– Сьер капитан, позвольте представить мою подопечную. Благородная Мариана направляется в Ич-Тойвин именем и во благо Святой Церкви.
– Рад приветствовать на борту, – капитан прижал руку к сердцу и кивком, по-военному, обозначил поклон.
Девушка присела в изящном реверансе.
– Мариана, позволь рекомендовать нашего капитана: сьер Кариссиен.
– Для такой прекрасной госпожи здесь слишком тесно и мрачно, – покачал головой капитан.
Рыцарь напрягся, но Мариана тоже поняла, к чему идет, сказала поспешно:
– Нет, что вы, добрый сьер! Каюта мне нравится, здесь так уютно. Сам Господь привел нас на «Крыло ветра».
– Надеюсь, вы окажете мне честь, – капитан сверкнул улыбкой из-под пышных черных усов, – и украсите наши трапезы своим присутствием, столь желанным для глаз моряка, отвыкшего от истинной красоты.
Мариана взглянула на Барти.
– Ваше общество, сьер рыцарь, также порадует нас, – тут же заверил капитан.
– Благодарю, сьер Кариссиен, мы с радостью принимаем приглашение. Однако вы собирались говорить не об этом?
– Да, увы. – Капитан пригладил усы. – Лицезрение прекрасной госпожи отвлекло меня. Я должен сразу предупредить вас, мой добрый сьер, и в особенности вашу спутницу: палуба корабля – неподходящее место для прогулок. Чем меньше вы будете выходить из каюты, тем лучше. Мой слуга возьмет на себя заботу о вас; он же будет провожать вас к трапезам. Если у вас возникнут вопросы, можете задать их ему… Или мне. Разговаривать с матросами не советую, да они вас и не поймут. Согласитесь, я не требую слишком многого.
– Разумеется, сьер капитан, и вы в своем праве, – кивнул Барти. – Мы последуем вашим советам.
– Сделайте такое одолжение. – Из-под пышных усов вновь сверкнула улыбка. – Госпожа Мариана, – капитан поклонился, – до встречи.
Дверь закрылась бесшумно.
Барти покачал головой. Взял Мариану под руку, завел в спаленку. Тихо, чуть слышно сказал:
– Ты ему приглянулась.
– Только этого не хватало! Послушай, Барти, разве мы не можем есть у себя в каюте?
– Там видно будет. Но первым приглашением нельзя пренебречь, как бы ни хотелось.
Мариана сморщила нос:
– Кажется, меня ждет еще одно деяние из тех, что не прославят никого из доблестных сэров. Что за невезение!
– Если тебя это утешит, – хмыкнул рыцарь, – приходилось и доблестным сэрам изворачиваться, избегая внимания ханджарских моряков. В империи на этот счет не слишком разборчивы.
Мариана залилась краской.
– Дам тебе совет, Мариана: ханджары боятся гнева Господнего. На земле на этом не сыграешь: там, согрешив, можно тут же купить прощение. Отстоять службу, к исповеди сходить, на храм пожертвовать… Но в море, – Барти покачал головой, – сама понимаешь, до берега далеко, а святости корабельного капеллана может и не хватить против бури. А ты путешествуешь именем и во благо Церкви.
– Так ты нарочно это сказал? – У Марианы отлегло от сердца: как ни крути, а прикрыться именем Церкви куда проще, чем отбиваться от ненужных знаков внимания.
– Хуже всяко бы не было, – повел плечами рыцарь.
Сьер Кариссиен принял гостей так роскошно, что Мариана убедилась: по имперским меркам их каюта и впрямь скромна до убогости. В капитанскую трапезную вместилось бы с десяток отведенных пассажирам каморок. Сквозь оба окна – одно на палубу и другое на море за кормой – виделось все так ясно и правильно, будто не стекло в переплет вставлено, а пластины чистейшей воды хрусталя; солнечный свет потоком лился на белоснежную скатерть, вспыхивал огнем на золотых кубках и тонул в бутылях с вином. В рыжем с черным крапом ковре, сшитом из меха неведомого Мариане зверя, ноги тонули по щиколотку, а низенький диванчик под дальним от входа окном манил яично-желтым шелком подушек. Даже обшитые темным дубом стены при таком убранстве совсем не выглядели мрачно.
Капитан заметил восхищение гостьи, довольно пригладил усы. Шагнул навстречу:
– Умоляю прекрасную госпожу не стесняться!
Мариана лихорадочно перебирала возможные ответы, когда часть стены отъехала в сторону, и в проем шагнул молодой человек, почти юноша. Для северянина все ханджары почти на одно лицо, но все же в юноше угадывалось близкое родство с капитаном; казалось, они отлиты в одной форме, лишь с разницей в десяток лет. Сьер Кариссиен заметил метнувшийся в сторону взгляд гостьи, обернулся:
– Ты опоздал, Эньен, это неучтиво. Проси прощения у нашей гостьи. Прекрасная госпожа Мариана, я счастлив представить вам своего племянника. Он еще молод, но, смею утверждать, у меня не было первого помощника лучше. Весьма многообещающий офицер, немногие к семнадцати годам добивались столь значительного положения. Хотя у нас в семье все такие. Господом клянусь, недалек день, когда сьер Эньен из Ич-Карисси сам станет капитаном.
– Любезный дядя мне льстит. – Эньен стремительно подошел к гостье, протянул руку. – Разрешите проводить вас к столу, о прекраснейшая.
Обескураженная галантным натиском, Мариана молча подчинилась; юноша выдвинул мягкий стул с гнутой спинкой, подождал, пока девушка усядется, и опустился по левую руку от нее. Капитан усмехнулся:
– Юности недостает манер, зато с избытком напора. Проходите же, мой добрый сьер. Садитесь со мною рядом: оставим молодость молодости. Вина? Вот «Бешеный лев» семилетней выдержки, вот настоящая «Кровь Диарталы», вряд ли вы пробовали, в Таргалу ее продают только королевскому управителю, а это – «Полуденное солнце».
– Конечно, – ворковал между тем Эньен, – в должности первого помощника на «Крыле ветра» я еще многому должен научиться. Но со временем…
– Налейте диартальского, – попросил рыцарь. – Я слыхал о нем и, признаться, рад случаю попробовать.
– Выбор ценителя! – Сьер Кариссиен выдернул пробку, потянулся налить гостье.
– Нет-нет, – Мариана поспешно отодвинула кубок. – Негоже паломнице пить вино, а я ведь еду в Ич-Тойвин, святой город!
– Вы не только прекрасны, госпожа моя, но и чисты душой. – Эньен сделал попытку поцеловать тонкие девичьи пальцы.
Мариана отняла у юноши руку и отодвинулась.
– Эньени, – бросил капитан, – будь любезен, поторопи…
– Да, сейчас! – Юноша вскочил, словно невзначай коснувшись плеча гостьи, и кинулся к двери. Покрасневшая девушка сквозь шум крови в ушах еле расслышала резкий оклик, слов же не разобрала вовсе – хотя, как все уроженцы южного побережья, ханджарский диалект понимала свободно.
– Сьер Эньен, – Барти наградил вернувшегося к столу юношу откровенно оценивающим взглядом, – я прошу вас не смущать мою подопечную. Поверьте, так будет лучше прежде всего для вас.
– Верю! – Капитанов племянник легкомысленно улыбнулся. – Прекрасная госпожа моя, простите несчастного, что сражен вашей красотой и добродетелью и готов отныне жить у ваших ног! Если я и позволил себе лишнее, то не по злому умыслу, а от восторга и смущения.