И вдруг остановился так внезапно, что казалось, инерция должна была опрокинуть эту тушу наземь.
- Ты-ы… ты… ты-ты-ты, - икая, затараторил он, в упор уставившись на что-то. Его здесь действительно стало теперь коридором, закончившимся глухим тупиком, где в углу у стены, скорчившись, сидело существо, кажется, еще не затронутое его ненавистью.
- Ты опять здесь. Снова здесь, не смотря ни на что. Даже Надежда уже умерла, - для хрупкой, практически невидимой и невесомой девушки старик придумал особенно изощренные мучения, так что она, явившись здесь одной из первых, обрела покой нескоро, и смерть прочих божеств и сущностей казалась наилегчайшей по сравнению с ее судьбой. – И Надежда умерла, а ты возвращаешься снова и снова! Что же ты такое? – немое, безликое как пустота вокруг здесь, существо приходило и умирало раз за разом, оставаясь собой, – безымянным нечто, воплощающим неизвестно что, - несмотря на то, что каждый раз обретало иную, все более четкую форму.
- Кто же ты такой? – взвизгнул старик, замахиваясь тростью. Но удар не достиг цели, потому что то, что было неизвестностью, снова обрело форму, распрямилось и вырвало кость у него из рук. На старика смотрел юноша, на его румяном и круглом как у херувима лице, окруженном светлыми кудряшками, блуждала усмешка, голубые невинные глаза горели ехидством, пухлые алые губы ухмылялись: - его лицо, его глаза, его губы!
- Кто же я?! – ангельским голоском пропел явившийся. – Я – твой страх. Я – твоя ненависть. Я – тьма в твоей жалкой душонке, большая, чем ты весь вместе взятый. Я – это ты! – теперь уже юноша, держа кость как клинок, шел вперед, а толстый старик отступал шаг за шагом. – Тебе дана власть призывать и убивать по своей воле богов – кто дал тебе эту власть? Ты ведь не догадался? Здесь – не ад для них, а ад для тебя, ты вызывал и уничтожал частицы самого себя, пока твоя душа не очистилась от всего, пока не осталась она одна. Пока не остался я! – и с этими словами он ударил тростью старика в грудь. Сначала жирная плоть сопротивлялась, но вот острие достигло сердца, и толстяк исчез, а за ним – призванные им боги и само здесь. Среди ничто остался юноша с костью в руках.
ПРИМЕЧАНИЯ[1] Считаю необходимым пояснить это место. Кристи в данном случае делает явный намек на то, что мои ноги не приспособлены к долгой ходьбе. Некоторые люди, я знаю, по ошибке считают, что у подобных мне «коленки в обратную сторону», и объясняют нашу нелюбовь к пешим прогулкам этой предполагаемой несовершенной конструкцией.
В первую очередь должна заметить, что колено у меня, как у любого существа в нашем мире, обращено по ходу движения, а тот крупный сустав, что обычно людьми несведущими принимается за коленный, является пяткой, высоко поднятой на удлиненных костях пальцев.
Так же не могу не добавить, что все самые быстрые создания – в основном четвероногие – имеют именно такую конструкцию задних конечностей. И моя неспособность преодолеть большой пеший переход связана скорее с собственным предпочтением, отданным однозначно воздушному передвижению.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});