Словно в опровержение его слов, крепость разомкнула бронзовые челюсти ворот и исторгла колонну всадников. Они прогремели копытами по булыжной мостовой и развернулись веером перед строем ванов, киммерийцев, асов, боссонцев – разношерстной дружиной Хорга.
– Их не больше сотни! – ободряюще крикнул великан своему вмиг приунывшему войску. – И это все, что осталось у барона за душой.
Конан не разделял его оптимизма. Ворота затворились, едва выпустили конницу, а значит, даже при успешном исходе сражения ватаге, то бишь ее жалким остаткам, еще предстоит штурм высоких стен. Нет, этот Хорг – настоящий берсеркер, из тех, что жрут ядовитые грибы перед битвой. Или то жгучая жажда мести обварила ему мозги.
«У него свои счеты к барону, – сказал себе Конан, – но мы-то здесь при чем? Почему я должен гибнуть по прихоти какого-то безумца, к тому же вана?»
Ваны были исконными недругами киммерийцев. Не раз доводилось Конану мериться силой с соплеменниками Хор-га. Еще не потускнели в его памяти кровавые пятна на слепящей снежной белизне, еще звенел в ушах надменный смех дочери Имира… В той войне его род победил, но только чудом душа Конана не досталась богам ледяных пустынь. И вот судьба вновь свела его с гордыми и стойкими северянами, однако на сей раз он сражается на их стороне.
Его заманили сюда обманом. Что плохого сделал Конану барон Эгьерский, ради чего он должен сражаться с этими всадниками и погибнуть? Ради чести воина? Но о какой чести может идти речь, если его самого только что предали те, кого он считал своими товарищами по оружию? Конан не почувствовал, как его пальцы с хрустом суставов сжали рукоять меча. «Мерзавец! – подумал он, глядя на Хорга. – Пригнал нас на убой, как скотину!»
Хорг резко обернулся к нему, и Конан запоздало сообразил, что произнес эти слова вовсе не про себя и даже не шепотом.
– Киммериец, не время чесать язык, – прорычал исполин. – Вот будем в этих стенах, тогда и поговорим по душам. У тебя нет выбора, храбрец. Я знаю твою породу, ты настоящий воин и раб чести. Ты не бросишь в бою своего командира, даже если он плюнет тебе в лицо. Но зато после драки обязательно захочешь пустить ему кровь. – Хорг криво улыбнулся Конану и подмигнул.
«Он прав, – подумал киммериец. – Коней на переправе не меняют».
– Ошибаешься, Хорг, – с изумлением услышал он собственный голос. – Я пущу тебе кровь сейчас.
Не веря своим глазам, он смотрел, как его правая рука поднимает меч. На огромном усатом лице Хорга появилась глубокая досада. Он не любил, когда рушились его планы.
– А, продажная душонка! – воскликнул он, указывая на Конана. – Скорее убейте мерзавца! Если эгьерцы решат, что среди нас есть трусы – они осмелеют. И тогда нам точно несдобровать.
К удивлению Конана, на него бросились не родичи великана, а воин, который сокрушался о сгоревшей вместе с драккаром еде, и двое асов. Вероятно, логика Хорга их убедила. В тот же миг ринулась в атаку и эгьерская конница. Конан сражался, как в бреду, что-то кричал, уворачивался, нападал, отступал. Вздымался и опускался меч, мелькали перекошенные яростью бородатые лица, разлеталось лязганье оружия о рогатые шлемы, брызгала кровь. Конан ловко отразил удар и наотмашь рубанул по ногам противника. Опытный и ловкий ван подпрыгнул, но недостаточно высоко. С разрубленной стопой он повалился навзничь, но уже не киммериец, а красивый эгирский всадник отправил его душу на Серые Равнины. Но всадника длинным, как оглобля, мечом снес с седла Хорг.
Ватажникам, напавшим на Конана, было уже не до него. Он оказался в кольце всадников с копьями, но больше никто не пытался его убить. Внезапно кольцо разомкнулось, и Конан увидел перед собой Хорга. Исполин его тоже заметил и с яростным ревом бросился в атаку, а Конан, надсаживая горло и легкие, понесся навстречу. Только ненависть, утроившая силу мышц, помогла киммерийцу выдержать град чудовищных ударов. Под тяжелым рунным клинком смялся наплечник, в плече Конана вспыхнула боль – не сломана ли ключица? Но на лбу Хорга уже пролегла длинная рана, кровь заливала ему глаза, и каждый удар страшного меча приходился в пустоту.
И вот – роковой выпад. Точный и молниеносный, как укус змеи, знающей, что второго шанса враг ей не даст. Великан охнул и повалился на колени.
– Мой дед, – произнес он слабеющим голосом, – и младший брат. А теперь и я… Но в моем роду еще есть мужчины. Они придут… и воздастся проклятой земле…
Он стал клониться вперед и ткнулся лицом в сапог Конана. Киммериец отступил от мертвеца и огляделся.
Северяне, потеряв вожака, обратилась в бегство, всадники настигали и убивали их одного за другим. И по-прежнему никто из эгьерцев не пытался напасть на Конана.
Их командир сделал жест ординарцу, тот спешился и подвел к Конану скакуна. Едва киммериец, на чьем лице отражались недоумение и горечь, взялся за повод, у него подкосились ноги, перед глазами расплылись темные пятна. Вороной заржал, и Конан, вися на поводу, сообразил, что причиняет ему боль. Ему едва хватило сил отпустить повод, а затем поле битвы утонуло во мраке.
* * *Его обнимали. Его качали. Его осыпали цветами. Защитники острова поздравляли Конана и друг друга с победой.
Вместе с толпой горожан рослый киммериец шагал по мощенной булыжником главной улице города. Едва он оказался за воротами, острый глаз воина отметил полное отсутствие резерва. Только на стенах маячили редкие лучники. Да, барон бросил в бой с северянами все свои скудные силы. И не перейди Конан в решающий момент на сторону эгьерцев, у Хорга был бы шанс победить.
Но теперь Хорг – добыча воронья на чужой земле. Впрочем, никакой другой смерти он, наверное, и не желал себе. Скоро великан будет пировать с богами на Серых Равнинах, внимать сагам, сложенным в его честь скальдами, и, быть может, простит предателя Конана, который сам не ведал, что творил…
Проклятые колдуны! В этом мире все зло – от них. Киммериец скрипнул зубами, озирая ликующую толпу, пытаясь узнать в ней того, кто же навел чары, принудившие его к измене.
А потом он сказал себе, что наемнику, по большому счету, все равно, на чьей стороне воевать. Похоже, на этом острове его считают героем. Возможно, здесь его ждут почести и слава, а это не так уж и плохо.
Зазвучали фанфары, и вмиг затихла толпа. Потом замолкли и трубы. В мертвой тишине к Конану приблизилась группа нарядных всадников.
– Я первый сановник барона Эгьерского, – представился худощавый узколицый старик в темно-синем плаще.
Кратко поблагодарив Конана за «содействие», он сообщил, что почетному гостю на завтра назначена аудиенция у барона. Кавалькада повернула и скрылась из виду, а воины из городской стражи повели Конана к лучшему постоялому двору.