— Послушай меня, дружище. У богов могут быть сотни причин, для того чтобы быть недовольными нами, но, однако же, этот остров все, что послано нам небом…
После таких справедливых слов ветер как будто сжалился и немного поутих.
— Да, конечно, — со смехом заявил шкипер, потирая узловатый шрам на правой щеке. — Чего-чего, а щедрость небес хорошо известна и слишком часто не знает меры…
Ответом ему были отдаленные, рассерженные раскаты гулкого грома.
Шкипера звали Заремба. Он был высок и силен, мало в чем уступая Куллу как по ширине плеч, так и в росте. Атлант недавно познакомился с ним, взяв его на борт галеры, как человека, хорошо знающего здешние воды, и уже успел понять, что на этого чернокожего мускулистого парня можно смело положиться. Его неукротимому оптимизму, веселому нраву и покладистому характеру стоило позавидовать. Заремба оказался не только хорошим знатоком своего ремесла, но и отличным бойцом, доказав это в шумной стычке с матросами Кулла, в первый же день своего появления на корабле. В том рукопашном побоище было разбито и выбито немало носов и зубов, однако после столь убедительной проверки на прочность вольные искатели приключений безоговорочно приняли его в свою команду.
— Эх, капитан, — не унимался наблюдательный и разговорчивый шкипер. — Может, я, конечно, чего-то и не понимаю в этой не слишком дружелюбной жизни. — Заремба удрученно покачал головой. — Но, по-моему, «Высокие Небеса» частенько посылают испытания тем, кто все же предпочитает больше надеяться на себя, чем на тех, кто скрывает свои божественные лики за кучерявыми облаками…
Кулл ухмыльнулся.
— Клянусь Валкой! — мрачно обронил он. — Ты болтлив Заремба, как добрая сотня женщин в гареме туранийского султана. Но в твоих словах звучит немалая доля истины. И хотя мне невдомек, чем же мы рассердили небесных покровителей, но бывает порой, что их переменчивое настроение не знает меры, а недовольство переходит всякие границы…
Шкипер молча оглядел пустынный берег и согласно кивнул.
Они высадились среди песчаных дюн, покрытых чахлой растительностью. К югу, шагах в ста от клокочущей линии прибоя, начинался лес. Ряды высоких коричневых стволов причудливо терялись в его таинственной сумрачной глубине. Те из деревьев, что стояли ближе к берегу, от постоянных ураганных порывов ветра, дующих со стороны моря, выглядели жалко. Только дикие базальтовые утесы давали им хоть какую-то надежду на выживание, заслоняя их от непогоды. Но чем дальше росли деревья от холодного, негостеприимного берега, тем ярче и гуще становилась растительность.
Острый взгляд северянина живо подмечал разнообразные детали местности. Его внимательному взору предстали изломанные вершины гор, возвышающиеся вдали. Куллу, несмотря на приличное расстояние и полумрак, удалось разглядеть, что их склоны покрыты мелким кустарником. Ближе к морю, за песчаными дюнами, насколько видел глаз, обильно разрослись плотные заросли можжевельника. Оттуда еле слышно доносился звон ручья, бегущего по камням.
Не тратя слов попусту, атлант поправил на поясе тяжелый топор, пошевелил широкими плечами, устраивая на спине поудобнее щит, и неспешным шагом направился на звук журчащей воды. Чернокожий шкипер без промедления последовал за ним.
Воины продирались сквозь колышущийся строй густого высохшего тростника, достигавшего в высоту не менее полутора метров. Тонкие тростниковые колосья широкой желто-грязной полосой отделяли границу лесного мира от морской хляби. Сухие прогнившие растения шелестели на ветру тревожными подозрительными голосами. Мокрая одежда неприятно сковывала движения. Мелкие колючки, беспрестанно цеплялись за штаны, одергивая людей назад. Щедрое переплетение поникших к земле стеблей заставляло Кулла и Зарембу то и дело спотыкаться, отчего оба воина изобретательно ругались на всю округу. Почва под ногами, набухшая от влаги, неприятно чавкала и липла к сапогам. Чем ближе подходили чужаки к прибрежной кромке леса, вдыхая запахи незнакомой растительности, тем громче и явственней становилось журчание ручья. Потом где-то совсем близко закричала невидимая птица, потревоженная незваным присутствием человека. Пернатое создание, громко захлопав крыльями, поспешило перелететь в более спокойное место.
Обнаруженный ручей был, как нельзя, кстати, поскольку запасы питьевой воды на судне давным-давно подошли к концу. А та мутная неприятная жидкость, что плескалась на дне заплесневелых бочек, источала ужасное зловоние, и даже после долгого утомительного процеживания ее невозможно было пить. Моряки уже потихоньку начали роптать, бросая косые взгляды на капитана, но так неожиданно грянувшая буря живо сбила с них спесь.
Заремба побрел обратно на берег и вскоре вернулся с остатками команды. Небогатая часть скудной поклажи, наспех снятой с затопленной галеры, была свалена в общую кучу, возле живописной груды валунов. Атлант бегло осмотрел нехитрый скарб и ничего не сказал. Свежая вода подействовала на людей благотворно, и моряки слегка оживились. Послышались грубоватые шутки и бодрый смех, указывающий на то, что усталые люди после пережитого постепенно приходят в себя.
Маленькая коричневая ящерка, обеспокоенная учиненным шумом, подняла вытянутую узкую голову из травы и тут же, углядев толпу подозрительных существ, стремительно юркнула под один из больших камней, покрытых зеленоватой коркой пушистого мха.
— Вот, глазастая, — устало проговорил один из моряков. — И не подойдешь…
— Ишь чего хотел, — беззлобно ругнулся кто-то. — От тебя же, Гримлин, за целую версту столетним пойлом несет. Ты же пропитан им насквозь, от самой макушки до кончика стоптанных подошв. Чего же тут удивляться-то…
Окружающий лес подхватил это высказывание одобрительным шелестом листвы.
— Да ты хоть с подветренной стороны подбирайся, хоть по ветру, а все одно любая птаха за лигу почует, — добавил щуплый моряк, голые по локоть руки которого украшала синяя замысловатая татуировка.
Мужчины добродушно засмеялись. Гримлин с усмешкой оглядел своих дружков, скорчил важную рожу и довольно ядовито возразил:
— Настоящему бывалому мужчине крепкий настой хорошего вина с травами никогда еще не повредил…
— Ну-ка, ну-ка, поясни нам свою мысль, — загудели мужчины.
Гримлин скорчил значительную мину и довольно связно изложил свой взгляд на вещи:
— Чего там, ребята, запах. — Он похлопал себя по грязной, изношенной до дыр куртке. — Запашок мне не помеха. Мне же не с бабой мягкой на постели биться, на белых простынях. Мне ведь с врагом подлым на топорах сражаться. А уж он-то ко мне вряд ли принюхиваться будет…