На закат леса становятся лига за лигой всё гуще, всё темнее, пока не встают наконец зачарованной стеной — и нет туда хода ни пешему, ни конному. Старики гутарили, вроде там остроухие елфы живут — но что они за люди, да и люди ли вообще, мало что было известно. И ещё меньше из того доподлинно. А на восход через два дня конного пути открывалось немеряной ширины солёно озеро, и как ведомо точно, той стороны у него и вовсе нет.
Как такое было возможно, чтоб один берег есть, а противоположного нет, Ларка представлял себе плохо. Кузнец, сын и внук кузнеца, он всё примеривал на здравый смысл и свой практичный ум — коль есть начало, должен быть и конец. Но и особо такими мыслями себе голову не задуривал — иной раз день прожить и то забота…
— Ну что, принёс? — с непривычного взгляда невозможно оказывалось разглядеть вылезшего наверх погреться земляного духа. То ли лёгкое дрожание тёплого воздуха над горушкой, как оно бывает иной раз — то ли просто усталому глазу мерещится.
Но Ларка уж никак не числился в непривычных — сызмальства окрестности родной Каменки слышали его голос, а затаившиеся в недрах земляные духи топот маленьких ног над головой. Да и как-никак, в любой деревне только два настоящих человека и есть — староста да кузнец. Остальные так, лапотники серые… Двадцать зим и тяжёлый труд в кузне пусть и налили плечи его силой, но не обратили в грузного коренастого крепыша, как оно почти всегда с кузнецами бывало. Потому мамаши хоть и прятали от статного парня своих вошедших в сок дочерей, но иной раз втихомолку и сами засматривались вослед, дивясь ладной стати и какой-то лёгкой походке…
Ларка скинул с плеч два объёмистых мешка и некоторое время просто переводил дух. И то сказать, к углежогам путь неблизкий. Да на обратном пути к ведьме заглянул — староста Хведот велел поклон с подарком передать. Да напомнить, чтоб та пришла деревенские колодцы почистить, заодно и на живность домашнюю поглядеть. Вроде как кто-то из лихих мелких духов шастать повадился.
— Да, принёс — вот ольховый, а здесь берёзовый, — два мешка с приготовленным к работе древесным углем человек знающий оценит недёшево. Веточка к веточке подобраны, до сухого ломкого звона прокалены — да без доступа воздуха, чтоб до золы не перегорело. Как пламень летучий из дерева выйдет, тут и надо гасить аккуратно. Ни раньше, ни позже.
Дух прчнул к принесенному углю, задрожал маревом в полуденном воздухе, отчего стал на миг почти заметным. Да только, блаженно отдувающемуся молодому кузнецу не было нужды присматриваться. Мало того, что всех окрестных духов ведал наперечёт — так и они его знали и даже привечали. Потому как ни разу он за ними не гонялся со словом чаровным или рогулькой, ведьмой заговорённой. Никогда не выпытывал тайн подземных кладовых, с помощью колдовского обряда вызвав духа из уютной темноты да пребольно вцепившись в бестелесного светящимися от магии медными клещами.
Да в добавок, ещё тем летом Ларка с замиранием обнаружил, что он не простой кузнец — чаровник. Таких на всё немаленькое королевство оказывалось всего-то человек несколько, и сказки о них частенько рассказывал на завалинке слепой Феофан, или же напевал захмелевший старый пастух у костра. В общем, теперь ему не надобны были молоты и молоточки, наковальни и горн. Без нужды оказался горюч-камень и даже мелкий древесный уголь для тонкой работы.
Как-то вертел он летним вечером брусок сырой меди в пальцах. Чистой меди, что подарил ему дух с Кривой Горки — не такой грязной как обычно. Присматривался так и эдак, всё прикидывая, как бы половчее сделать из такого богатства колокольцы на конскую упряжь старому барону — тот своих не обижал, и чужим спуску никому не давал. Но в тоже время, без панибратства, держал в строгости. Оттого его и уважают, кстати — не дурак и не лодырь, нормальный дядька, хоть и совсем седой уже…
Так вот, крутил Ларка меж пальцев медяху, всё прикидывал и присматривался. Оно ведь как — хороший кузнец металл должен чувствовать. Не просто любить за то, что покорно под молотом сплющивается да в форму льётся. Не за то уважать, что работа деньгу и почёт приносит. Даже не приказывать, а именно чувствовать.
На губах ещё цвёл жарким ароматом тайком подаренный молодой вдовушкой поцелуй, кузнец с лёгкой улыбкой и светлым от того настроением насвистывал что-то да всё никак не выпускал из рук изученный уже до каждой трещинки и вон того скраю пузырька внутри медяхи. А потом, задумавшись о чём-то несбыточном, вдруг обмер весь. Медь словно тесто заструилась, мягко потекла меж сильных пальцев. Пришлось обойтись помягче, поласковее — в точности как с девицей, право.
И долго ещё похолодевший от этого незабываемого ощущения Ларка боялся опустить глаза к странно тёплой меди в своих руках. А когда всё же решился, не скоро на его строго сжатые губы выплыла несмелая улыбка — колоколец вышел всего один. Но, настолько красивый и занятный, что на него приятно было даже просто посмотреть. Формы диковинной да с узорчатым краем, где меж гор и лесов бегали звери диковинные.
Неужто лесные или горные духи надоумили или одарили умением? Старый подземный ворчун из дальней копанки, который прочими духами признавался самым знающим, долго присматривался в лунном свете, как парнишка перед ним с медью опять баловал. И лишь потом вдруг перестал хмурить бестелесные брови да неожиданно поклонился.
И с тех пор духи земли признавали Ларку если не за равного, то за своего уж точно. Спасибо богам, у того хватило ума нос по сему поводу не задирать. И даже не хвастать под хмельком в корчме, как не преминул бы сделать любой другой. Лишь старосте поведал, а вместе с ним в полночь и их милости барону продемонстрировал умения свои.
Надо признать, оба почтенных мужчины поначалу изумились до крайности. Одно дело про таких кузнецов былины слушать, не задумываясь — байки то или же вовсе побрехеньки. А другое дело вот так, прямо своими очами увидать этакое неизъяснимое диво. Ларка и раньше с работой управлялся ловко да ладно, а теперь и вовсе стал творить мало не чудеса. Фигурку крылатой богини с мечом, что он сделал в подарок старой мельничихе, всяк почитал за счастье оглядеть да потрогать. Но повелел барон о том даре молчать как о страшной тайне — ведь зависть и злоба людская пределов не ведают…
Дух земли проворно сунулся к мешкам и чуть ли не вынюхал каждую чёрно-серую веточку.
— Хороший — не пережжённый, но и не сырой, — наконец кивнул он. Хоть и не было нужды проверять, уж Ларка дрянь какую никогда не приносил и не делал — но и другим подобного небрежения не прощал.
— Сам, лично собирал по веточке, — молодой кузнец продемонстрировал сточенный едва не наполовину серебряный нож на поясе. — И к самому Майку-углежогу отнёс работу, вместе с пузырём зелья, что в кабаке гонят. Он лучший мастер в округе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});