Морис Делез - Клинки Лемурии. Страница 59

— Вперед! — зычно скомандовал он. Весла опустились в воду, и галера начала выворачивать из-за мыса. — Гуго, приготовься!

— Уже! — мгновенно отозвался валузиец.

«Богиня Морей» выходила из-за укрытия. Всего корпус отделял пиратское судно от оконечности мыса.

— Чем стрелять, Кулл? — выкрикнул Гуго, который понятия не имел о том, что ждет их за поворотом.

— Пока ничем, просто будь готов!

— Дерьмо верблюжье! — выругался Гуго, когда «Богиня» вышла из-за скалы.

Посреди бухты двухмачтовая галера пылала, как факел. Юркая «Силья», начавшая было двигаться к берегу, завидев «Богиню Морей», быстро развернулась и пошла в обход горящего корабля, стремясь укрыться за его корпусом.

— Мне ничего не стоит подпалить ему хвост!

Гуго обернулся к Куллу, но тот отрицательно покачал головой:

— Он никуда не денется, а вот Барусу помощь действительно нужна.

Шарга повернул к берегу, и вскоре град стрел с пиратской галеры обрушился на нападавших с тыла. Битва превратилась в бойню. Увидев галеру Кулла, отступавшие к форту люди Баруса воспряли духом и остановились. Приспешники барона навалились на них с отчаянием обреченных. Расстояние быстро сокращалось. Пираты выпустили последние стрелы и выхватили мечи, а на помощь им из форта уже мчалось полсотни стрелков, на бегу сражая самых яростных врагов. Сзади то же самое делали лучники с «Богини Морей», которая не могла подойти слишком близко к берегу, чтобы не сесть на мель, как «Миральда». Прыгать же в воду и добираться до берега вплавь было бы слишком долго. Гуго крутился, точно ужаленный, выбирая подходящую цель для своего огромного арбалета, пока перед глазами у него не мелькнула до боли знакомая фигура огромного турийца, который размахивал секирой, прокладывая себе кровавую дорогу к форту. Справа и слева падали его бывшие товарищи, к которым он вдруг воспылал неистовой ненавистью. Гуго помрачнел. Не так он мечтал разрешить их давний спор! Но сейчас колебаться он не имел права. Стрелок сжал зубы и прицелился. Он видел, что его врагу никто не может противостоять, но все равно не торопился, понимая, что остановить Карима может только Кулл, а он слишком далеко от потерявшего рассудок турийца. Гуго видел, как падали под обоюдоострым лезвием его друзья, и знал, что не промахнется

— Карим! — заорал он, подчиняясь внутреннему порыву.

Как ни странно, туриец услышал и обернулся, взглядом отыскивая кричавшего. Он держал секиру в руках, и ее огромное забрызганное кровью стальное лезвие закрыло широкую грудь. Наконечник стрелы ударился о сталь, но не смог пробить ее, а лишь опрокинул державшего секиру человека навзничь. Он поднялся, очумело тряся головой, и ринулся на пиратов Баруса, но те словно вспомнили о луках. Десятки стрел, будто рой разъяренных пчел, впились в него. Некоторое время гигант-туриец еще стоял, пошатываясь, глядя на торчавшие из тела оперенные древки и словно раздумывая, умереть ему или выжить. Вдруг он взревел, не как человек, а скорее как смертельно раненный зверь, и рухнул на землю.

Все, кто был на берегу, остановились как вкопанные. Валузийцы словно по команде побросали оружие. Их оставалось слишком мало, и они вовремя вспомнили, что вовсе не жаждут умереть за барона.

* * *

«Лемурия» дрейфовала всего в двух корпусах от мрачной гранитной стены. Примерно на таком же расстоянии от нее, дальше к северу, покачивался на волнах маленький одномачтовик. Барон не находил себе места. Он мерил шагами палубу, начисто позабыв о пленнице. Он знал, что за серой гранитной стеной идет сражение, и совсем не был уверен в его исходе, а ведь еще совсем недавно не испытывал и тени сомнения! Не успел он и глазом моргнуть, как лишился двух судов, а два других искусно отсек атлант. И дернул же его демон отпустить на «Силье» сына! Если с ним что-нибудь случится, он этого себе никогда не простит! А уж Куллу и подавно!

Ни единого звука не прорывалось наружу: толща серого камня гасила все, а змеившийся в его недрах проход поглощал эхо на полпути к морю. Время стремительно летело вперед, и бешенство барона копилось, грозя прорваться наружу в любое мгновение.

Шлюпки, одна за другой, начали выскакивать из протоки. Барон замер, напряженно вглядываясь в сидевших в них людей, и в первой же увидел Кауса. Он почувствовал неслыханное облегчение и, когда сын уже стоял на палубе «Лемурии», воскликнул:

— Хвала богам, ты жив!

— Жив, отец, — ответил тот, высвобождаясь из отцовских объятий. — Но только там, — он махнул рукой в сторону острова, — понял, какого свалял дурака, напросившись участвовать в штурме.

— Что же произошло? — спросил Ридо, хотя по словам сына уже все понял.

— Этот Кулл — не человек! — изрек Каус вместо ответа и покачал головой, подумав, как погорячился, когда заявил, что собственноручно убьет пирата. — Он потопил всех, — мрачно продолжил Каус. — Пришлось бросить «Силью», иначе бы мне не жить.

— Не думай об этом! — воскликнул Ридо. — Главное, ты здесь! Хотя, — добавил он, подумав, — жаль, конечно, что все так кончилось.

— Не все так плохо, — возразил, улыбнувшись, Каус, — Выход-то теперь перекрыт! Дикарь сам себя запер! Нам остается лишь отправиться в Валузию за подмогой, и мы все вернем!

Улыбка озарила лицо Ридо. Он открыл было рог, чтобы отдать команду поднимать паруса, да так и замер с открытым ртом, а радостная улыбка превратилась в гримасу ужаса.

— Что с тобой, отец?!

Трясущейся рукой барон указал на север, где из-за стены скал выворачивала пиратская галера. Он шла по ветру, паруса цвета крови тянули ее вперед, а взобравшись на гребень волны, она показала сверкавший на солнце бронзовый клык — несущий гибель смертоносный таран.

Именно так и воспринял его барон, истошно завопив:

— К бою!

Матросы забегали по палубе, заскрипели блоки, заплескались спешно разворачиваемые паруса, но было уже поздно. Капитан Полко ясно видел, что столкновения не избежать, ибо они не успеют даже развернуться, и принялся строить бойцов, готовясь сбросить абордажную команду пиратской галеры в море, хотя и не надеялся на успех.

Ридо отрешенно взирал на эти приготовления. В который уже раз им овладевало странное оцепенение, безразличие ко всему, что станет с ним и с другими людьми. Одно он понимал ясно: он проиграл и спасения нет. У него не осталось сил даже на злость.

Зато так не думал Каус! Хоть он и не разговаривал ни разу с ненавистным атлантом, но твердо усвоил одну из проповедуемых им истин: живой трус лучше мертвого храбреца. Правда, понимал он ее на свой лад. Он схватил отца за рукав и бросился к корме «Лемурии», где хранились корабельные шлюпки. В создавшейся суматохе никто не обратил внимания ни на них, ни на матросов, которые вместе с Каусом бежали с «Сильи». Только когда закачавшаяся на волнах лодка, спущенная с флагмана, быстро пошла к ставившему паруса одномачтовику, кто-то окликнул Полко, указывая на барона и его сынка, которые удирали, бросив своих людей.