Есть и целебные травы! Эх! Не раскинулись в тайге плантации «растительного золота», принадлежащие ему, Хромому.
На пути он встречал и сосны-книги, на коре которых неведомыми письменами якобы начертаны судьбы людей. Но едва ли смог прочесть свою судьбу Хромой по изогнутым линиям на тонком, как бумага, слое коры кривых сосен. Не разобраться ему в таинственных знаках, полукружьях, точках, овалах и углах.
Неукротимая сила влекла Хромого вперед. Некогда ему было размышлять о своей горькой судьбе, пусть даже запечатленной здесь злыми духами! О прошлом же он и вспоминать не станет.
Отец, властный бородач с ниспадающим на глаза чубом, происходил из уссурийских казаков. Сулил сыну миллионы с таежных плантаций, посылая его учиться в университет. Грамотный помощник нужен был ему! А сам, подавшись сначала к атаману Семенову, а потом к барону Унгерну, сложил за неправое дело свою чубатую голову.
Но почему за океаном, куда занесло его сына, пал выбор на Хромого?
Нет, не сразу удалось им подобрать подходящего человека: на все готового «собирателя женьшеня». Нужен был изгой, отпрыск белогвардейцев, который не простил красным ни своего изгнания, ни пропавших надежд, безродный и беспринципный. Именно таким и был Хромой. И даже его хромота говорила в его пользу.
Вот его и забросили. И он оказался в тайге, богатства которой он считал отнятыми у него, чьи предки служили еще царю-батюшке, а он служит тем, кто обещал ему вернуть надежду детских лет, обогатить, прославить, отомстить за все! Озлобленный, по-звериному осторожный, он шел вперед не задумываясь. За него все было продумано. У Хромого было припасено в котомке с двойным дном нечто более существенное.
Хромой шел и шел, бездумно, безучастно ко всему окружающему, двигался, как запрограммированный компьютерами в подвале ЦРУ автомат.
И лишь спустя многие недели, изнемогая от жары, пройдя несчетные распадки, обойдя лесистые сопки, стал он вынимать из котомки и бросать в высохшую траву металлические пластинки. Воровски оглядывался и, по-звериному мягко ступая, шел дальше и дальше в таежную глухомань.
Впереди должна была встретиться Великая Просека, пробитая в вековом лесу энтузиастами, стремящимися обжить таежную глушь, проложить через нее стальные полосы пути.
Казалось поначалу, что Хромой шел к этим людям, но, что-то почуяв, круто свернул на восток и зашагал к океану, хоть и было до него еще море лесов.
Стояла редкая для этих мест жара. Иссохшая трава шуршала. Пот застилал прищуренные глаза Хромого. Но он, припадая на левую ногу, все шел и шел, оставляя за собой разбросанные пластины. Силы уже были на исходе, но Хромого гнал теперь помимо чужой злой воли еще и обуревавший его страх.
В давно пройденном им распадке лежала в траве пластинка, по цвету похожая на отстрелянную гильзу. Олень, поведя великолепной рогатой головой, нечаянно наступил на нее и сразу отскочил, почуяв недоброе. Задымилась под копытом сухая трава, а пластинка ожила под жгучими лучами солнца, свернулась и воспламенилась.
Загорелась трава. Легкий ветерок раздул огонь и погнал к ближнему дереву. Дым окутал листву, потом дерево загорелось, сначала у корня, а затем жадные языки взвились к ветвям. Еще миг - и в смолистый факел превратилась нарядная черная береза, какой не встретишь в других местах земного шара.
Крепчал ветер, раздувая пожар. Скоро огненная стена двинулась, гоня прочь перепуганного оленя.
Бушующее пламя губило вековые исполины. Гибли сосны, пахучий кедрач. Огонь приближался к Просеке Молодых, грозя баракам, первым строениям и деревянным мостам новой дороги.
Казалось, ничто не остановит огненного вала и он сметет все, что дерзко возвели здесь люди.
3. «Немыслима зимой гроза»Дивизия поднялась по тревоге в воздух. И не тихоходные вертолеты, а быстрые самолеты друг за другом вереницей полетели над тайгой, сберегая минуты, секунды…
В одном из них как на подбор сидели тридцать три богатыря и с ними дядька Черномор, то бишь сержант, которого звали Спартаком. Носил он, как и все, тельняшку, форму и берет десантника. Восточный разрез глаз как-то не вязался у него с рельефными чертами лица, доставшимися от отца, механика полярной станции, а потом видного инженера. Мать же его из оленеводческого стана тоже переехала в большой город.
А рядом со Спартаком сидел его друг Остап, маленький, верткий, подвижный, даже озорной. Потому частенько доставались ему наряды вне очереди.
– Эх, траншеекопатель зря не взяли! Другое бы дело было! - вертелся на своем месте Остап. - Я бы подсуетился и на парашюте его спустил прямо в нужную точку.
– Твой канавокопатель от слова «копаться» происходит. А нам время дорого, - возразил Спартак.
– Так и я про то же! Канаву бы пропахать! И на худой конец - полосу. Испокон веков так делали. А тут без всякой техники летим. Вроде нагишом.
– А тельняшки на что? Пока моряки в них, в тельняшках, они во всеоружии.
– Так то моряки! Они на море…
– А у нас - вон она, тайга! - Остап кивнул на иллюминатор. - Мо-оре!.Как в песне!
И он запел о зеленом море тайги под крылом самолета. Ребята подхватили.
А в переднем салоне самолета шел спор совсем на другом уровне. Знаменитый лесовед профессор Знатьев, огромный, заросший полуседой бородой, с озорными глазами навыкате, стучал по столику тяжеленным кулачищем:
– Продолжаю утверждать, генерал Хренов, что задуманный вами эксперимент - авантюра! Вы легкомысленно пренебрегаете Великим Опытом! Вот так.
Молодой генерал-майор инженерных войск, невысокий, голубоглазый, по сравнению со своим воздушным собеседником казался очень спокойным.
– Позвольте уточнить, - возразил он. - Под Великим Опытом вы имеете в виду традиционные методы тушения лесных пожаров?
– Да, да, да! Традиционные, то есть многократно проверенные, оправдавшие себя! Это противопожарные просеки, канавы, схожие с противотанковыми рвами, наконец, встречные пожары, не оставляющие огненному валу пищи. Бесспорно, тут нужен труд тысяч людей. Потому-то мы и обратились к вам, военным, располагающим людскими резервами. А вы предлагаете какие-то там взрывы. Что это дает? Вы лишь скомпрометируете славное имя героя Великой Отечественной войны генерал-полковника Хренова, командовавшего инженерными войсками при защите Ленинграда. Мы в блокаду вашего деда просто боготворили.
– Аркадий Федорович мне дед лишь по военной специальности, к сожалению. Кстати, всегда славился новаторством.
– И Великим Опытом.
– Позвольте тогда уточнить это понятие с помощью одного сонета.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});