“Она тоже кажется слегка постаревшей“, – подумал Рой.
– Я думала, что ты уже в деканате протестуешь против решения Совета, – ответила она. – Не могу поверить, что нас осталось только двое.
– Знаю. Эти подонки приказали упаковать вещи Сэма и Гвен, не дожидаясь, пока они придут и все узнают. Я слышал, что вчера вечером декан позвонил им и сказал, что с сегодняшнего дня в их услугах университет больше не нуждается. Ночью их пропуска были аннулированы.
– Гвен звонила мне вчера вечером как раз после разговора с деканом, – ответила Рене. – Она стоически перенесла эту весть. Полчаса цитировала по памяти Теннисона, затем просто пожелала спокойной ночи и положила трубку. Я попробовала позвонить ей, но она, по-видимому, отключила телефон.
Рой задумался. Перед его глазами проплыли видения византийских царств. Они были хорошими друзьями с Гвен с самого момента ее прихода в университет. Они часто спорили за чашкой кофе о романтической поэзии. Гвен особенно любила Теннисона и его мечту о бессмертии; она цитировала его при малейшей возможности. Рой, словно священник, читающий литургию, произнес нараспев одно из стихотворений Теннисона:
…мы с тобою стары;
Быть старым – и почет и тяжкий труд.
Со смертью все закончится, но есть
Перед концом последняя возможность
Немыслимо прекрасное создать -
И нет греха в сопротивленье Богу.
Со скал в ночи мигают огоньки:
Закончен день. Луна всплывает в небо.
Взывает море сонмом голосов.
Вперед, друзья!
Еще совсем не поздно
Искать и обрести нам новый мир.
– Да, именно это она мне читала. Гвен показалась мне такой отчужденной. Рой, я беспокоюсь за нее.
– Давай заглянем к ней сегодня вечером, – предложил он.
Рене прищурилась с некоторой неохотой, но Рой счел вопрос решенным. Она встала и вышла из крошечной комнатенки, оставив Роя, омываемого зеленым светом терминала, в одиночестве.
Общий компьютер изрыгнул монотонный предупреждающий звук, Рой быстро подхватил весьма потрепанную книгу романтических стихов и поплелся в кабинет, предназначенный для занятий литературой с первокурсниками, опоздав на целую минуту. Трое наиболее нетерпеливых студен shy;тов уже отключили свои терминалы и готовились покинуть кабинет. Они разочарованно и даже с некоторым отвращением посмотрели на Роя, когда тот показался в двери серо-голубого цвета.
– Включите, пожалуйста, терминальные магнитофоны, – отдал приказ Рой, положив книгу на кафедру.
Затем он повернулся и прошелся между двумя рядами сидящих студентов. Двенадцать студентов одновременно подняли правую руку и нажали одинаковые зеленые кнопки. Симметрия всего происходящего показалась Рою забавной, и он громко рассмеялся. Студенты нахмурились.
– Сегодняшнее занятие мы посвятим изучению эпохи Просвещения и влияния науки на литературу, – сказал он. – Три главных имени возникнут на нашем занятии, три человека, прорубивших дорогу науке, чтобы появилась она на самом переднем крае нашей жизни: Коперник, Галилей и Ньютон.
Он продолжал, читая лекцию как по писаному. За семь лет преподавания этот вводный материал прочно осел в его памяти. Каждый его шаг точно соответствовал ритму лекции; каждое движение служило контрапунктом для основных идей лекции. Он начал свой поход между рядами именно в тот момент, когда приступил к вводной части лекции о Галилее. Так он делал в прошлом году, и в позапрошлом, и еще пять лет до того. “Студенты наилучшим образом усвоят урок, если я скажу это именно в нужный, точно рассчитанный момент, находясь в данном месте аудитории”, – думал он, в то же время продолжая лекцию о том, как наука постепенно вытесняла авторитет церкви. Принципы обучения, которым должен следовать Рой, сводились к точности изложения, повторению и доказательности. Члены Регентского Совета были непреклонны в своем убеждении, что при обучении студентов должны использоваться точные и проверенные формулировки.
– Галилей осмелился оспорить авторитет церкви, отрицая ее доктрину о Земле как центре галактики и вселенной. – Рой произнес эти слова на одном дыхании, механически и без эмоций. – Поступая так, – продолжал он, – Галилей открыл дорогу другим, чтобы они сами выбирали себе авторитеты в вопросах веры, избавляя людей от жесткого давления церкви, требовавшей полного единомыслия.
Зеленые огоньки терминалов мигали в унисон. Рой еще раз прошелся между рядами, проверяя каждого. На холодных зеленых экранах отпечатывались слова, в точности повторявшие его лекцию: “…избавляя людей от жесткого давления церкви, требовавшей полного единомыслия”. Рой, закрыв глаза, представил себе большой, почерневший от времени, медный колокол, неторопливо покачивающийся на ветру в колокольне каменного собора. Его дыхание подхватило колокол и качнуло его вперед, потом назад. Язык колокола отбивал ноту за нотой. Рой ощутил звук колокола, чуть более высокий, чем чистое “до”, почувствовал, как звук дрожит, обволакивая его. Рой открыл глаза и вернулся в учебный кабинет. Лучи позднего утреннего солнца проникли через открытые окна кабинета, находившегося на первом этаже, и освещали пол и стены. Студенты с озадаченными лицами уставились на него. Рой взглянул на ближайший монитор, чтобы посмотреть, на каком месте он закончил лекцию. Однако в укоризненном сиянии экрана Рой увидел три слова, навечно попавших в память компьютера: “Дин, дон, дин”.
В другое время он бы рассмеялся. Уже не в первый раз Рой мечтал о чем-нибудь во время лекции, механически произнося нужные слова, словно актер, играющий заученную роль, или ребенок, зазубривший свои молитвы. Но на этот раз впервые его мечты проявились наяву перед испытующими взглядами студентов. Его руки начали слегка дрожать, а в желудке появилась какая-то тяжесть. От страха у него начало покалывать спину и шею, ведь ему придется объяснить членам Совета случившееся отклонение от лекции. Компьютер наверняка заметит это отклонение и автоматически сообщит об этом в Совет. Эта осечка не могла случиться в более неподходящее время, и он подумал о Гвен – умной, непредсказуемой Гвен, которая обожала Теннисона и любила истории о благородных личностях, в одиночку сражавшихся с окружающим их враждебным миром.
– Вперед, друзья, еще совсем не поздно искать и обрести нам новый мир, – сказал он громко, и эти слова тотчас послушно появились на зеленых экранах.
Некоторые студенты, озадаченно подняв брови, переглядывались друг с другом и пожимали плечами. Рою было ясно, что они не привыкли к профессорам, позволяющим себе подобные импровизации. Рою доставляло удовольствие замешательство, появившееся на лицах утомленных и в то же время утомляющих студентов, которые ерзали на мягких сиденьях как будто перед их носом махали электрическим про shy;водом. Адреналин, мгновенно ворвавшийся в кровь через расширенные сосуды, внес полную ясность в его мысли и спровоцировал последующую за этим браваду. Внезапно появилось понимание самой сути проблемы, чутье хищника, обнаружившего свою беспорядочно мечущуюся добычу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});