- Уверены ли вы, что черный свет играет решающую роль в суточных изменениях людей планеты двойной звезды?
- По-моему, главную роль здесь играют характер жесткого излучения фиолетового солнца и состав верхних слоев атмосферы их планеты. С помощью черного света они как-то обезвредили это излучение. Но люди той планеты научились использовать его прежде всего как источник энергии, сумели побороть космический холод на другой стороне планеты и тем самым спасти ее атмосферу. Возможно, что они сами повернули свою планету одним полюсом к солнцу, поскольку вращение черной звезды создает им полную картину чередования дня и ночи, не допуская перегрева одной стороны планеты. Горн сделал паузу и повторил свой вопрос: - Можете ли вы помочь нам раскрыть эту тайну?
- Снова обрести память Сына звезд? - спросил Дант.
Горн кивнул головой.
Дант подошел к Горну и протянул ему руку.
- Как вы могли сомневаться в этом! Даже горжусь, что могу принести пользу науке. Охотно вручаю вам себя. Только позвольте мне сначала увидеть Евиту, я...
- Нельзя, вы рассеете свою память.
Горн выключил экран, включил освещение и внимательно посмотрел на Евиту. Ему показалось, что девушка незаметно вытерла глаза.
- Почему вы не сказали мне об этом раньше?
- Такова была воля вашего друга, - уклончиво ответил ученый. Чувствовалось, что у него были свои особые причины умалчивать о пробуждении Данта. - И потом, откровенно говоря, я не ожидал, что все это займет столько времени.
- Что я должна сделать? - спросила девушка.
Горн оживился и придвинул свое кресло к ней.
- Нам нужно сосредоточить память Данта на встрече с отцом Онико, когда тот увидел тело дочери в ротонде. Возможно, что именно в этот момент между ними происходил разговор об облучении черным светом, а может быть, и само облучение. Сын звезд почему-то упорно избегает этого воспоминания. Может быть, у него есть основание бояться самого упоминания о черном свете, разлучившем его с Онико... Вы мне как-то говорили об одном хорошем вечере, проведенном вместе с Дантом на лесной поляне. Мы сообщим вашим излучателям большую мощность, вы подойдете к Данту и будете настраивать его память этим воспоминанием. - Горн отвел глаза в сторону, заметив смущение Евиты, и поспешил заметить: - Это тоже шаг к Высшей Красоте, Евита.
- Хорошо, - еле слышно сказала девушка, понимая, что ей предстоит демонстрировать свои чувства перед всеми учеными. Потом она вскинула голову, как обычно делала в решительные минуты. - Когда будет сеанс?
- Завтра. За сутки мы сумеем успокоить его нервы. И вам, - ласково добавил Горн, - тоже не мешает отдохнуть. Прогулка на яхте - что может быть лучше! Возьмите мою.
Евита поблагодарила. Лучшим отдыхом она считает прогулку в парке, и, кроме того, ей хотелось побыть одной. Она вышла из здания академии, и снова в лицо ей пахнули теплые запахи смолы. Ее немного раздражала уверенность Горна в том, что вечер на лесной поляне чем-то напоминает встречу в ротонде. Было совсем другое...
На сеанс Евита пришла в легком сером платье, красиво облегавшем ее фигуру, - оно было на ней и в тот памятный вечер, и прическа была та же. Была надета, конечно, и "девичья камея" с цветами тональности ее обладательницы. Этот обычай прошлого сохранился из-за его удобства быстро найти друга с родственной тональностью. Юноши имели на отвороте костюма свой значок. Их носили только до встречи с другом.
Последний раз оглядев себя в зеркале, она надела цереброны и вошла в зал. В полумраке плескались янтарные волны моря. Данта еще не было. Евита подошла к ажурной беседке, расстелила на зеленом песке белый плащ Данта и села на него, - вот так она сидела и тогда, опираясь на отставленную в сторону правую руку. И снова с небывалой яркостью вспомнила она весенний вечер, вспомнила даже запахи лип и перепревших прошлогодних листьев. Они с Дантом шли по аллее парка и говорили обо всем, кроме того, что волновало обоих.
Они были знакомы и раньше, но накануне того вечера она стала совершеннолетней и впервые надела камею. Это было на балу выпускниц женской политехнической школы. Дант учился уже в высшей школе, но на бал пришел и много танцевал. Поздоровавшись с ней, он хотел пройти дальше, но неожиданно остановился, глядя на ее камею. Евите стало почему-то неловко, и она покраснела. Дант шагнул к ней и, улыбнувшись, показал свой значок, отливавший теми же цветами и в том же порядке, как и на камее Евиты. Теперь они оба оглядывались вокруг, как заговорщики, не решаясь встретиться глазами друг с другом. Наконец им стало неуютно на многолюдном и шумном балу, и они покинули его. Они пошли в парк, беспричинно и громко смеялись и не заметили, как углубились в лес. На лужайке, освещенной косыми лучами солнца, они остановились. Дант снял свой белый плащ, расстелил его на траве и прилег. А она собирала цветы, напевая песню.
Евита машинально запела ее и сейчас и в это время заметила рядом с собой движение. Повернув голову, она увидела, что Дант вошел в зал и смотрит на нее. Значит, излучатели уже работали. Теперь и Евита, не отрываясь, стала смотреть в его глаза.
- Ты помнишь, Дант, помнишь, как я нарвала букет ромашек, подбежала к тебе и села рядом, на плащ? Вот тут, помнишь?
Юноша продолжал пристально смотреть на Евиту. Казалось, он сейчас протянет к ней руки и воскликнет: "О моя Онико!" Из груди Данта вырвался глухой стон, и в тот же момент Евита услышала призыв Горна:
- Вспомни, Сын звезд, что сказал тебе отец Онико в эту минуту.
Ученый, как и Евита, обращался к нему на родном языке, но аналитические машины мгновенно переводили его слова в зрительные образы памяти Данта, а излучение направляло их в шлем Сына звезд. Взгляд юноши с беспокойством переходил от Евиты к ротонде, лежавшие на подлокотниках кресла пальцы его рук дрожали.
- Что предложил тебе отец Онико, чтобы спасти ее?
Евита видела, с каким мучительным напряжением Дант пытался что-то вспомнить и вместе с тем, казалось, боялся этого воспоминания. Но воля Владислава Горна властно требовала ответа, и освободиться от нее не было никакой возможности.
- Облучение черным светом? - подсказывал Горн. - Говори, Сын звезд.
- Черным светом, - услышала Евита голос Данта.
И в ее сознании снова возникла не раз виденная уже трагическая сцена у ротонды. Посреди беседки возникла облаченная в белое фигура отца Онико.
- Это единственный способ спасти жизнь моей дочери, а для тебя искупить нарушение наших обычаев, - говорила фигура голосом Данта.
- Я на все готов, - сказал юноша.
- Мы временно лишим тебя силы тяжести, чтобы ты был способен принять черный свет.
- Я еще в детстве привык к состоянию невесомости на корабле.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});