тебе сватов, Блафем. И мы опять сумеем договориться.
Он исчез во мгле, а Блафем крепче прижал к себе дочь.
— Безумец, — прошептал он.
* * *В кладовке со скрипом отворилась дверь. По деревянным ступенькам тяжело простучали каблуки. Человек опустился перед Конаном на корточки.
— Пришла моя очередь охранять тебя, — злорадно скалясь, произнес старший псарь. — До самого рассвета мы будем вместе. — Он негромко рассмеялся. — Узнаешь? — Он поднес к лицу Конана палку с ремнем.
Сопротивляться было невозможно. Конан мог только сыпать проклятьями, мотать головой и сжимать в кулаки торчащие из колодок кисти.
Старший псарь повесил палку Конану на шею. Заглянул, ухмыляясь, в глаза. Потом взялся за концы палки и стал поворачивать.
— Ты не посмеешь меня убить, — сказал киммериец. — Хозяина побоишься.
— Нам будет весело всю ночь, — пообещал старший псарь, — а на рассвете я сбегу отсюда. Ты был прав: Найрам — плохой хозяин, не ценит верной службы. Пусть лишний раз об этом подумает, глядя на твой труп.
Конан захрипел от боли. Потом притворился, будто потерял сознание, и попытался цапнуть мучителя зубами за большой палец. Но тот был начеку и отдернул руку.
— Взять! — сказал он, приблизив кулак к носу Конана. — Куси! Куси!
Затем толстяк с хохотом поднялся и отвел ногу, чтобы пнуть Конана в лицо. Тот зажмурился…
Раздался крепкий удар дерева о кость. Конан открыл глаза. Старший псарь без звука рухнул на присыпанный соломой пол. С поленом в руках над ним возвышался Блафем. Полено упало на челядинца, в руке старика появилась связка ключей. Щелкнули замки, свалились колодки.
— Я оглушил всех сторожей, — хмуро сообщил Блафем. — Можешь выбрать любого коня и запастись едой.