Несущиеся от них лучи, смешавшись с молниями колец, огненными перстами ударили войско, рассыпаясь среди людей сотнями пылающих стрел. Они пробивали кольчуги, шлемы, поножи, раскаляя их, испепеляя находящихся внутри людей, которые с дикими криками все пытались сорвать с себя побелевший от страшного жара металл, прожигая пальцы до костей.
Тела, сгоревшие внутри панцирей, ставших смертельными ловушками, осыпались жалкими кучками на землю, гремя железом, а смертоносные молнии уже истребляли других живых, множась с каждым погибшим, забирая его жизненную силу.
Не в силах сражаться против налетевшего ужаса, войско дрогнуло, еще мгновение — и воины бежали бы от неизбежной смерти.
«Неужели мы еще сможем победить?» — блеснула надежда у Сагурна, но тут же погасла.
Лизардмен дрогнул, его зеленая чешуя встопорщилась наподобие птичьих перьев и тут же опала, как листья осыпаются с деревьев среди жаркого лета.
— Жрецы, вступили их жрецы! — вскрикнул молодой Понтиан и тут же упал, захлебнувшись кровью — сквозь образовавшуюся дыру магического барьера пролетело короткое тяжелое копье, пробив кольчугу и застряв в ребрах парня.
Гроциус, сила которого была отвлечена магами, восстановил преграду и кинувшиеся было вперед с поднятыми мечами повторили судьбу предшественников, корчась с окровавленными ногами на земле. Их, как и прежде, быстро, не церемонясь и не обращая внимания на вопли, передали назад, чтобы тела не мешали в случае возможного наступления, когда барьер удастся прорвать.
Курсаиты попытались смять его массой, навалившись со всех сторон, но тела первых начали так сдавливаться, плющиться о преграду, что напирающие сзади были вынуждены отступить.
Семеро жрецов соединили свои жезлы в магическую пирамиду, с острия которой сорвался тончайший черный луч, легко скользнувший сквозь преграду и заплясавший возле лизардмена.
На его оголившейся мучнистой коже стали появляться чередующиеся в особой последовательности числа и пентаграммы и каждое изображение, как будто нарисованное мягкой кисточкой, опущенной в тушь, заставляло ящера отрывать одну лапу от посоха, на котором удерживалась голова Гроциуса, чтобы стереть знак.
Глаза колдуна приняли прежний вид, с оглушительным треском лопнул черный бриллиант, заменяющий правое ухо, и похищенная душа мантикоры вырвалась на волю.
Похожая на ожившую мистическую птицу, существовавшую в волнах Хаоса, когда не было ни земли, ни неба, ничего живого, мыслящего или не наделенного разумом, она поднялась вверх и некоторое время парила над скопищем людей, выбирая жертву.
В этот момент последний нужный знак был нарисован, и лизардмен покачнулся, неспешно разваливаясь на куски. Руки все еще сжимали посох и последним усилием воткнули его в землю, чтобы скрыть волшебника от парящего в небе возмездия.
Магические кольца погасли, перстни рассыпались, посох потемнел и страшная колдовская сила чародея продолжала биться в нем, лишенная выхода, которым служили погубленные атрибуты, возможности реализоваться в реальном действии.
Душа мантикоры обрушилась с неба, охватывая прозрачными крыльями голову, стаскивая ее с изумрудного жезла, и Гроциус закричал страшно и беспомощно, раздираемый бушующей в нем бесполезной силой.
Он умирал, семь высших магов Курсайи победили его. Барьер рухнул, с визгом и воем курсаиты накинулись на горстку людей, и несмотря на явное неравенство сил, те погибли не сразу, сражаясь так, как гладиаторы, которым обещана свобода, но уже не защищая свою жизнь, а лишь отдавая ее подороже.
Сагурн сорвал с плеча мешавшую ему сумку и черный орб, лежавший в ней, мощь которого в тысячи раз увеличилась, впитав силу испустившего дух Гроциуса, взорвался, обрушив крепостную стену.
Истекающий кровью сержант, лежа на спине, понял, что взлетел на воздух не только камень — могущество умирающего Гроциуса, соединенное с разрушительностью орба снесло магическую невидимую преграду, вознесенную над стенами на недосягаемую высоту.
Его догадка тут же подтвердилась — над ним летели, занимая город, отряды боевых драконов и фениксов, возглавляемые Террандом. Мысли Сагурна путались, он не испытывал ни гнева, ни ненависти, думая, что получил разгадку.
Сам Терранд послал их на смерть, вручив ему орб, лишь назначение которого было известно солдату, но не то, как он выглядел.
«Он обманул меня, — вяло и прерывисто текла мысль, — когда сказал, что это магическая принадлежность Гроциуса и отдать ее нужно только тогда, когда он потребует».
Он усмехнулся пересохшими губами:
«Бедняга Гроциус, он и не подозревал о том, что я несу, что жизнь его нужна только до тех пор, пока он не отдаст свою силу, чтобы сломать барьер. Разве ты, ядовитый жизнелюб, расстался бы со своим существованием добровольно? Браво, Терранд, ты все предусмотрел».
И вдруг он забыл о войне, предательстве, гибели солдат. Свет луны сгустился серебристой колонной, и из нее вышла прекрасная девушка, убитая столько зим назад. Лицо ее светилось, и карие глаза сияли на нем, прозрачные руки тянулись к лежащему и губы улыбались.
«Любовь моя!» — прошептал Сагурн, и сердце его остановилось.
Глава 30
Шпиль Эзерии
Ортегиан, избранный народом Трибун Валлардии, стоял возле мраморного фонтана. Он смотрел, как журчит вода — прозрачная, словно кровь горного единорога. Ему казалось, что он может смотреть всю жизнь.
Наконец уродливый карла поднял крошечную, похожую на детскую, руку и зачерпнул ею волшебную влагу. Она растворилась на его пальцах, оставив лишь золотое мерцание.
— Все было ради этого? — спросил Конан.
Киммериец стоял в дверях Шпиля Эзерии.
Ортегиан не слышал, как тот приблизился — да и не все ли равно.
— Джанта, — прошептал он. — Эликсир жизни, который дает нам сама земля. На земле нет более сильного колдовского снадобья. Кто владеет джантой, владеет миром…
— Но запасы Валлардии истощились, — подсказал Конан.
Он неторопливо зашагал вдоль нефа.
Изнутри Шпиль походил на храм и Радгуль-Йоро, и трехлапая жаба молча взирали на пришельцев каменными глазами.
— Король Димитрис и его предки растратили все. Удивительно, как быстро может разориться страна. Когда ты взошел на престол, Ортегиан, — джанты в Валлардии почти не осталось. Но здесь, в Курсайе, она была.
Карлик поднял ладонь. В ней крошечным озерцом переливался волшебный эликсир.
— Ты прагматик, — продолжал Конан. — Твой план был прост. Захватить соседей и отнять у них запасы магического вещества. Но только как поступить с народом? Эти люди, такие глупые, такие бездарные… Они не захотят умирать только для того, чтобы ты смог набить казну золотом, а хрустальные бутыли наполнить джантой.